кровяные пудинги.
— Ты говоришь об этом с большим чувством, Луций Корнелий.
— Да, конечно! — Перестав улыбаться, Сулла задумчиво стал рассматривать вино в чаше, потом посмотрел на Мария. Светлые глаза его засияли. — Они выбрали себе общего вождя, — вдруг сказал он.
— Ого! — тихо воскликнул Марий.
— Его зовут Бойорикс. Он кимбр. Кимбры — самое многочисленное племя.
— Но это кельтское имя, — заметил Марий. — Бойорикс — бойи. Очень грозная нация. Везде есть колонии бойев — в Дакии, Фракии, Длинноволосой Галлии, Италийской Галлии, Гельветии. Кто знает, может быть, много лет назад они внедрили колонию среди кимбров. В конце концов, если этот Бойорикс говорит, что он кимбр, тогда он кимбр. Они не могут быть настолько примитивны, чтобы не знать свою генеалогию.
— На самом деле они очень плохо знают генеалогию, — заметил Сулла, облокотившись на ложе. — Не потому, что они примитивны, а потому, что вся их структура отличается от нашей. Кстати, она отличается и от любого народа, рассеянного вокруг Среднего моря. Они не земледельцы, а когда у людей нет своей собственной земли, и на протяжении поколений они не занимаются этой землей, у них не развивается чувства места. Это значит, что у них нет и чувства семьи. Жизнь племенная, групповая жизнь, — если тебе так больше нравится, — для них более важна, нежели семейная. Они питаются общиной, что в их ситуации более разумно. Когда дом существует только для сна, когда там нет кухни или же когда дом стоит на колесах — проще убить крупное животное, разделать его, зажарить целиком и накормить все племя. Их генеалогия — это генеалогия племени. У них есть свои герои, о которых они слагают песни, но они приукрашивают их подвиги, сильно преувеличивая их. Вождь, живший лишь два поколения назад, уже равен Персею или Геркулесу, он уже не воспринимается как реальный человек. Их понимание места тоже лишено реальности. Положение человека — вождь, жрец, шаман — превалирует над личностью. Индивидуум становится должностью! Он отделяется от своей семьи, семья не идет за ним. И когда он умирает, должность переходит к тому, кого выберет племя. У них нет семейного права, преемственности должностей. Их представления о семье очень отличаются от наших, Гай Марий.
Сулла поднялся, чтобы налить еще вина.
— И ты по-настоящему жил среди них! — поразился Марий.
— Но я же должен был! — Отпив немного вина, Сулла добавил в него воды. — Я отвык от вина, — удивился он. — Не обращай внимания, голова моя скоро придет в норму. — Сулла нахмурился. — Мне удалось внедриться к кимбрам, пока они пытались перейти Пиренеи. Это было в прошлом ноябре, когда я возвратился к ним после встречи с тобой.
— Каким образом тебе это удалось? — пораженный, спросил Марий.
— Они начали испытывать трудности, как и все люди в период затяжной войны, — включая и нас, особенно после Аравсиона. С тех пор как вся нация, кроме стариков и ослабевших, движется как единое целое, каждый погибший воин оставляет вдову и сирот. За этих женщин отвечает племя, пока их сыновья не подрастут и не станут воинами. Вдовы стараются найти себе нового мужа среди воинов. Если женщине удастся привлечь к себе и своим детям какого-нибудь воина, ей позволяют остаться в племени. Ее повозка — это ее приданое. Хотя не все вдовы имеют повозки. И не все вдовы находят себе новых мужей. Наличие повозки, несомненно, помогает в этом. Женщинам дается срок, чтобы вновь устроить свою жизнь. Три месяца, то есть один сезон. После этого их убивают вместе с их детьми. Члены племени, у которых нет повозок, бросают жребий, решая, кому достанется освободившаяся. Они убивают и тех, кто становятся слишком старыми, чтобы приносить племени какую-то пользу. Убивают также и лишних новорожденных девочек.
Марий поморщился:
— А я-то думал, что только мы были жестокими.
Но Сулла покачал головой:
— Что такое жестокость, Гай Марий? Германцы и галлы — такие же, как и все другие. Они строят свое общество таким образом, чтобы выжить. Те, кто становятся обузой для сообщества, то есть просто ничего не могут дать, — те должны уйти. Что лучше — бросить их на произвол судьбы, без присмотра, или стукнуть по голове? Умирать медленно от голода и холода или умереть быстро и без боли? Вот как они рассуждают. Вот как они вынуждены решать эту проблему.
— Наверное, это так, — неохотно согласился Марий. — Лично мне очень нравятся наши старики. Их рассказы стоят того, чтобы давать им пищу и кров.
— Но это потому, что мы можем позволить себе содержать наших стариков, Гай Марий! Рим очень богат. Поэтому Рим может позволить себе поддерживать хотя бы некоторых из тех, кто уже не приносит пользы сообществу. Но ведь мы не порицаем обычай подкидывать нежелательных детей, не так ли? — спросил Сулла.
— Конечно, нет!
— Тогда какая разница? Когда германцы найдут родину, они станут больше похожими на галлов. А галлы, находящиеся под влиянием греков и римлян, становятся все больше похожими на греков и римлян. Наличие родины позволит германцам умерить жестокость своих законов. Они приобретут достаточно всего, чтобы кормить своих стариков и вдов, обремененных детьми. Они не горожане, они сельский народ.
Марий почесал в голове.
— Я запутался, Луций Корнелий. Вернемся к теме. Что случилось с тобой? Ты нашел себе вдову и влился в племя как воин?
Сулла кивнул.
— Именно так оно и случилось. Серторий проделал то же самое в другом племени. Вот почему мы подолгу не виделись. Только иногда, чтобы обменяться наблюдениями. Каждый из нас нашел себе вдовую женщину с повозкой. Конечно, это случилось уже после того, как мы начали жить в племени в качестве воинов.
— И племя вас не отвергло? — спросил Марий. — В конце концов, вы же выдавали себя за галлов, а не за германцев.
— Правильно. Но мы хорошо сражались, Квинт Серторий и я. А ни один вождь не пренебрегает хорошими воинами, — усмехнулся Сулла.
— По крайней мере, тебе не пришлось убивать римлян! Хотя, несомненно, ты стал бы их убивать, если бы это было необходимо.
— Конечно, — сказал Сулла. — А разве ты — нет?
— Конечно, стал бы. Любовь — для многих. Сантименты — для некоторых, — отозвался Марий. — Человек должен сражаться во имя многих и никогда во имя меньшинства. — Он повеселел. — Разве что у него будет возможность делать и то, и другое.
— Я был галлом из племени карнутов на службе у кимбров, — продолжал Сулла, которому философствование Мария было непонятно. — В самом начале весны состоялся большой совет вождей всех племен. К тому времени кимбры уже очень далеко продвинулись на запад, надеясь пройти в Испанию там, где Пиренеи ниже всего. Совет проходил в Аквитании на берегу реки Атур. Видишь ли, дошел слух, что все иберийские племена — кантабры, астуры, веттоны, западные лузитаны, васконы — собрались на испанской стороне гор, чтобы не позволить германцам вторгнуться в их земли. И на этом совете вдруг, совершенно неожиданно, возник Бойорикс!
— Я помню отчет Марка Аврелия Котты после Аравсиона, — заметил Марий. — Бойорикс был одним из вожаков, который отделился, другим был Тевтобод из тевтонов.
— Он очень молод. Ему около тридцати, не больше. Чудовищно высокого роста, сложен, как Геркулес. Огромные ступни. Но что интересно — ум у него сродни нашему. Галлы и германцы воспринимают жизнь настолько непохоже на то, как это делают обитатели Внутреннего моря, что нам их образ мыслей кажется варварским! Но Бойорикс выказал себя за прошедшие девять месяцев совсем другим варваром. Во-первых, он умеет читать и писать — на латыни, не на греческом. Я, наверное, уже говорил тебе, что, когда галл грамотен, он предпочитает латынь, а не греческий.
— Бойорикс, Луций Корнелий! — напомнил Марий.
Улыбнувшись, Сулла продолжил:
