легат, расположился по другую сторону, Луций Корнелий Сулла занимал место между ними. Они были заняты утомительным и ненавистным для них делом, достойным бюрократов, но не воинов: просматривали счета. За маловажностью занятия обходились без секретарей и писцов.
— Гай Марий, прошу прощенья, что прерываю… — неуверенно начал Серторий.
Что-то в его тоне заставило всех троих поднять головы и пристально посмотреть на дежурного трибуна.
— Считай, что прощен, Квинт Серторий. Что случилось? — спросил Марий, улыбаясь.
— Наверное, я напрасно вас отвлекаю… Но здесь, у входа, один лигурийский конник, который упорствует в желании увидеть Гая Мария. Зачем — не говорит.
— Рядовой, лигуриец… — повторил Марий задумчиво. — А что говорит его трибун?
— Он не поставил в известность трибуна.
— О, так это секрет? И почему же я должен его принять, Квинт Серторий?
Серторий ухмыльнулся:
— Знал бы я почему… Говорю честно — понятия не имею. Но что-то подсказывает мне, что тебе стоит выслушать его, Гай Марий.
Марий отложил документы:
— Пусть войдет.
Вид начальства ничуть не смутил Публия Вагенния.
— Вот это и есть Публий Вагенний, — доложил Серторий, готовясь снова уйти.
— Останься, Квинт Серторий, — велел Марий. — Итак, Публий Вагенний, что у тебя ко мне за дело?
— Много чего разного, — ответствовал Публий Вагенний.
— Ну так давай, выкладывай.
— Сейчас, сейчас. Вот только решу, что лучше: сразу выложить все, что знаю, или предложить сделку.
— А первое связано со вторым? — полюбопытствовал Авл Манлий.
— Еще как!
— Тогда начни сразу с конца, — посоветовал Марий. — Я не люблю окольных разговоров.
— Улитки! — выпалил Публий Вагенний.
Все четверо посмотрели на него, но ничего не сказали. Солдат продолжал:
— Я знаю, где добыть улиток. Самых больших и самых сочных. Вы таких и не видывали!
— Так вот почему от тебя несет чесноком, — молвил Сулла.
— Кто же ест улиток без чеснока! — удивился Вагенний.
— Хочешь, чтобы мы помогли их собрать? — насмешливо поинтересовался Марий.
— Я хочу получить концессию, — пояснил Вагенний. — И чтоб меня свели в Риме с нужными людьми, которые заинтересуются поставками улиток.
— Вот оно что! — Марий посмотрел на Манлия, Суллу, Сертория. Никто из них не улыбался. — Хорошо, считай, что получил свою концессию. А где же сделка? Что ты дашь мне взамен?
— Я нашел путь на гору.
Сулла выпрямился.
— Ты нашел путь на гору? — медленно повторил Марий.
— Ага.
Марий встал из-за стола:
— Покажи.
Публий Вагенний уклонился:
— Покажу потом обязательно. Но не раньше, чем мы окончательно разберемся с улитками.
— Они что, не могут подождать? Расползутся? — Глаза Суллы зловеще засверкали.
— Нет, Луций Корнелий, подождать они не могут, — отрезал Публий Вагенний, мимоходом показав, что знает все начальство по именам. — Путь на вершину горы лежит прямо через мою плантацию улиток. Она — моя! К тому же там — лучшие в мире улитки. Вот, — он развязал свою сумку, осторожно извлек раковину в восемь дюймов длиной и положил на стол перед Марием.
Римские военачальники в полной тишине пристально смотрели на раковину. Попав на прохладную и скользкую поверхность стола, улитка, проголодавшаяся во время тряского путешествия в суме, обрадовалась отдыху. Студенистая масса выступила из-под раковины, сзади вытянулся мясистый хвост, спереди показалась тупоконечная голова, расправились рожки.
— Вот это улитка! — поразился Гай Марий.
— Да уж! — согласился Квинт Серторий.
— Мы бы могли накормить такими целую армию, — сказал Сулла, который и за столом оставался консерватором и улиток любил не больше, чем грибы.
— Вот о чем я и толкую! — вскричал Публий Вагенний. — Я не хочу, чтобы эти жадные mentulae, — (его слушатели так и подскочили от неожиданности), — порастащили моих улиточек! Там их, конечно, много, но пятьсот алчных чавок сожрут всех, счавкают их до единой! А я хочу перенести их поближе к Риму и выращивать там. Не позволю, чтоб мою плантацию затоптали! Хочу концессию! Хочу спасти моих слизнячков от этих армейских прожорливых потаскух!
— Да уж, точно, армия полна прожорливых потаскух, — серьезно согласился Марий.
— Между прочим, — заговорил Авл Манлий с акцентом, выдающим представителя высшего света, — могу поспособствовать тебе в твоем деле, Публий Вагенний. У меня есть клиент из Тарквинии — это в Этрурии, знаешь ли, — который исключительно занимается чрезвычайно прибыльным делом на Деликатесном рынке — это в Риме, знаешь ли. Он торгует улитками. Его имя Марк Фульвий — не из благородных Фульвиев, конечно, понимаешь ли. Года два назад я дал ему немного денег, помог начать дело. Теперь он процветает. Думаю, увидев эту поистине величественную улитку, он будет счастлив заключить с тобой хороший договор.
— Буду премного тебе обязан, Авл Манлий, — важно кивнул кавалерист.
— А теперь показывай дорогу в гору, — потребовал Сулла, еле сдерживая нетерпение.
— Сейчас, сейчас… — Вагенний повернулся к Гаю Марию, который с видимой скукой полировал свои сандалии. — Пусть сначала главнокомандующий подтвердит, что плантация — за мной.
Гай Марий прекратил чистить сандалии и распрямился.
— Публий Вагенний, — произнес он, — ты мне решительно нравишься. Светлая голова, деловая хватка и сердце патриота. Даю тебе слово, что твоя плантация не пострадает. А теперь, пожалуйста, отведи нас туда.
Чуть позже они двинулись в путь, прихватив с собой опытного военного инженера. Чтобы сэкономить время, ехали верхом: Вагенний — на своем лучшем коне, Гай Марий — на немолодом, изящном лошаке, которого он берег для парадов; Сулла отдал предпочтение мулу. Авл Манлий с Квинтом Серторием ехали чуть поотстав.
— Ничего трудного, — заверил инженер, осмотрев засыпанный пеплом кратер. — Я построю отличную лестницу до самого верха.
— Сколько времени это займет? — спросил Марий.
— Понадобится несколько повозок с досками, маленькие брусья… И два дня — если работать день и ночь.
— Тогда приступай немедленно, — распорядился Марий. На Вагенния он посмотрел с нескрываемым уважением: — Уж не от горного ли козла ты ведешь свой род, если сумел сюда взобраться?
— Родился в горах, воспитывался в горах, — похвастался Вагенний.
— Пока не построят лестницу, твои улитки в безопасности. А потом я лично за ними присмотрю. — Так обещал Марий.
Через пять дней крепость у реки Мулухи перешла в руки Гая Мария — вместе с целым кладом серебряных монет и слитков, с тысячью талантами золота и с двумя сундучками. Один был битком набит прекраснейшими карбункулами, отливавшими кровавым огнем; второй — камнями, которых не видел еще никто и никогда. Это были гладкие прозрачные кристаллы, с одного конца ярко-розовые, а с другого — темно-зеленые.
