Махли Шек, которая теперь первая жена, урожденная Каасик.
— Владение Данак имеет больше морских путей, чем Каасик, — встрял Иало. — И острова их удачней расположены для торговли.
— Мы туда не идем, не так ли, прорицатель? — Тагир поглядел на Кейду, озабоченно сморщив лоб. — Я слышал, там пропадает слишком много галер, и это относят на счет бурь.
— Бурь, которых никто и никогда даже мельком не видел, — с мрачным лицом согласился Пайре.
— Такая молва вихрится вокруг днища каждого судна, на котором я когда-либо греб, — презрительно рассмеялся Иало. — Никто, по сути дела, не встречал лично тех, с кем такое случилось.
— Потому что триремы Данака увозят их, отрезают им яйца и продают тех, кто не помрет от потрясения, в подветренные пределы, — огрызнулся Тагир.
— Кадирн! — Бек появился у подножия лесенки, спускающейся на гребную палубу, и махнул рукой.
— Тебе повезло, Иало, ты будешь тут блаженствовать, пока я работаю. — Кейда убрал кость в мешок, забросил его на крюк для гамака над скамьей и поспешил вскарабкаться по лесенке под открытое небо.
Године махнул ему с кормового помоста.
— Дождь прошел, — сказал он без особой необходимости, пока Кейда еще не ступил с лесенки на палубу. — Но не думаю, что мы сегодня снова увидим ясное небо. Есть какое-нибудь знамение, Кадирн? Ты очень задумчив. Есть знамение?
Очутившись на палубе, Кейда увидел солнце, сияющее на не затянутом тучами желтовато-сером участке неба, прямо над «Прыгающей Рыбой». Дальше от солнца облака темнели, и пока Кейда всматривался, одна-единственная вспышка молнии озарила небо.
— Это означало бы для кого-то новое направление пути, — медленно сказал Кейда. — Займет время, чтобы определить, для кого и куда ему направиться. Мне надо бы увидеть птиц, летящих на ночлег. Мир среди них будет означать, что примета благая. Ссора — сложнее, толкование зависит от того, какие птицы в нее втянуты. Ветры истолковываются по-разному, если они переменчивы или противны, в зависимости от того, как они движут деревья, и какие деревья, и несут ли они свежесть, запах гари или дух разложения. Последовательность запахов также может быть важна. Разрывы облаков имеют разный смысл, смотря по тому, как все сочетается, особенно цвет неба вокруг садящегося солнца.
— Я и понятия не имел, что все это так сложно. — Године, словно что-то потеряв, поднялся и указал на свое место. — Смотри сколько угодно времени. И дай мне знать, когда сможешь все ясно увидеть.
Кейда сел и принялся глядеть через море в сторону солнца, неожиданно яркого в бурной гуще туч, вызывающее вокруг любопытное золотистое свечение.
— Ты думаешь идти на восток, мастер Године?
— Нет, — медленно ответил Године. — На север в воды Вира, а затем домой в Икади. А что, ты находишь, у меня есть причина повернуть на восток? Это нам не по пути, да и опасностей там хватает, даже если мы обогнем владение Данак. Я отнюдь не увлекаюсь торговлей заморинами, — и в голосе его усилилось отвращение.
И то, что он мог даже обдумывать подобное, заставило его едва ли не задыхаться в отвращении к себе. Он откашлялся.
— Не вижу причин, почему бы тебе не направиться туда, куда ты намеревался.
— Ты уверен? — слабое сомнение появилась в варварских глазах судовладельца. — Твой голос звучал нетвердо.
Кейда глубоко вздохнул.
— Дай мне поразмыслить еще немного.
— Хорошо, — сказал Године. И, судя по его виду, был не прочь сказать больше, но, передумав, двумя быстрыми прыжками переместился на главную палубу, чтобы воззвать к Беку:
— Мне надо поговорить с тобой об этих острорехах!
Кейда сидел один на покинутом кормовом возвышении, невидяще глядя на воду.
Кейда внезапно встал на ноги и прошел под палубу, чтобы снять мешок с крюка для гамака. Пайре, Тагир и другие поглядели на него с любопытством, но никто не задал ни единого вопроса. Он вернулся на кормовой помост и разложил свое нехитрое достояние: морские раковины, которые вез от самых песков Уллы, деревянную миску с трещиной у края, запасную роговую ложку, выигранную у Пайре, нить полированных бус железного дерева, которую дал ему Тагир в обмен на уверения в том, что в оставшейся далеко семье все здоровы. Он ощупал пальцами края одеяла, от которого отдирал в свое время полосы хлопка, чтобы перевязывать покрасневшие и распухшие руки в первые бесконечные невыносимые дни за веслом. Одеяло стало много потрепанней, чем когда он его украл.
Кейда собрал все, свернул и сложил обратно в мешок. Все, кроме витой морской кости, позолоченной необычным светом. Подняв свой прекрасный клинок, он осматривал его с мгновение, а затем опять начал резать. Почти все сделано. Если сейчас продолжить, он успеет доделать желобчатый кончик ко времени, когда стемнеет.
Он начал усердно и спокойно работать, и день прошел незамеченным.
— Все в порядке, прорицатель? — Явился Бек, чтобы зажечь фонарь высоко на корме, и Кейда обнаружил вдруг, что его голова болит от напряжения и от ясного теперь понимания того, что он должен сделать.
— Все хорошо, спасибо. — Он помедлил, чтобы протереть глаза, расправил занывшие плечи и вновь принялся за работу. С нижней палубы поплыла музыка: Мунил умел находить флейте больше применения, чем просто помогать гребцам работать слаженно. Чуть погодя повар воззвал, предлагая каждому, кто еще