— Ты возражаешь против небольшого насилия? — осведомился Сулла.
— Нет, когда требуется защитить право Сената решать, как тратить государственные деньги, — ответил Цепион.
— Сейчас как раз тот случай, — сказал Сулла. — Народ никогда не имел права тратить деньги города. Пусть народ принимает законы, мы не возражаем. Но право Сената — предоставлять требуемые этими законами суммы. И Сенат имеет право отказать закону в финансировании. Если нас лишают нашего исконного права контролировать финансы — тогда мы лишены вообще всякой власти. Деньги — единственный для нас способ объявить законы народа не имеющими силы, когда мы с ними не согласны. Вот так мы поступили с законом о зерне Гая Гракха.
— Мы не будем мешать Сенату голосовать за деньги, когда этот закон о зерне пройдет, — сказал Метелл Поросенок, совершенно не заикаясь. Среди друзей он не заикался.
— Конечно, нет! — воскликнул Сулла. — Мы не будем возражать и против его прохождения. Но в любом случае мы в состоянии слегка показать Луцию Апулею нашу силу.
Таким образом, когда Сатурнин призывал голосовать за свой закон о зерне, почти вся толпа находилась во Фламиниевом цирке, и собрание проходило организованно, спокойно. Цепион привел на нижний Форум человек двести. Вооруженные дубинками и поленьями, парни с мощной мускулатурой — бывшие гладиаторы. Теперь они нанимались на любую работу, где требовалось применить силу или, скажем, кого-нибудь отлупить. В авангарде шли те самые пятьдесят, кто накануне собирался в доме Метелла. Цепион был общим лидером. Луция Корнелии Суллы среди них не было.
Сатурнин пожал плечами, равнодушно наблюдая, как эта банда движется через Форум, потом повернулся к голосующим и распустил собрание.
— Никому не проломят голову по моей вине! — крикнул он. — Идите по домам, приходите завтра! И мы примем наш закон!
На следующий день люди явились вновь, вчерашних парней на Форуме не оказалось, и закон о зерне был принят.
Сатурнин встретил Цепиона в храме Юпитера Наилучшего Величайшего, где собирались сенаторы. Консул Валерий Флакк посчитал, что здесь они будут в безопасности и смогут спокойно обсудить финансирование закона.
— Все, что я пытался сделать, ты, тупой идиот, — сказал Сатурнин Цепиону, — это провести закон на юридически обоснованно созванном Собрании. Толпы не было, атмосфера мирная, предзнаменования безукоризненные. И что же происходит? Ты и твои кретины-друзья приходят, чтобы проломить несколько голов? — Он повернулся к собравшимся вокруг сенаторам. — Не меня вините за то, что закон мы вынуждены были принимать среди двадцати тысяч простолюдинов! Вините этого дурака!
— Этот дурак винит себя за то, что не использовал силу там, где сила могла решить все! — закричал Цепион. — Мне следовало убить тебя, Луций Апулей!
— Спасибо, что сказал это в присутствии беспристрастных свидетелей, — молвил Сатурнин, улыбаясь. — Квинт Сервилий Цепион Младший, я официально обвиняю тебя в измене. Ты пытался препятствовать народному трибуну выполнить свой долг, ты угрожал неприкосновенной личности народного трибуна.
— Ты оседлал норовистого коня и рискуешь упасть, Луций Апулей, — вмешался Сулла. — Слезай, парень, пока этого не случилось.
— Я выдвинул официальное обвинение против Квинта Сервилия, почтенные сенаторы, — повторил Сатурнин, игнорируя Суллу как пустое место. — И теперь этот иск можно направить в суд по делам измены. Сегодня я здесь, чтобы потребовать денег для моего закона.
Присутствовало меньше восьмидесяти сенаторов, хоть помещение и считалось безопасным. И ни одного важного лица. Сатурнин смотрел на них презрительно.
— Мне нужны деньги, чтобы купить хлеб для народа Рима, — сказал он. — Если их нет в казне, советую занять их где-нибудь. Ибо деньги я все равно получу!
И Сатурнин получил свои деньги. Разъяренному, протестующему Цепиону, финансовому квестору, приказали отчеканить монеты из запаса серебра в храме богини Опы и заплатить за зерно без промедления.
— Увидимся в суде, — ласково простился Сатурнин с Цепионом, когда собрание закончилось. — Я намерен доставить себе огромное удовольствие и судить тебя сам.
Но в этом он превысил свои возможности. Всадникам, членам жюри, Сатурнин не понравился. Им больше по душе был Цепион.
А тут и Фортуна показала, что она на его стороне. Как раз в середине речи защитника пришло письмо, где сообщалось, что отец обвиняемого, Квинт Сервилий Цепион, скончался в Смирне, одинокий — окруженный лишь своим золотом. Цепион Младший горько плакал, жюри было тронуто, и обвинение сняли.
Предстояли выборы, но никто не хотел быть ответственным за них, потому что каждый день толпы продолжали собираться на Форуме, а зернохранилища так и оставались пустыми. Младший консул Флакк настаивал: надо подождать с выборами. Пусть время докажет, что Гай Марий не может принимать в них участие. Хотя Луций Валерий Флакк и был жрецом Марса, в робком фламине почти ничего не было от воинственного бога. Флакк не хотел рисковать собой, руководя выборами в подобной обстановке.
Марк Антоний Оратор провел очень успешную трехгодичную кампанию против пиратов Киликии и Памфилии. Он закончил ее из своего штаба в восхитительно космополитическом и культурном городе — Афинах. Здесь к нему присоединился его хороший друг Гай Меммий, который по возвращении в Рим после губернаторства в Македонии был привлечен к суду за вымогательство. Его судили вместе с Гаем Флавием Фимбрией, его сообщником в мошенничестве с зерном. Фимбрия понес суровое наказание, а Меммий был осужден с перевесом лишь в один голос. Он выбрал местом ссылки Афины, потому что его друг Антоний провел там много времени. Поддержка Антония — вот что требовалось Меммию. Он хотел подать апелляцию в Сенат с просьбой отменить обвинение. То, что он мог позволить себе такие большие расходы, объяснялось простой случайностью. Еще в бытность свою губернатором Македонии он наткнулся на тайник с золотом в захваченной деревне племени скордисков — на сумму в сто талантов. Как Цепион в Толозе, Меммий не видел причины с кем-то делиться. Он и не стал этого делать. Но в Афинах некоторое количество монет он насыпал в подставленную ладонь Антония. И через несколько месяцев был вызван в Рим и вновь занял свое место в Сенате.
Поскольку война с пиратами закончилась, Гай Меммий ждал в Афинах, пока Марк Антоний Оратор тоже будет готов отправиться домой. Их дружба крепла, и они решили вместе выставить свои кандидатуры на должность консулов.
Был конец ноября, когда Антоний привел свою небольшую армию на пустое Марсово поле и потребовал отметить триумф. На что Сенат, собравшийся в безопасном храме Беллоны, с удовольствием дал согласие. Однако Антонию сказали, что с триумфом придется подождать до десятого декабря, поскольку еще не проведены выборы в трибунат и Форум до сих пор забит простым людом. Есть надежда, что выборы трибунов состоятся и они приступят к своим обязанностям одиннадцатого декабря; но о триумфальном шествии по городу в такой ситуации не может быть и речи. Так сказали Антонию.
Антоний понимал, что не сможет баллотироваться в консулы, потому что, пока его триумф не будет отмечен, он должен оставаться за пределами померия — священной границы города. У него еще сохранялась предоставленная ему власть, а это ставило его в положение, равноценное положению иноземного царя. А если он не имел права войти в Рим, то не мог и выставить свою кандидатуру на консульских выборах.
Однако успешно законченная война сделала его очень популярным среди торговцев зерном и других деловых людей. Теперь движение по Средиземному морю сделалось менее опасным и более предсказуемым. При желании Антоний легко стал бы старшим консулом, обойдя даже такого соперника, как сам Гай Марий. Несмотря на причастность к хлебным махинациям, шансы Гая Меммия также были неплохими, поскольку он был бесстрашным врагом Югурты и отважно сражался с Цепионом, когда тот возвратил Сенату право судить за вымогательство. Как сказал Катул Цезарь Скавру, принцепсу Сената, оба претендента пользовались популярностью и среди всадников, большинство которых составляли первый и второй классы, что было на
