Он начинает говорить не сразу, просто потому, что не может. Жесткий, ох, и жесткий же характер у этой девицы! Разорвать все узы разом, грубо, чтобы избавиться от него (избавить его от себя?) единственным способом: уйти. Завтра. Она же ничего не говорила ему раньше! На протяжении двух недель она не обмолвилась ни единым словом. И он не смог ничего понять!

Он прислоняется к спинке кровати, натягивает на себя простыню: ему холодно.

— Будут другие Эгоны, — произносит он наконец.

— Я знаю. Может быть, я столкнусь с хорошим Эгоном в подходящий момент.

— Ты будешь искать его?

Взгляд голубых глаз внезапно уходит в сторону.

— Поживем — увидим.

После продолжительного молчания Эгон негромко говорит:

— Я предпочел бы, чтобы… чтобы ты ушла по-другому, Меланэ.

— Но у Путешественниц есть свои мотивы для ухода.

Он хотел бы прикоснуться к ней, но не может. Он хотел бы говорить, заполнить словами внезапно разверзшуюся между ними пропасть… На глазах появляются слезы, и ему приходится совершить усилие, чтобы сдержать их поток. Девушка встает. Сквозь слезы он плохо видит выражение ее лица. На несколько мгновений она останавливается возле него, затем легко касается мокрой щеки и тихо говорит страшные слова:

— Мне очень жаль.

После этого она исчезает.

* * *

Когда на следующий день она вступила на Мост, Эгон работал со своей группой стажеров. Он больше не видел ее. Он ждал всю ночь; она должна была прийти, она не могла исчезнуть просто так! Но она ушла. Утро прошло, и Эгон не помнил, что он говорил стажерам. Потом он обедал. После нескольких глотков он ушел из столовой, чтобы направиться куда-нибудь, куда угодно, где никого нет.

Он осознал, что находится перед дверью в комнату Меланэ. Записка! Может быть, она оставила записку? Он презирает себя за эту надежду, но все же толкает дверь. Разумеется, комната не выглядит опустевшей; все осталось на своих местах. Путешественники ничего не берут с собой. Аккуратно заправленная постель, на стене над ней гитара. Письменный стол… Эгон вздрагивает: стекло в дверце небольшого книжного шкафа разбито. Осколки, упавшие на пол, убраны, но небольшие кусочки стекла все же поблескивают среди пятен крови, запачкавшей ковер.

— Она порезалась сегодня ночью, — раздается позади Эгона голос Тенадена. — Она поскользнулась и пыталась удержаться на ногах, опираясь на дверцу шкафа. Стекло не выдержало, и…

Странный тон Тенадена, странный взгляд… Он хочет сказать ему что-то совсем другое…

— Бедняжка очень глубоко порезалась. Она просила, чтобы вас не будили. Вирри зашивал порезы часа два, не меньше. Несмотря на раны, она настаивала, чтобы ее уход не откладывали… Бывает, что травмы исчезают во время Путешествия, для этого нужно, чтобы сознание было подготовлено. Мы не стали удерживать ее.

— Она порезалась, — тупо повторяет Эгон. Ужасное ощущение, что ты должен проснуться, но тебе это никак не удается.

— Да, она сильно порезала руку. Правую. Три средних пальца. Был поврежден нерв, так что она, очевидно, не сможет сгибать фаланги.

Слова долетают до Эгона откуда-то издалека. Он не знает, откуда, потому что ничего не видит вокруг. Кто-то берет его за локоть и подталкивает; он идет. Споткнувшись, он ощущает коленом что-то мягкое; чья-то рука нажимает ему на плечо; он садится. Это кровать.

Правая рука… Пальцы… Не может сгибать их…

Он видит правую руку Талиты, средний и указательный пальцы, так нелепо лежащие на струнах гитары. Он слышит смех Талиты, когда она показывает ему, что может сгибать последнюю фалангу одного пальца независимо от других. Средний и указательный пальцы правой руки выпрямлены, тогда как последняя фаланга безымянного согнута. И улыбка, застывающая на лице, и долгая, долгая пауза, во время которой улыбка становится совсем другой. «Как раз перед тем, как отправиться в мое первое Путешествие». И нежное прикосновение к его щеке.

Талита.

Меланэ.

* * *

Позднее, сидя в саду с Тенаденом, он смог наконец сформулировать первую осмысленную фразу. Он спросил:

— Это ты сказал ей?

— Именно это я хотел спросить у тебя, — ответил старик.

Эгон несколько секунд соображает, потом отрицательно мотает головой. Нет, он никогда не говорил Меланэ о покалеченной руке его Талиты. Он вообще очень мало рассказывал Меланэ о Талите. Но… Первая из Талит, прошедших через Центр, потеряла правую руку во время одного из Путешествий: четыре других не имели каких-либо повреждений правой руки. Но у самой последней были, кажется, обморожены пальцы на правой руке?

— Она не стала бы делать это нарочно, — бормочет он. Это, скорее, молитва, чем утверждение. Добровольно покалечить себя в момент ухода, зачем? Чтобы походить на его Талиту? Нет. Ведь она даже не знала об этом!

— Так ты не говорил ей?

«Что она и есть моя Талита. Что она будет моей Талитой. Что она была…»

— Нет.

Тенаден замолкает. Эгон догадывается, почему он ничего не рассказал Меланэ: он не был уверен, что она должна стать его Талитой. Но почему тогда, много лет назад, Талита так настоятельно подчеркивала: «Это случилось перед моим первым Путешествием»? И такое странное молчание после этих слов, такая странная улыбка…

Меланэ знала, каким он был тогда. И она оставила ему этот знак много лет назад. Чтобы он помнил. Чтобы он когда-нибудь понял.

Что она простила его. Что она нашла покой.

«Я вернусь». Это она сказала ему в последний момент, когда уже находилась в сфере. Может быть, это не было сделано преднамеренно? Может быть, она хотела дать ему причину, чтобы он не ушел, чтобы стал тем Эгоном, которого она любила, когда была Меланэ (когда станет…). Эгона, который помог ей стать взрослой, даже несмотря на это раздирающее душу непонимание в последние проведенные вместе минуты.

«Я вернусь». И ложь, и правда одновременно: ведь она уже возвращалась. Но она знала, что он не поймет это, пока не встретит Меланэ.

— Вернулась до того, как ушла, — пробормотал он в шоке.

Тенаден сцепил руки за спиной и произнес с задумчивым видом:

— Ничто не запрещает этого, даже если исходить из того, что мы знаем о временных аспектах Путешествия. Если желание достаточно сильное, почему бы и нет?

Желание. Конечно, именно оно является движущей силой Путешествия, но можно ли считать это объяснение достаточным? Почему Меланэ не вернулась раньше, когда ему тоже было тридцать шесть лет? Или она могла бы застать его еще более молодым, ближе к ней по возрасту? Он пытается вспомнить их первую встречу. Знала ли она уже в этот момент? Похоже, что нет, но можно ли быть уверенным? Возможно, она постепенно поняла, каким Эгоном он был, и не хотела вновь застать его таким. Впрочем, она сказала тогда: «Я еще не умею контролировать Путешествие» — и с какой улыбкой! Он помнит ее и теперь может понять эту улыбку…

Но, в конце концов, она вернулась именно в этот момент. В момент, когда могла лучше понять его, могла помочь юному Эгону найти свой путь в жизни вдали от городка, в котором его дед и его отец провели всю свою жизнь в полусне. В момент, когда она смогла с наибольшим успехом быть для него тем, чем он стал для нее. Сказать ему сквозь время, что он не потерпел неудачу с Меланэ. Что его нежность к этой

Вы читаете «Если», 2002 № 01
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату