Путешествия… Нет, я не готов был стать ее спутником, даже если она и была готова к этому. Может быть, теперь…
Похоже, Меланэ немного расслабилась. Вместо маски напряженной невозмутимости на ее лице появилось выражение строгости и мягкости одновременно.
— Она любила вас?
У Эгона ушло немало времени на то, чтобы смириться ответом.
— Скорее, любила того, в кого я должен был когда-нибудь превратиться.
— Именно поэтому она сказала, что вернется?
Это действительно вопрос, вопрос из любопытства, а не очередное испытание. Эгон может позволить себе признаться, что не ведает ответа.
— Я не знаю, действительно не знаю, почему она сказала это.
«А также не знаю, почему она сказала это в тот момент, когда уже находилась в сфере и была недосягаема…»
— Но вы все еще верите, что она вернется.
Он улыбается.
— Если бы ты задала этот вопрос десять минут назад, я бы ответил «нет». А теперь отвечу: не знаю. Механика Путешествия позволяет это. Темпоральные парадоксы Путешествия иногда дают шанс вернуться, ничуть не состарившись. Или чтобы разница в возрасте исчезла. Но, возможно, она никогда не вернется. Но… я выбрал ожидание. Я решил находиться здесь, независимо от того, вернется она или нет. Я останусь здесь. — Он снова улыбается, почувствовав, как к нему возвращается уверенность. — Я здесь.
На лице Меланэ начинает проявляться ответная улыбка, но она тут же отводит глаза в сторону. Потом спрашивает нарочито нейтральным тоном:
— У вас никогда не было других женщин?
Эгон готов засмеяться, но понимает, что сейчас смеяться нельзя. Она теперь хочет говорить о себе, а не о нем. У него мелькает мысль о возможных последствиях его ответа — но что еще он может сказать, кроме правды?
— Конечно, были, Меланэ. — И продолжает легким тоном: — Это тебя шокирует?
— Знать, что вы нормальный человек? — парирует девушка, глядя ему прямо в глаза. — Нет, я чувствую облегчение.
Ответ столь неожиданный, что он не может сдержать смех. Но Меланэ даже не улыбается и произносит спокойно:
— Значит, и у меня есть шанс.
Смех Эгона мгновенно обрывается.
— Меня нельзя считать героиней бульварного романа, — продолжает она после короткого молчания. — А вас не назовешь тупицей.
— Да, пожалуй, не совсем, — бормочет Эгон. Он уже думал, что она рано или поздно признается, в своем обычном агрессивном тоне, но не предполагал, что так рано.
— Ты заметила, — негромко говорит он, — что стала вновь обращаться ко мне на «вы»?
Она мгновенно бледнеет. И бросает, стиснув зубы, не глядя на него:
— Отеческий образ. Так лучше. Эротичнее.
Он встревоженно наклоняется к ней; такого тона он давно не слышал.
— Не нужно так, Меланэ, не нужно. Не отвергай того, что ты чувствуешь.
— А вы, вы не отвергаете этого? — огрызается она все тем же жестким тоном.
— О, нет, Меланэ. Талита тоже была своего рода «материнским образом» для меня. Об этом мне говорили другие, об этом думал я сам. И это было правдой. Но было и многое другое, я знал это, и она тоже знала.
— Но я не… — на этот раз ее голос срывается, и она начинает сначала более низким голосом. — Я не Талита.
Эгон молча смотрит на нее. Неожиданно его разбирает смех, потому что ему в голову пришла фраза, и эта фраза объясняет ему, насколько он был слеп, несмотря на весь свой опыт. Он протягивает руку и поворачивает к себе это изменчивое лицо — единое в трех ипостасях и такое разное в профиль, в пол- оборота, анфас: три облика одной личности. И произносит с улыбкой;
— Нет, конечно, ты не Талита. И именно поэтому у тебя есть шанс.
Две недели. Это продолжается две недели. И на протяжении этих двух недель Меланэ становится все спокойнее и спокойнее, словно ее охватила уверенность, природу которой Эгон не может понять. Каждый раз, когда он пытается расспросить ее, она с едва заметной улыбкой прикладывает палец к губам; все его уловки наставника не срабатывают, он должен признать это. Он продолжает наблюдать. И слушать.
По мере того, как проходят дни и Меланэ кажется все более уверенной (но в чем?), Эгон чувствует, как исчезает его уверенность под влиянием какого-то противоположного процесса. Чего она хочет? Что она переживает? А он, как он собирался вести себя? Как он ведет себя в действительности? Краткое прозрение в саду — это не Талита, он может, он имеет право (он обязан?) позволить проявиться своей нежности к ней — это освободившее его прозрение больше не повторяется. Правильно ли он поступил? Или это было ошибкой?
Он отдает себе отчет в том, что на самом деле старается избежать единственного достойного внимания вопроса: верит ли она, что любит его, или она сознает, что дело совсем в ином? Он был готов поспорить, что она не любит его и что скорее поймет это, разделяя с ним ложе. Но если все не так? Если вместо того, чтобы избавить ее от душевных страданий, он, напротив, еще глубже погружает ее в отчаяние? Кажется, она не требует от него ничего сверх того, что он дает ей, но и это может быть маской. Что же скрывается за ней?
В конце второй недели он не выдерживает. После любовных объятий он задает ей вопрос, включающий в себя все прочие вопросы:
— А твое Путешествие, Меланэ?
— Хорошо, что ты спросил, — отвечает она спокойно. — Я отправляюсь завтра.
Эгон молчит. Девушка кладет руку на его обнаженную грудь. Это не ласка, а всего лишь стремление к физическому контакту.
— Ты хочешь, чтобы я осталась? — весело спрашивает она. Но он хорошо видит, что голубые глаза смотрят на него необычайно пристально. Он медленно качает головой:
— Нет, конечно, если ты решила уйти.
— Я сейчас говорю с Эгоном, а не с наставником. — Ее голос отчетлив, как никогда, и в вопросе нет ни малейшей двусмысленности. — Ты хотел бы, чтобы я осталась?
Ни малейшей лазейки. Он должен ответить.
— Я всегда полагал, что ты уйдешь, — медленно произносит он. Она не убирает руку, лежащую на его груди.
— Я тоже так считала. Но я хотела бы… проверить.
Он озадаченно всматривается в ее лицо, стараясь не поддаваться чувству облегчения. Не слишком ли она спокойна? Она глубоко дышит, и Эгон чувствует, что она заставляет себя не прерывать физический контакт между ними.
— Я люблю тебя, Эгон. Или думаю, что люблю; все равно результат будет тем же. Я мыслю, следовательно, я существую. — На ее лице мелькает безрадостная улыбка. — Я не могу, не хочу оставаться здесь, чтобы разобраться, люблю ли я тебя в действительности или не люблю, как ты считаешь. Ожидание было бы слишком тяжело. Я никогда не умела ждать. И из меня, видишь ли, не получится хорошей наставницы.
Эгон чувствует, как ее рука вздрагивает на его сердце. Он кусает губы, чтобы заставить себя молчать, и девушка продолжает:
— Кроме того, я все время думаю о ней. Значит, я должна уйти. Вот и все.
И она убирает руку. Она больше не может выносить контакт между ними. Она обхватывает руками свои колени, стараясь сдержать нервную дрожь. Но она все так же прямо смотрит в глаза Эгону, бросая ему вызов, умоляя его, стараясь заставить его правильно сыграть свою роль.
