вроде нас с тобой, могут их осознать, понять, что к чему. А скольких людей они загубили? Хороших людей, заметь! Раз — и удар молотком. А в нашей реальности — сердечные приступы, инсульты, самоубийства… Да ладно, сколько люди всего не сделали из боязни таких вот деятелей? Добро бы еще правила у всех этих молотобойцев были одинаковые. Так нет же, каждый сам по себе, как мозжечок.
— Но ведь они же ненастоящие? — опять завел свое Ростик, который наконец-то обнаружил подвох. — И молотки у них, значит, тоже!
— Молоток — это всего лишь образ. Пакет информации, который поступает тебе в мозг. А мозг уже сам разрушает организм и сознание. А я эту информацию забираю себе. Но когда ты их осознал, для тебя они вполне материальны… Так подаришь мне свой?
Ростик медлил. Он пришел с надеждой получить помощь, но чтобы вот так…
За все время их разговора с Афанасием Савоськин не проронил ни слова, только время от времени тянул сок. Теперь у него в руках был пустой стакан с красноватыми разводами на стенках, а у Ростика еще больше чем наполовину полный.
— Михаил Юрьевич, — сказал Ростик. — А что вы с вашим молотобойцем сделали?
Решил: вот как сейчас ответит преподаватель, так он, Ростик, и поступит.
Но ответил коллекционер Афанасий.
— Дон Мигель никогда не знал этой проблемы.
Он снова подмигнул другу и добавил:
— Пока.
Хлебнул из кружки. Там тоже подходило к концу.
— Это правда? — спросил Ростик.
— Правда, — отозвался Михаил Юрьевич.
Но Ростик почему-то не поверил. Было там что-то, говорившее: правда-то не вся.
Сок вяло колыхался, стоило наклонить стакан. Молотки поблескивали в шкафу.
— А можно посмотреть поближе?
— Можно, — разрешил Афанасий.
Ростик аккуратно пристроил томатный сок на столике и, шаркая, прошел по ковру к шкафу.
На ощупь молотки были самыми обыкновенными. Ну, выглядели антикварно. В руку ложились удобно.
— Ми-игель! — протянул за спиной Ростика коллекционер. Послышался звук: дно кружки опустилось на столешницу из стекла.
Ростик повернулся.
— Мигель! — крикнул Афанасий, резво подпрыгивая и скатываясь за спинку дивана.
Молоток врезался в его кружку, уже пустую. Осколки бомбардировали ковер.
Ростик размахнулся и запустил второй. Молоток отлетел от диванной спинки и упал где-то в стороне. Там тоже зазвенело, хрустнуло и посыпалось.
Краем глаза Ростик успел заметить, как к нему летел Савоськин. Именно летел, широко раскинув руки. Все замедлилось, и в этой неповоротливой вселенной Ростик вытащил из шкафа еще один молоток, неспешно отвел назад и метнул его в голову Афанасия, возникшую из-за дивана.
— Черт… — Коллекционер снова нырнул. И все вернулось в режим реального времени.
Третий молоток просвистел над диванной спинкой, где-то далеко, в физкультурной зоне, стукнулся о стальную трубу тренажера и успокоился на полу.
Савоськин сгреб в охапку безоружного Ростика, инерция падения бросила обоих на ковер, как борцов дзюдо очень разных весовых категорий.
— Держи его! Крепче! — послышалось из-за дивана.
Михаил Юрьевич вцепился в Ростика. Хватка у него была мощная.
Над диваном поднялась, точно перископ, одинокая рука коллекционера с пультом дистанционного управления. Пульт навелся на шкаф с молотками. Дверцы захлопнулись, панели сошлись.
— Не ушибся? — спросил Михаил Юрьевич, поднимаясь.
— Я… не хотел, — взъерошенный Ростик смотрел шальными глазами то на педагога, то на молоток среди осколков. Молоток нагло блестел: мол, ничего не знаю, это он, хулиган такой, выдумал мною бросаться.
— Как же, как же! — Откуда-то с неожиданной стороны выполз и встал на ноги Афанасий. — Не хотел он!..
— Оно само, — пролепетал Ростик.
— Само, — коллекционер поднял с пола молоток. Повертел, взглянул на Ростика.
Тому почудилось, что сейчас начнется страшная месть.
Афанасий сунул молоток рукояткой в задний карман джинсов. Сказал Михаилу Юрьевичу:
— А я предупреждал, что добром не кончится!
— Честно, не знаю, как оно получилось, — оправдывался Ростик.
— Если в начале пьесы на сцене висит молоток, — заметил Савоськин, — то в конце он должен выстрелить.
— Филолог… — отозвался Афанасий. — Забирай отсюда своего молотобойца и проваливай.
Ростик замер.
— Чего рот разинул? — Коллекционер нервно усмехнулся. — Их только молотобоец и может трогать. Или охотник.
Ростику показалось, молоток все же прошелся по его голове.
От дома коллекционера они свернули в незнакомые Ростику переулки. Обшарпанные двухэтажные дома тонули в высоких кустарниках. Было мрачновато и тихо. Уже темнело, хотя они пробыли у Афанасия от силы час.
Савоськин опять воткнул наушник.
— Какая группа? — вяло спросил Ростик.
— Не группа. Испанский язык.
«Так вот откуда „Дон Мигель“, — пришла догадка. Они еще свернули, забираясь куда-то совсем уже в дебри. Над головой стаями кружили вороны».
— Я не знаю, что на меня нашло, — сказал Ростик.
— Что-то вроде инстинкта. Но Афанасий предвидел, потому и спрятался.
— Зачем мы вообще туда пошли?
— Если бы ты не взял в руки один из молотков, то до сих пор думал бы, что за тобой ходит молотобоец.
— Откуда у меня молотобоец, если я сам?..
— Прах к праху, тень к тени… До инициации так всегда бывает.
— Я же человек, — выговорил Ростик то, что уже давно просилось наружу. — Я знаю, где живу. У меня есть родители. Друг есть, Вит Колосов.
— Извини, но Вит Колосов — мой друг. Мы не виделись лет пятнадцать. Сейчас он живет в Мурманске. Мы с ним книгами менялись.
Ростик даже остановился.
— Не веришь? — Савоськин повернулся к нему. — С кем из класса ты дружишь?
— Ну… — Вопрос неожиданно поставил в тупик. — Ни с кем.
— А почему?
— Не знаю, — честно ответил Ростик.
— Потому что ни с кем не разговариваешь. А сидишь где?
— На задней парте, — Ростик уже понимал.
— У окна, да? Там никто больше не сидит. В классе двадцать три человека. Последние места всегда пустуют. Ладно. Что вы проходите по алгебре?
Ростик снова признал, что не помнит. Савоськин безжалостно продолжал:
— А по истории? По географии? Ты правда учишься у меня в классе. Только у меня.
— Почему все — не мое? — Ростик почувствовал, что хочет зареветь.
— Субличность включает части базовой личности, которые обрели новое системообразующее