Огонь с юга

голоден, остатки еды, прежде чем он выгребет из своей печурки угли и выкинет их за борт.

Кейда и ухом не повел в ответ на возникшую суету. Если он попытается есть, задохнется. А это выдаст его, как лишенного веры, уж такой-то знак всякий умеет истолковать. Ливни начинались и прекращались, ни один не был слишком долгим, их прохлада все еще освежала, особенно когда были так живы воспоминания о не в меру затянувшейся засухе, пекущей все вокруг. Явилась полная тьма и окутала воды своим приглушающим все одеялом. Отзвуки голосов долетали с островов в бухте, чистые, как свет от полыхающих на скалах костров. Тени и образы колыхались вместе с пламенем. Лампы сияли, словно отполированный янтарь, плавная изменчивая музыка разносилась от струн, ласкаемых руками музыкантов, не менее искусных, чем те, каких когда-либо слышал любой вождь Дэйшей. Время от времени шутки становились рискованными, но любое такое нарушение быстро пресекалось.

Кейда передвинулся, чтобы лучше воспользоваться светом кормового фонаря, и продолжал вырезать, меж тем как разные галеры на якоре затихали, гребцы расходились по гамакам, а те, кто повыше рангом, удалялись в каюты. Ночь окутала суда, и остановилась лишь перед огнями, делавшими каждый кормовой помост нежно-золотым островком. Вскоре прекратился и всякий шум на берегу.

— Тебе бы не худо поспать, прорицатель. С рассветом мы выступаем на север.

Кейда поднял глаза и увидел, как на него со сдержанной заботой смотрит Године. Паренек, который выполнял поручения повара, стоял сзади, готовый зарабатывать сон, которому предается, когда корабль будет в пути, вышагивая ночью в Дозоре по верхней палубе.

— В самом деле. — Кейда встал и стряхнул костяные стружки с мягких поношенных штанов. Пальцы ныли, но он завершил резьбу. Он погладил края отверстия, которое с таким трудом проделал в самом конце. Отрезал немного от ремня, украденного некогда вместе с одеялом, продел через кость и крепко завязал узел, прежде чем надеть через голову.

— Что это? — озадаченно спросил Године.

— Напоминание, — коротко ответил Кейда. — Доброй ночи.

— Увидимся утром. — Године зевнул и пропал на лестнице, ведущей вниз, к каютам. Кейда подался следом, сделав вид, будто собирается спускаться дальше, на палубу для гребцов. Но вместо этого прошел по узкой лесенке, прислушиваясь. Тихие шаги мальчика прошелестели по доскам над головой, удаляясь к носу. Поскрипывание, шорох и храп раздавались на палубе для гребцов, но никаких звуков, которые дали бы предположить, что кто-нибудь не спит. Не услышал он ничего и с самого низа, из трюма, где наверняка крепко спали остальные гребцы. Он сидел во тьме и перечислял все созвездия, которые мог вспомнить, по порядку, как они расставлены по незримому указателю направлений в небесах.

Наконец он двинулся, бесшумно вскарабкавшись, обратно на палубу с каютами. Прошел крадучись мимо легких дверей, снабженных откидными досками, чтобы впустить немного прохладного воздуха в тесные выгородки. Впрочем, Године, Мунил или Бек не жаловались. Нехватка пространства для жизни была частью ремесла, которым они с удовольствием кормились, наполняя основательно построенные склады на берегу, и доля, назначенная для их собственного использования, возрастала с каждой стоянкой.

Кого ты собираешься обокрасть на этот раз? Это должен стать судовладелец или один из надсмотрщиков. Если ты украдешь у Икади Насса, их в случае удачи выпорют, а скорее, повесят на здешней мачте. Ни один вождь не потерпел бы такого происшествия, и все оставались бы под подозрением, даже после того, как их исхлестали бы, обнажив ребра. Ты должен Године очень и очень много, и лучше бы тебе позаботиться о том, чтобы потребовать обратно свои права, дабы ты смог возместить ему все утраты.

Кейда миновал кладовые близ кают, где спали люди. Године хранил там ценности, доверенные ему господином. Пространство, отведенное для имущества старших на корабле, находилось чуть дальше места, куда доходил с лестницы свет кормового фонаря. Кейда вынул из-под рубахи тяжелый запятнанный нож, бесчестное орудие для бесчестного дела. Затем вспомнил, что не знает, где чей чулан.

Пусть это послужит знамением, а затем испытанием. Если я действительно действую на благо своему владению и следую верному пути, то найду что-то, что позволит мне оплатить проезд во владения Шека Кула. Если меня поймают и прикончат — что же, это несчастье уже поразило владение Дэйш, насколько дело касается всех остальных.

Как только он это понял, легкая дрожь в его руках унялась. Больше ощущая, нежели видя свой путь, Кейда осторожно двинулся к первой двери. Он всадил кончик грубого ножа в щель между замком и косяком. Навалившись всей своей тяжестью, ценой приглушенного шума и треска вогнал нож дальше. Поворачивая нож, он проталкивал его все вперед, и вот дерево поддалось, громко щелкнув. Кейда стоял, не двигаясь, отрешенно думая, почему колотящееся в груди сердце не разбивает ему ребра.

Никто не шелохнулся за дверьми кают. Мальчик на вахте не примчался полюбопытствовать, шлепая ногами. Ничье настороженно всматривающееся лицо не возникло над лестницей, спускающейся к гребцам. Кейда толкнул дверь и проскользнул в чулан. Ни окошечка — дабы меньше привлекать двуногих крыс, что снуют вокруг иных подозрительных стоянок. Небольшой фонарь со свечой висел на гвозде близ двери, а огниво лежало на полочке чуть ниже. Кейда зажег фонарь и положил на место огниво.

Дурень. Ты теперь вор. Кради то, что тебе понадобиться, и думай, как бы не попасться, пока ты не удрал.

Он сунул огниво в карман и воспользовался своим мешком, чтобы как следует подпереть дверь, а заодно и закрыть свет, который мог бы проникнуть наружу. В неясном отсвете свечи он прикинул, что теперь выбрать. Здесь имелось несколько свертков прекрасного муслина нежных цветов и один — красного с золотом шелка, равно как и мотки козьей шерсти для шалей. Кейда отверг их: слишком велики, тяжелы, громоздки. Он фыркнул и при виде нескольких ящиков среднего размера. Острорехи, лимоны и опять этот проклятый корень агали. Он с трудом удержался, чтобы не чихнуть. Все достаточно ценно, но сейчас бесполезно для него. В открытой клети лежали маленькие ящички из грубо расколотого тростника. Кейда развязал шнуры, стягивавшие один. В гнездышке из неряшливо нащипанной тандры обнаружилось три белых хрустальных чашечки, вырезанных в виде витых раковин. Облегчение почти избавило его от головной боли. Он поспешил вновь завязать узел и потянулся за следующим ящичком. Новый хрусталь из владения Икади, на этот раз набор чашечек в виде цветов визайла. Еще один, и будет достаточно. Рука его поколебалась, прежде чем схватить третий. Он открыл его и увидел внутри кубок из горного хрусталя, украшенный по ободку листами кантиры.

Достаточно. Не может быть слишком далеко до владения Шека Кула, а любая из этих вещиц — достаточная цена за проезд по всему Архипелагу.

Кейда подобрал мешок и упрятал в него свою добычу. Затем замер на миг, прежде чем взять веревку с одного из ящиков в клети и обвязать ею кожаный ремень, удерживавший под его рубахой костяную спираль.

Кожа — это память о человеке, у которого ты стащил одеяло. Огниво напомнит тебе о долге Године и его кораблю. А веревка — знак того, что ты в долгу перед любым, кого ограбил здесь.

Расстегнув пояс, он пропустил конец через ремень заплечного мешка, прежде чем опять подпоясаться. Облизав пальцы, он погасил ими свечу, и на него навалилась тьма. Уши уверили его, что никто не бодрствует ни в одной из кают, единственными звуками, которые он уловил, было неспешное ночное поскрипыванье корабельных досок и мягкий плеск воды вокруг.

А где же мальчик? Если он увидит или услышит, как ты выбираешься за борт, он поднимет крик. Этого никоим образом не должно произойти, пусть даже внезапное исчезновение человека и будет сочтено недобрым знаком. Пока Године не обнаружит, что его чулан взломан, а его избранный товар похищен грабителем. Тогда никто не удивится, почему ты бежал. А все удивятся лишь тому, как ты умудрялся так долго скрывать свою вероломную сущность.

С кислым привкусом во рту Кейда медленно двинулся по проходу, ведя одной рукой по стене, а другой придерживая у бедра мешок, чтобы не болтался. Слабый свет кормового фонаря обозначил лестницу на верхнюю палубу, и Кейда заморгал, когда увидел ее. Он поднимался медленно и сел на четвереньки, когда его голова оказалась на уровне верхней палубы, и перед глазами возникла обшивка. Мальчик сидел, съежившись, на кормовом помосте под фонарем, поглощенный чем-то, что держал в сложенных ладонях. Пока Кейда наблюдал, добыча мальчика упорхнула. То был мотылек, привлеченный светом. Мальчик прижался к ахтерштевню, запрокинув лицо, и стал ждать появления следующего любопытного