Хотя это вряд ли получится.
Виктория примерила свое наполовину готовое подвенечное платье и, пока закройщица возилась с булавками, кивнула одобрительно матери. Оно было не совсем белым, а скорее цвета слоновой кости, и еще не подогнано по фигуре. Платье на кокетке из пенистого шифона напоминало туалеты времен регентства и было очень изысканным. Даже его коротенькие рукавчики-буф, отделанные внизу сложным гипюровым кружевом, наводили на мысль о той же эпохе.
Она так и сказала, стягивая платье через голову и возвращая его портнихе:
— У тебя потрясающий вкус, мама. Я бы не смогла найти ничего, что могло бы мне понравиться больше, чем это.
— И не нашла бы, — последовал самодовольный ответ. — У Айрин платье будет бледно-лиловое.
— Должно быть, внезапное приглашение быть подружкой на моей свадьбе, расстроило ее планы? — спросила Виктория. — Я понимаю, как трудно все бросить…
— Да, это, действительно, было очень неожиданно, — жестко, она редко так разговаривала, прервала ее мать. — И я просто не вижу никакого резона в этом.
— Да, я знаю, мама, — Виктория посерьезнела и добавила — Скотт не хотел ждать. Никаких других причин не было.
— Ты должна объяснить мне и твоему отцу, почему он так решил? Ты сказала, что у него есть ферма, но не сказала какая. Если он сможет содержать тебя… Ладно, не будем об этом сейчас, нам еще надо купить туфли и другие вещи.
Виктория обнаружила, что этих «других» оказалось более, чем достаточно. В конце концов, они все же направились домой.
В напряженном уличном движении в час-пик, пока все внимание матери было занято автомобилем, Виктория поведала историю своей много раз начинавшейся и много раз прерывавшейся любовной перипетии со Скоттом. Она почти закончила рассказ, когда машина зарулила в гараж.
— Послушай, Виктория, — сказала мать твердо, — все это бывает. В конце концов, этот человек всего лишь молодой своеобразный и привлекательный мужчина, судя по твоим словам. Так вот, в том краю, возможно, не так уж много таких. Но здесь, в знакомой тебе компании, где ты своя, все может предстать в другом свете… В чем дело? — последние слова матери прозвучали резко.
Виктория рассмеялась, вспомнив о Питере, добром привлекательном Питере, близнецах Гамильтонах, которые выделялись бы в любой компании. А уж Скотт! Господи!
— Может быть, ты и права, мама, — сказала она. — Но давай лучше подождем, пока ты познакомишься с ним сама.
Итак, на следующий вечер, после очередного суматошного дня, когда нужно было провернуть множество мелких дел и собрать их в единое целое, Виктория сидела у окна и поглядывала то и дело на дорогу. Неожиданно вчерашние слова матери заставили ее обернуться и взглянуть на себя в зеркало, висящее над каминной доской. В привычной домашней обстановке она стала выглядеть по-иному.
Представляет ли Скотт ее такой? Она улыбнулась своему отражению. Не имеет значения и то, как он будет выглядеть, как будет одет. Достаточно одного его взгляда… у нее перехватило дыхание. Она отвернулась от зеркала, от незнакомки в шелковой в складку юбке и белой батистовой блузке с широкими рукавами, собранными у запястья. Красивые, сшитые на заказ вещи, они стали чужими в отличие от джинсов и маек с короткими рукавами или будничных хлопчатобумажных платьев, обычных на далеком севере, за исключением особых случаев.
Она услышала звук автомобиля, а потом и увидела, как большая черная машина свернула на подъездную аллею и остановилась перед домом. Из него знакомым движением выскользнул водитель. Он нагнулся, чтобы извлечь две длинные коробки, и направился к открытой двери.
Виктория даже не заметила, как он был одет. Она помнила только, что протянула навстречу ему обе руки для приветствия, но он принял только одну. Она посмотрела в эти знакомые глаза, и они оба замерли друг против друга, потом опустила веки и, ничего не понимая, ни о чем не думая, кинулась к нему.
— Право, Виктория! — произнес его мягкий, приятный голос, и она снова открыла глаза. И тогда увидела, что он выглядит не так, как обычно.
На нем был габардиновый костюм, словно сшитый по заказу, возможно, так оно и было, и кремовая шелковая рубашка.
— Лучше вам зайти внутрь, — прервал оцепенение голос матери, и, подчиняясь ему, Виктория свободной рукой закрыла входную дверь.
Затем окружавшее их пространство словно ожило, началось движение, раздались голоса, когда в комнату вошли ее отец и сестра, началось взаимное представление: маме были вручены алые розы, а ей золотистые нарциссы, сопровождаемые словами вполголоса: «Розы это не твои цветы, свет моей жизни».
Волнуясь, что она не способна вести себя с должной мерой самообладания, Виктория ушла, чтобы найти подходящую вазу. Поставив нарциссы в воду, она отнесла их в свою спальню, ощущая, как ее, пока она не скрылась из виду, провожает взгляд Скотта.
Потом она сидела за столом, сервированным хрусталем и серебром, ела приготовленные матерью соблазнительные блюда и слушала вопросы, которые задавал ее отец, и вежливые, лаконичные ответы своего жениха. Наконец мать сказала:
— Почему бы тебе не прокатиться со Скоттом, Виктория, или не погулять с ним в саду? Возможно, вам надо обсудить ваши планы.
Виктория ощутила, как это неожиданное предложение нарушило ее душевное равновесие. «Черт возьми, — подумала она, — он не должен делать этого!» — Скотт глядел на нее своим хорошо ей понятным пиратским взглядом сапфировых глаз. Затем она взяла себя в руки и сказала просто, как если бы была у Лисов:
— Да, разумеется, — и встала. — Ты хочешь прокатиться?
— Нет, не хочу. Я не знаю дорог в этом сумасшедшем городе и, если ты не возражаешь, предпочел бы погулять в саду, — и они направились к двери.
Там она приблизилась к нему, привстала на цыпочках, обхватила руками его шею и поняла, кому принадлежит, где ее сердце и дом.
Оставаясь в этом положении, она произнесла через минуту, а может, через час или вечность:
— Если я так чувствую себя всего лишь после нескольких дней разлуки с тобой, что будет, когда вы с Шадом отправитесь на ваши дальние северные участки?
Знакомая дрожь пробежала по его телу, которое уже было частью ее тела, и, по-прежнему улыбаясь, он сказал:
— Мы будем брать тебя с собой. Как ты на это смотришь? Однако, прежде чем вернуться к реальной действительности и ее проблемам, у меня есть мой собственный, я бы сказал, частный план, который я намерен немедленно осуществить.
С этими словами он крепко обнял ее обеими руками среди душистых летних цветов этого сада так же, как в саду Лисов два вечера назад, и Виктория прильнула к нему, позволяя целовать и ласкать себя.
Когда же сад исчез, и только пламя желаний и страсти бушевало вокруг них, он поднял свою золотистую голову и, оторвав от нее свои ненасытные губы, произнес дрожащим и задыхающимся голосом:
— А теперь давай обсудим наши планы, — и указал на деревянную садовую скамью в нескольких ярдах от них, которую заметил даже в темноте.
Он снял с себя пиджак, накинул ей на плечи, и тихий шепот остался единственным звуком в уснувшем саду.
15
Она медленно пробуждалась, яркий солнечный луч коснулся ее. Память воскресила давнее утро и мужчину, стоящего у двери с поднятой рукой, готовой постучать.
