Марк Котта встретился с деверем еще затемно и объяснил ситуацию, которая необыкновенно удивила Рутилия Руфа.
— Вот так малышка! — воскликнул он. — Какое непоколебимое целомудрие! Во всяком случае, можно быть уверенным, что она не примет неверного решения и сохранит целомудрие до конца жизни, сколько бы мужей и детей ни имела.
— Надеюсь, ты знаешь, как быть, Публий Рутилий, — сказал Котта. — Я же не вижу просвета…
— А я вижу, — уверенно сказал Рутилий Руф. — Пришли ее ко мне к десятому часу. Мы пообедаем вместе. Домой я отправлю ее в носилках, под надежной охраной — не бойся.
Когда Аврелия пришла, Рутилий Руф отослал Кардиксу и галлов в людскую, чтобы те пообедали там и подождали, пока их позовут. Аврелию же провел в триклиний и предложил устроиться на стуле с высокой спинкой.
— Я ожидаю только одного гостя, — сообщил он, сам устраиваясь на обеденном ложе. — Бррр! Холодно, да? Как насчет теплых шерстяных носков, племянница?
Любая другая девушка согласилась бы скорее умереть, чем надеть шерстяные носки — больно уж неизящно. Но только не Аврелия, лишенная излишнего кокетства, с ее поразительно трезвым умом. В триклинии действительно было холодно, а простудиться ей не хотелось. Поэтому она просто кивнула.
Вызвали Кардиксу и приказали взять у экономки носки, что было исполнено с завидною быстротой.
— Ах ты, умница моя! — сказал Рутилий Руф. Он действительно от всей души восхищался здравым смыслом племянницы, как восхищался бы красивой океанской жемчужиной, найденной на заплеванном побережье Остии. Никогда не преклонявшийся перед женщинами, он ни разу в жизни не давал себе труда задуматься над тем обстоятельством, что чувство здравого смысла встречается у мужчин отнюдь не чаще, чем у женщин. Тем естественнее Аврелия казалась ему чудесным перлом на грязной отмели людского моря, и ею он чрезвычайно дорожил.
— Спасибо, дядя Публий, — сказала Аврелия и перевела взгляд на Кардиксу, опустившуюся на колени, чтобы надеть ей носки.
Обе девушки были поглощены этим занятием, когда вошел тот самый единственный гость Публия Рутилия Руфа. Никто из них даже не отреагировал на его появление. Гость устроился на ложе по левую руку от хозяина.
Наконец Аврелия посмотрела в глаза Кардиксе и сказала ей «спасибо» с чарующей улыбкой, а затем подняла голову и посмотрела через стол на дядю и его гостя. Улыбка, предназначенная Кардиксе, еще играла у нее на лице, а на щеках проступила нежная краска. Аврелия была восхитительна.
— Гай Юлий, это дочь моей сестры, — сказал Публий Рутилий Руф учтиво. — Аврелия, позволь представить тебе сына моего старого друга — Гая Юлия Цезаря. Он — тоже Гай, как и отец, но он не старший сын.
Широко распахнутыми фиалковыми глазами смотрела Аврелия в глаза своей судьбы, и ни тени мысли об идеале римлянина, о Корнелии, матери Гракхов, не промелькнуло в ее голове. Она видела только удлиненное, типично римское лицо с длинным носом, небесно-голубые глаза, пышные, слегка вьющиеся золотые волосы и прекрасный рот. И — после недолгой внутренней борьбы с собой — Аврелия влюбилась.
Конечно, они поговорили — о том, о сем. Рутилий Руф постарался им не мешать. Он был доволен собой. Из сотен знакомых молодых людей он выбрал одного-единственного, достойного его драгоценной морской жемчужины. Он любил юного Гая Юлия Цезаря и ожидал от него в будущем славных деяний. Молодой Гай Юлий был настоящий римлянин. К тому же из прекрасной семьи. Сам стопроцентный римлянин, Публий Рутилий Руф был бы особенно доволен, если бы в результате взаимной приязни между юными Цезарем и Аврелией он, Публий Рутилий Руф, породнился со своим старинным приятелем Гаем Марием.
Обычно слишком застенчивая, чтобы пускаться в многословные беседы, Аврелия вдруг позабыла о всякой сдержанности и говорила, говорила с молодым Гаем Юлием Цезарем, говорила долго, открыто, по душам. Она узнала, что Гай состоял младшим военным трибуном в Африке при Марии и несколько раз его воинские заслуги отмечались различными почетными наградами: он получил corona muralis — крепостной венок — за битву у Мулухской цитадели, штандарт — за первую битву у Цирты, девять серебряных фалер — за вторую. Во время второго сражения под Циртой он был тяжело ранен в ногу и с почестями отправлен домой. Ей было нелегко вытянуть из него эти признания. С гораздо большим увлечением он рассказывал о подвигах своего старшего брата Секста.
И еще она узнала, что в этом году Гай Юлий назначен на монетный двор. Он был одним из троих молодых людей, которым в их предсенаторские годы предоставлялась возможность изучить систему римской экономики, разобравшись в природе денег.
— Деньги исчезают из оборота, — рассказывал Гай Юлий. — Наша работа — делать как можно больше денег. Но не ради личного обогащения. Богатство всего Рима зависит от того, сколько новых денег будет выпущено в году. Вот мы их и чеканим.
— Но как может такая основательная вещь, как монета, исчезнуть? — спросила Аврелия, хмурясь.
— Может упасть в канаву, может расплавиться в огне, — ответил Цезарь. — Некоторые монеты просто превращаются в ожерелья. Но большинство исчезает в копилках. А когда деньги лежат в кубышке, они перестают выполнять свою основную работу.
— А что это за основная работа? — спросила Аврелия, никогда не имевшая дел с деньгами, так как ее нужды были весьма незатейливы, а родители относились к ним благосклонно.
— Постоянно менять владельца. Это называется циркуляцией. Когда деньги циркулируют, то на каждого, через чьи руки они прошли, падает часть их благодати. Человек покупает товары или услуги. Одно условие: деньги должны постоянно циркулировать!
— Таким образом, вы должны восполнить те монеты, которые кто-то отложил в кубышку, — понимающе сказала Аврелия. — Однако спрятанные деньги все еще здесь, в Риме, ведь так? И что же произойдет, если огромное количество этих утаенных денег будет вдруг снова пущено в оборот?
— Тогда стоимость денег упадет.
Так Аврелия получила свой первый урок экономики.
— А сейчас мы обсуждаем, какое изображение должно быть отчеканено на монетах, — продолжал Гай Юлий Цезарь, покоренный тем, как восхищенно она слушала.
— Ты имеешь в виду образ Виктории?
— Да, например. Проще чеканить повозку с двумя лошадьми, чем с четырьмя, — вот почему Победа на наших монетах едет в биге, а не в квадриге. Но те из нас, у кого сохранилось хоть немного фантазии, хотят сделать что-нибудь более оригинальное. Деньги выпускают трижды в год, и каждый из нас троих определяет, что именно будет вычеканено в очередной раз.
— А ты уже что-нибудь выбрал? — спросила Аврелия.
— Да. Серебряный денарий, выпускаемый в этом году, будет содержать на одной стороне голову Юлия — сына Энея, а на другой — Аквы Марсии, в честь моего деда Марсия Рекса, — сказал юный Цезарь.
Потом Аврелия узнала, что летом Гай будет добиваться звания военного трибуна. А его брат Секст был выбран трибуном в этом году и собирается в Галлию вместе с Гнеем Маллием Максимом.
Когда было съедено последнее блюдо, дядя Публий усадил племянницу в крытые носилки и отправил домой под охраной, как и обещал. Второго же гостя он попросил еще немного задержаться.
— Выпьем бокал-другой неразбавленного вина, — предложил он. — Я так уже налился водой, что, чувствую, отолью сейчас целое ведро.
— Второе вели принести для меня, — улыбнулся гость.
— Ну а что ты думаешь о моей племяннице? — спросил Рутилий Руф после того, как им подали великолепного тосканского.
— Что тут можно думать? Я покорен!
— Как по-твоему, понравился ты ей, а?
— Я — ей? Пожалуй, да. Но уж я-то точно влюблен, — сказал юный Цезарь.
— Хочешь на ней жениться?
