— Вот видите! Вы меня понимаете!
— Что ж тут непонятного. Сторожба — дело трудное. Опять же ответственность нешуточная…
— Вот именно, что ответственность! — воодушевился маленький бородач. — Еще какая! Иной раз подумаешь, сколько судеб зависит от твой работы, прямо страшно становится.
— А то! — Кожанкин сочувственно нахмурился. — Еще страшнее, когда вовсе без телевизора сидишь. Тогда прямо хоть волком вой. Опять же на гражданке не кормят сторожей, как у вас.
— Что, совсем не кормят?
— Естественно! Обычно ведь как? Что с собой принесешь, то и гложешь.
— Нет, нет! У нас с этим хорошо! Даже очень и очень! — испуганно затараторил Бенедикт Валентинович. — И напитки какие угодно имеются, и блюда самые разные.
— Если напитки, это приемлемо…
Бенедикт Валентинович всплеснул руками.
— А теперь предлагаю посмотреть наш главный объект.
— Думаешь, достоин? — Кожанкин чуточку опешил. — То есть я, конечно, не враг, но все-таки…
— Да какой же вы враг! Раз уж вы пришли сюда, конечно, надо показать!
Уже через минуту, проведя Матвея по веренице залитых мягким светом галерей, Бенедикт Валентинович привел своего гостя в огромный затемненный зал. Здесь, в отличие от коридора, светящегося мха уже не было. Зато по всему потолку сияли маленькие огоньки. В одном углу зала висел круглый желтоватого цвета плафон. В другом разместился видавший виды прожектор. Впрочем, плафон тоже был из стареньких — во всяком случае, чистотой не блистал и явно нуждался в хорошей тряпке. Но главной достопримечательностью здесь был, конечно же, темный огромный шар, подвешенный в середине зала.
— Впечатляет, не правда ли? — Бенедикт Валентинович взволнованно потер ладони. — Собственно, это и входит в мои обязанности — протирать линзы с лампочками, следить за температурой, смазывать вращающие механизмы. Как видите, ничего сложного. Термометр на стене, а вон тем рычажком регулируется температура. Тут вот в углу стремянка, если надо протереть свод. А в случае чрезвычайных ситуаций можно в зеркало посмотреть.
— В зеркало?
— Ну, да. Есть тут у нас старенький оптический детектор. Можно, конечно, и без него, но, как говорится, со шпаргалкой всегда сподручнее. — Бенедикт Валентинович смущенно заулыбался. — Помните, как в детских стишках? Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи… В общем, если возникают производственные затруднения — скажем, кориолисово ускорение не то или центр тяжести сместился…
— Чего ты на меня наседаешь, Беня? — Матвей фыркнул. — Зачем мне это?
— Ну, как же! Раз уж вы пришли сюда, думаю, вы должны это знать.
— Должен, но не обязан! — Кожанкин сердито поднял указательный палец. — Я, Беня, не какой- нибудь слесарь-сантехник, я бывший председатель сельсовета! Чувствуешь разницу?
— Ну, разумеется! Только видите ли… Это, конечно, всего лишь модель, но модель действующая. — Последнее слово Бенедикт Валентинович произнес с особой интонацией — чуть ли не с придыханием. — Пусконаладка произведена по всем правилам, комиссия объект приняла. Модель, сами понимаете, молоденькая, неопытная, так что без смотрителя тут никак нельзя.
— Что ж, нельзя — значит нельзя. — Матвей уважительно покачал головой. — Важно, что работенка непыльная!
Лицо бородатого смотрителя просветлело.
— Выходит, вам понравилось?
— А что ж тут не понравится? Тихо, тепло, опять же со жратвой полный порядок. Мне бы кто такую работку подкинул — сказал бы спасибо.
— Так ведь и я о том же! — с пылом воскликнул Бенедикт Валентинович. — Хорошему человеку и работу нужно соответствующую!.. Что же мы тут стоим, пойдемте!
— Е-мое! Опять ты меня куда-то тянешь, — Кожанкин недовольно поморщился. Но юркий Бенедикт не собирался его слушать. Уверенно сворачивая в проходы, он вновь подвел гостя к выходу из пещеры.
— Ну вот, — волнуясь, заговорил он. — Главное — помните: штатная единица предусмотрена одна- единственная. Всех прочих пещера спокойно выпускает.
— Это ты о чем? — недоуменно поинтересовался экс-председатель.
— О том, что с этой минуты вы становитесь здешним смотрителем.
— В каком таком смысле? — Кожанкин все еще не понимал.
— Пожалуй, это проще продемонстрировать, — Бенедикт Валентинович робко шагнул за порог. — Вот и все. Вы там, а я тут.
— Экий ты чудной, — Матвей рассмеялся. — Ну и что?
— Теперь ваш статус подтвержден фактически. Я — бывший смотритель, вы — нынешний. От себя же могу только пожелать всяческих благ и скорой смены!
— Постой! Куда это ты?
Но Бенедикт Валентинович все теми же семенящими шажочками продолжал удаляться прочь.
— Стой! — почуяв недоброе, Кожанкин ринулся за бородачом и грудью уперся в невидимое препятствие. — Черт! Это еще что такое?
Он сделал рывок, но ничего не добился. Нечто крепко удерживало его на пороге. Когда же в панике он ринулся вперед всем телом, та же упругая сила легко и просто отбросила его в глубь пещеры. Это казалось немыслимым, но случилось. Абсолютно пустое пространство оказывало человеку яростное сопротивление.
Опершись о стену, Кожанкин медленно поднялся, испуганно осмотрелся. Все вокруг казалось страшным, и все вокруг было чужим. Тем не менее кое-что он для себя уяснил: судя по всему, Матвей Кожанкин крепко влип. С этой самой секунды он превратился в здешнего пленника.
Барьер был устроен просто и надежно. Впускать — впускал, а вот выпускать не спешил. При слабом воздействии он мягко прогибался и нежно трепетал, при попытках же силового давления давал адекватный отпор. Так или иначе, но, стараясь пробить барьер телом, Матвей Кожанкин дважды оказывался на полу. Тот, кто строил этот чертов бункер, знал, что делал, и только сейчас до Матвея дошел смысл прощальных слов смотрителя. Штатная единица, как говорил Бенедикт Валентинович, предусматривалась ОДНА- ЕДИНСТВЕННАЯ! Не двое и не трое, а всего одна! Из этого следовало, что барьер включился сразу после того, как ловкач Беня выскользнул за порог. То-то он вытанцовывал такими шажочками! Знал, собака, на что обрекает Матвея!
Кожанкин ударил кулаком по невидимому барьеру и в голос застонал. Он слышал истории про то, как вербуют бродяжек в «пиратские» артели. Здесь попахивало чем-то похожим. И что обидно — ведь не дурачок, не бродяжка! Кажется, и пожить успел, и всякое повидал на свете, а все одно купился! Хотя… Обстоятельства — они и есть обстоятельства. Не свались он в трещину, не наткнулся бы на бункер, не поддайся на уговоры Саньки Губошлепа — давнего любителя чужого добра, не случилось бы и всей этой катавасии. По всему выходило, что не просто так подбросила ему судьба этого Бенедикта. Верно, было какое-то распоряжение сверху — то ли в наказание за воровство, то ли еще за что.
Впрочем, думать об этом не хотелось, а рвать на себе волосы Матвей не собирался. Приняв случившееся как факт, он попросту начал исследовать свое новое жилище. Трижды обошел бункер, внимательно изучил все коридоры. Теперь, когда Кожанкин немного освоился, пещера уже не казалась ему столь необъятной. Всего-то несколько скромных комнатушек и метров сорок узеньких коридоров. Как он здесь появился — оставалось только гадать. Частично постаралась мать-природа, а что-то было доработано человеком. Более всего утешало, что в староватом на вид холодильнике действительно обнаружилась прорва самых разных продуктов. Правда, запечатаны они были в непривычную упаковку, но это Кожанкина особенно не смущало. Опробовав несколько блюд с пюре, рисом и мясной кашей, он взялся проводить ревизию напитков. И вот тут обнаружилось, что его крупно надули. Повсюду, куда ни совался Матвей, он находил молоко, воду, кефир, нечто напоминающее кумыс, газировку и прочую чепуху. Того же, чего жаждала его душа, в холодильнике не водилось. Никаких крепких напитков, ни даже самого слабенького пива. Матвей по-настоящему обиделся. Жизнь тотчас посерела, а думать о будущем стало вдвойне грустно.
