восхищение — это дать ему денег на предвыборную кампанию. Пятьдесят человек, которые потом сопровождали Главцию, были все приглашены на вечеринку. Но — никаких женщин. В результате получилась лишь дикая пьянка.
На рассвете все чувствовали себя ужасно, однако пришлось идти с Главцией, чтобы поддержать его. Хорошей идеей показалось взять с собой дубинки. Главция проглотил рвотное, принял ванну, облачился в белую тогу и отправился на презентацию с раскалывающейся от боли головой.
Увидеть безукоризненно одетого, смеющегося Меммия, его красивую голову — как победительна была его осанка! — нет, перенести это расстроенные нервы Главции уже не смогли. И он ответил на замечание Меммия жестокой колкостью, а когда Меммий сорвал с него тогу, Главция окончательно утратил над собой контроль. Теперь дело сделано, и ничего уже не поправить. Все его будущее разбито вдребезги — ничего не стоящие осколки, рассыпанные вокруг измочаленной головы Меммия.
Молчаливое присутствие Сатурнина в таблинии явилось новым ударом. Главция начинал понимать, что натворил. Последствия его поступка постепенно вырисовывались все очевиднее. Главция разрушил карьеру не только свою, но и, по всей вероятности, своего лучшего друга. А этого он вынести не мог.
— Скажи хоть что-нибудь, Луций Апулей! — воскликнул он.
Моргнув, Сатурнин чуть оживился.
— Я думаю, нам осталось одно, — спокойно проговорил он. — Мы должны привлечь на свою сторону толпу и использовать ее, чтобы заставить Сенат дать нам постановление о смягчающих обстоятельствах для тебя и гарантию, что никто из нас не пойдет под суд. Я послал Тита Лабиена за Луцием Эквицием, потому что с ним легче склонить толпу на нашу сторону. — Он вздохнул, согнул-разогнул руки. — Как только Лабиен придет сюда, мы отправимся на Форум. Нельзя терять время.
— Я тоже должен пойти? — спросил Главция.
— Нет. Ты останешься здесь с твоими людьми. Пусть Гай Клавдий вооружит своих рабов. И не впускайте никого, пока не услышите знакомый голос — мой, Лабиена или Сауфея. — Он встал. — К ночи я должен взять Рим под контроль. Иначе я тоже погиб.
— Откажись от меня! — вдруг сказал Главция. — Нет никакой необходимости в том, что ты задумал! В ужасе от моего поступка всплесни руками, а потом возглавь тех, кто потребует моего осуждения. Это — единственный путь. Рим еще не готов для новой формы правления! Это голодная толпа. Конечно, ее уже тошнит от неумелого правления. И безусловно, она хочет хоть какой-то справедливости. Но она не готова разбивать головы и рвать глотки. Они будут приветствовать тебя, пока не охрипнут, но убивать ради тебя они не станут.
— Ты неправ, — возразил Сатурнин, у которого возникло ощущение, словно он идет по вате, легкий, свободный, неуязвимый. — Гай Сервилий, всех этих людей, заполняющих наш Форум, значительно больше, чем легион, и они сильнее, чем армия! Разве ты не видел, как политики опустились на колени? Ты не видел, как пошел на попятный Метелл Капрарий в отношении Луция Эквиция? И без всякого кровопролития! Форум видел драки сотен людей, но раньше их никогда не собирались сотни тысяч! Никто не намерен игнорировать толпу, но, чтобы она проламывала головы и рвала глотки, вооружать ее вовсе не обязательно. Их сила — в их массе! А массу я могу контролировать. Все, что мне нужно, — так это мои речи. Доказательство моей преданности их делу. И еще — помощь от Луция Эквиция. Кто может противостоять человеку, который управляет этой толпой, как гигантским осадным орудием?
— Гай Марий, — сказал Главция.
— Нет, даже Гай Марий не может! Во всяком случае, он с нами.
— Нет, не с нами, — возразил Главция.
— Он может думать, будто он не с нами, но толпа приветствует его так же, как меня и Луция Эквиция. Вот что заставит политиков видеть его в том же свете, что и нас! Я не прочь разделить власть с Гаем Марием — ненадолго. Он стареет, у него уже был удар. Что более естественно для него, чем умереть от второго удара? — нетерпеливо спросил Сатурнин.
Главция почувствовал себя лучше. Он выпрямился в кресле и посмотрел на Сатурнина со смешанным чувством сомнения и надежды:
— А это сработает, Луций Апулей? Ты действительно думаешь, что у нас может получиться?
Сатурнин воздел руки к потолку с улыбкой дикой радости на лице. Он был твердо уверен в своей правоте.
— Все так и будет, Гай Сервилий. Предоставь все мне.
Итак, Луций Апулей Сатурнин направился из дома Гая Клавдия к ростре на Форум в сопровождении Лабиена, Сауфея, Луция Эквиция и еще десяти-двенадцати сторонников. Он пересек вершину холма, чувствуя, что должен появиться с высоты, как полубог, спустившийся оттуда, где полно храмов и богов. Поэтому первый его взгляд на Форум был брошен с верхней ступени Гемонии — лестницы, высеченной в скалистом склоне Капитолийского холма, откуда крючьями стаскивали тела казненных. С этих ступеней он хотел низойти, как царь. Но шок заставил его остановиться. Толпа! Где же толпа? Ушла домой. Квесторские выборы закончились накануне. А так как на Форуме больше ничего не планировалось, то не было и смысла туда возвращаться. И ни одного сенатора нигде не было видно. Ведь все события дня происходили на зеленом поле септы.
Однако на Форуме имелись люди. Тысячи две-три горлопанов из числа малоуважаемого люда бродили по Форуму — крича, потрясая кулаками, требуя хлеба у пустого воздуха. Слезы разочарования готовы были брызнуть из глаз Сатурнина. Но потом он еще раз посмотрел на этих упорных людей и принял решение. Они подходят ему. Их вполне достаточно. Он использует их как головной отряд. С их помощью он опять привлечет на Форум большую толпу, потому что они смешивались с этой большой толпой, а он — нет.
Жалея, что некому возвестить о его появлении, Сатурнин спустился с лестницы и прошел к ростре. Его маленький отряд сторонников начал подзывать толпу послушать Луция Апулея.
— Квириты! — уважительно обратился он к черни среди всеобщих выкриков и поднял руки, призывая к тишине. — Квириты! Сенат Рима готов подписать нам смертные приговоры! Меня, Луция Апулея Сатурнина, а также Луция Эквиция и Гая Сервилия Главцию собираются обвинить в убийстве любимца аристократов! В убийстве женоподобной куклы, которая баллотировалась в консулы с единственной целью — заставить тебя, народ Рима, голодать и дальше!
Люди, собравшиеся у ростры, слушали молча, неподвижно. Сатурнин черпал уверенность и энергию у своих внимательных слушателей. Он продолжал развивать тему:
— Почему вы не получили зерна даже после того, как я провел свой закон, способный хоть как-то обеспечить вам скудную пищу? Как вы считаете — почему? Потому что первый и второй классы нашего города предпочитают покупать поменьше, а продавать подороже! Потому что первый и второй классы нашего города не хотят, чтобы ваши голодные рты повернулись к ним! Они считают вас кукушонком в своем гнезде! А изысканный Рим не нуждается в кукушонке! Вы, простые люди и низшие классы, вы больше не имеете никакого значения — теперь, когда все войны выиграны, а добыча надежно упрятана в казне! «Зачем же тратить это добро, чтобы наполнить ваши никому не нужные желудки?» — спрашивает Сенат Рима, отказываясь выдать мне деньги, которые нужны, чтобы купить для вас хлеб! Очень кстати окажется и для Сената, и для богатеев, если несколько сотен тысяч желудков иссохнут так, что их обладатели перемрут с голода! Вообразите только! Деньги сохранены, вонючие, переполненные инсулы пусты — каким зеленым и просторным может стать Рим! Там, где вы вынуждены жить в стесненных условиях, они будут разгуливать в увеселительных парках. В их кошельках будут звенеть монеты, а их желудки будут наполнены яствами. Они вовсе не думают о вас! Они рады от вас избавиться — а что может быть лучше, чем искусственно вызванный голод?
Конечно, он завоевал их. Они взвыли, как разъяренные псы, ропот наполнил воздух опасностью, а сердце Сатурнина — торжеством.
— Но я, Луций Апулей Сатурнин, так долго и так упорно боролся за то, чтобы накормить вас, что теперь меня хотят уничтожить за убийство, которого я не совершал!
Отличный ход! Он ведь действительно не совершал убийства. Он говорил правду и мог сказать ее так, чтобы эта правда звенела в каждом его слове.
— Вместе со мной погибнут все мои друзья — они и ваши друзья тоже. Вот здесь Луций Эквиций, наследник имени и стремлений Тиберия Гракха! И Гай Сервилий Главция, который так блестяще
