Так иной раз продолжалось часами. Редко кто разбирался в семейной путанице. Но сложные кровные узы не волновали всерьез никого из ребятишек, искренне любивших друг друга, Рутилию и ее мужа Котту, который тоже обожал их всех.
Род Аврелиев был одним из самых благородных, а Аврелии Котты, пожалуй, дольше других занимали места в Сенате и чаще прочих становились консулами. Они были богаты благодаря правильно вложенным средствам, колоссальным земельным владениям — и предусмотрительно заключенным бракам. Аврелии Котты могли позволить себе иметь много сыновей, не беспокоясь об их будущем, да и дочерей наделяли изрядным приданым.
Словом, под крышей Марка Аврелия Котты и его жены Рутилий собрались завидные женихи и невеста — красавцы как на подбор. И прекрасней всех — Аврелия.
— Безупречна! — таков был вердикт любящего роскошь Луция Лициния Красса Оратора, одного из самых настойчивых соискателей ее руки.
— Восхитительна! — так выразил свои впечатления Квинт Муций Сцевола — лучший друг и родич Красса Оратора, тоже пополнивший собою список соискателей.
— Вдохновляюща! — признал Марк Ливий Друз.
— Елена Троянская! — описывал ее Гней Домиций Агенобарб Младший, добивавшийся ее руки вместе с прочими.
Да, каждый в Риме хотел жениться на племяннице Руфа. Те немногие из претендентов, которые уже имели жен, всерьез подумывали о разводе. Развестись было просто, а приданое Аврелиев столь велико, что будущему мужу красавицы не стоило беспокоиться о потере приданого предыдущей жены.
— Я действительно чувствую себя как царь Тиндарей, когда цари вереницей шли к нему просить руки Елены, — признался Марк Аврелий Котта жене.
— Только ему-то Одиссей помог с ними разобраться, — смеялась в ответ Рутилия.
— Ну ладно, я и сам разберусь, без Одиссея! Будь что будет! Отдам ее тому, кто не добивается ее руки.
— Точно как Тиндарей, — кивнула Рутилия.
Вскоре явился и «хитроумный Одиссей» с предложением о том, как лучше разрешить проблему. Марк Котта пригласил на ужин Публия Рутилия Руфа. Когда молодежь ушла спать, разговор, как всегда, перекинулся на выбор жениха для Аврелии. Рутилий Руф слушал с интересом и предложил свое решение. Он, впрочем, не стал говорить сестре и шурину, что решение это подсказано ему только что полученным коротким письмом Гая Мария.
— Ничего сложного, Марк Аврелий, — заявил Рутилий Руф.
— Если так, то я весь внимание, — сказал Марк Котта. — Просвети меня, Улисс!
Рутилий Руф улыбнулся.
— Нет, я не могу в песне и танце рассказать об этом, подобно Улиссу, — сказал он. — Рим наших дней, увы, не Древняя Греция. Мы не можем заколоть лошадь, разрезать ее на четыре части и заставить всех поклонников Аврелии дать над ней клятву верности тебе.
— Особенно до того, как они узнают, кого из них мы осчастливим! — улыбнулся Котта. — Ах, что за романтики были эти древние греки! Нам же, боюсь, придется иметь дело с группой алчных и мелочных римлян.
— Именно, — кивнул Рутилий Руф.
— Прошу, брат, помоги же нам! — горячо попросила Рутилия.
— Я же сказал, дорогая Рутилия, что ответ прост. Позвольте девочке самой выбрать себе мужа.
Котта с женой были поражены.
— Ты уверен, что это мудро? — спросил Котта.
— Если мудрость не дает вам ответа — гоните ее прочь, — посоветовал Рутилий Руф. — Вам нет необходимости искать для нее богача. Нет нужды и бояться печально известных охотников за удачей — таких в списке ее женихов не водится. Маловероятно, что к гнездам Аврелиев, Юлиев или Корнелиев слетятся за добычей низкосортные аферисты. К тому же дочь ваша здраво мыслит, не сентиментальна и, само собой, не охоча до приключений. Она не бросит тени на вас. Кто угодно, только не она.
— Ты прав, — кивнул Котта. — Не думаю, что найдется на свете мужчина, способный вскружить Аврелии голову.
На следующий день Котта и Рутилия вызвали Аврелию в гостиную ее матери, чтобы рассказать ей о принятом решении.
Она пришла, не волнуясь, ступая спокойным, ровным шагом. Сильные ноги, прямая спина, плечи отведены назад, голова вскинута. Возможно, фигуре ее не хватало непринужденности, зато одевалась девушка с исключительным изяществом, не прибегая к помощи высоких пробковых каблуков и драгоценностей. Ее прекрасные волосы — длинные, каштановые — были собраны в тугой узел на затылке. Нежная молочно-белая кожа не ведала грима. Прямой и тонкий, словно у скульптуры Праксителя, нос не выдавал присутствия в ее роду кельтов. Сочные, темно-красные, изящно очерченные губы словно манили к лобзаниям. Подбородок с ямочкой, бледный лоб — высокий и широкий… и фиалковые глаза в оправе из длинных и тонких ресниц, над которыми, подобно черным аркам, поднимались тонкие брови.
Часто на мужских вечеринках заходили споры (редкая обходилась без того, чтобы среди гостей не оказалось двух-трех из многочисленных ее поклонников) о том, в чем же состоит знаменитая привлекательность Аврелии. Одни говорили — в ее умных и бесстрастных глазах. Другие находили особое очарование в замечательной чистоте ее кожи. Иные вспоминали о совершенстве всех черт лица. Немногие страстно шептали о губах, подбородке с ямочкой, о плавных линиях рук и ног.
— Ни то, ни другое, а все вместе, — ворчал Луций Лициний Красс Оратор. — Дураки! Она весталка на выданье — она Диана, не Венера! Недостижимость — вот в чем тайна.
— Нет, это ее фиалковые глаза! — сказал младший сын принцепса Скавра, тоже Марк, как и его отец. — Это пурпур, знак благородства! А сама она — живое, дышащее знамение!
Но когда «живое, дышащее знамение» вошла в гостиную матери, как всегда невозмутимая и безупречная, она вовсе не принесла с собой атмосферу высокой драмы. Вообще-то говоря, характер Аврелии не поощрял излишней патетики.
— Садись, дочь, — сказала Рутилия с улыбкой.
Аврелия села и сложила руки на коленях.
— Мы хотим поговорить с тобой о твоем замужестве, — сказал Котта и откашлялся, желая, чтобы она каким-нибудь вопросом помогла ему выбрать верный тон.
Но дочь просто смотрела на него с некоторым интересом — и не более.
— Что ты об этом думаешь? — спросила Рутилия.
Аврелия пожала плечами:
— Надеюсь, вы выберете кого-нибудь, кто придется мне по душе.
— Мы тоже на это надеемся, — заверил ее Котта.
— А кто тебе не по душе? — спросила Рутилия.
— Например, Гней Домиций Агенобарб Младший.
Котта счел, что она права.
— А еще кто? — спросил он.
— Марк Эмилий Скавр Младший.
— Ах, как жаль! — воскликнула Рутилия. — А мне кажется, что он очень мил.
— Это правда, он мил, — согласилась Аврелия. — Но робок.
Котта даже не попытался скрыть усмешку:
— Чем тебе плох робкий муж, Аврелия? Ведь ты могла бы командовать им!
— Хорошая жена не заправляет в доме, как центурион.
— Ладно, со Скавром покончено. Аврелия свое слово сказала. Есть еще нежелательные кандидатуры?
— Луций Лициний.
— А этот почему?
Она поджала губы:
— Толстый.
