– Он что, ест и хлеб?
– Глупости! – отрезал я. – Краббен питается активными формами жизни.
И спросил:
– Ты с Агафоном пришел?
– Вот насмешил, начальник! Чтоб Агафон, да в гору полез?!
– А когда его ждать?
– Зачем его ждать? – удивился Сказкин.
– Подожди… – До меня дошло. – Ты зачем бегал к Агафону?
– «Тозовку» взять.
Я поперхнулся, откашлялся и схватил Серпа за покатое плечо:
– Ты ничего не сказал Агафону о Краббене?
– Что я – трепач? – ухмыльнулся Сказкин. – Забрал «тозовку» – и обратно. Сами управимся! Зачем нам Агафон? Учти, начальник, я и конюхом был!
Он поднял на меня взгляд и ахнул:
– Начальник! Ты где нахватался седых волос?
– Покрасился… – буркнул я.
И отвернулся.
Действительно, о чем тут говорить?
Вон на песке валяется метровая сельдяная акула.
Час назад ее не было, а сейчас валяется. Сельдяную акулу не берет даже армейский штык, а сейчас она вспорота, как консервная банка.
Это даже Сказкин оценил. До него, наконец, дошло – влипли! Но вслух он просто сказал:
– Начальник! Я о тебе думал!
Тетрадь четвертая.
Терять необещанное
Ветры, дующие с прибрежных гор, бывают настолько сильными, что на всей водной поверхности залива образуется толчея, воздух насыщается влагой, а видимость ухудшается. Поэтому входить в залив Львиная Пасть при свежих ветрах с берега не рекомендуется. Летом такие ветры наблюдаются здесь после того, как густой туман, покрывавший ранее вершины гор, опустится к их подножью. Если вершины гор, окаймляющих залив, не покрыты туманом, можно предполагать, что будет тихая погода.
Загнав Сказкина в пещеру, Краббен не ушел – за высоким горбатым кекуром слышалась мрачная возня, шумные всплески.
Нервно зевнув, Серп Иванович перевернулся на живот.
Выцветший тельник на его спине задрался, и на задубевшей коже Сказкина проявилось таинственное лиловое имя – Лиля.
Вязь сложного, не совсем понятного рисунка терялась под тельником.
Какие-то хвосты, ласты. Похоже, тело Сказкина душили и обнимали неизвестные гады.
– Туман будет…
Гребень кальдеры заметно курился.
Дымка, белесоватая, нежная, на глазах уплотнялась, темнела, собиралась над водой в плотные плоские диски.
– Скорей бы.
– Почему?
– А ты погляди вниз!
Серп Иванович поглядел и ужаснулся:
– Какой большой!
– Уж такой! – кивнул я не без гордости.
То уходя в глубину, то вырываясь на дневную поверхность, Краббен, гоня перед собой бурун, шел к Камню-Льву. Солнце било в глаза, и я видел лишь общие очертания Краббена – некое огромное тело, с силой буравящее воду. На ходу голова Краббена раскачивалась, как тюльпан. Он как бы нам обнадеживающе кивал: я ненадолго, я вернусь!
На всякий случай я так и сказал Сказкину:
– Он вернется.
– Еще чего! – обиделся Сказкин. – Пускай плывет!
– Молчи! – приказал я. – И глаз с него не спускай. Замечай каждую мелочь: как он голову держит, как работает ластами, какая у него фигура…
– Да они все там одинаковые… – туманно заметил Сказкин.
Я промолчал.
Краббен входил в крутой разворот.
– А нам за него заплатят? – спросил Сказкин.
– А ты его уже поймал?
– Упаси господи! – ужаснулся Сказкин и тут же возликовал: – Уходит!
– Как уходит?
– А так! Своим ходом! Что он, козел, чтобы сидеть на веревке!
Теперь и я увидел – Краббен уходит.
Подняв над водой гибкую шею, он находился уже на траверзе Камня-Льва.
Ищи его потом в океане.
Я был в отчаянии.
Обрушивая камни, осыпая песок, я с рюкзаком, Сказкин с «тозовкой», мы скатились по осыпи на берег. Никогда этот замкнутый, залитый светом цирк не казался мне таким пустым и безжизненным.
Камни, вода, изуродованная чудовищными клыками мертвая сельдяная акула.
– Да брось, начальник! – удивился моему отчаянию Сказкин. – Ты же видел Краббена. Что еще надо?
– Видел, – Серп Иванович не мог меня успокоить. – Видел – не доказательство. Чем я докажу это – видел?
– Акт составь! – еще больше удивился Сказкин. – Я сам твой акт подпишу, и Агафоша подпишет. Он, если оставить ему старые сапоги, все подпишет!
Я отвернулся.
На борту корвета «Дедалус», когда он встретился в Атлантике с Морским Змеем, было почти сто человек. Ни одному из них не поверили. Кто же поверит акту, подписанному бывшим конюхом Сказкиным и горбатым островным сиротой Агафоном?
– Да что он, последний, что ли? – утешал меня Серп Иванович. – Один ушел, другой явится. Это как в любви, начальник. Плодятся же они где-то! – Сказкин весело покрутил головой. – Я как-то в Бомбее встретил индуску…
– Оставь!
– Да ладно. Я ведь к тому, что на этом твоем Краббене свет клином не сошелся. В мире и без него много загадок, начальник. Видишь, раковина лежит. Кто знает, может до нас ее никто не видел, а?
Раковина, которую Сказкин поднял и держал в руке, ничем не отличалась от других – тривиальная гастропода, но Серп Иванович уже уверовал в свое открытие. Он настаивал:
– Ты погляди, погляди, начальник. Вдруг она совсем неизвестная?
– А главное, – сказал он, – она меня не укусит.
Серп Иванович широко, счастливо зевнул.
И волны к ногам Сказкина катились ровные, сонные, ленивые, протяжные, как его зевки, – океан только-только проснулся.
– Нам еще на обрыв лезть…
Сказкин нагнулся, подбирая очередную раковину, и тельник на его спине вновь задрался, обнажив
