— Не петушитесь, вспыльчивый и горячий мальчик, меня возбуждать небезопасно. И торопить — не в вашу пользу. Каких, интересуетесь, усилий? Вы должны заплатить за возвращенные нами картины триста восемьдесят тысяч долларов, то есть вполне скромную цену за шедевры. Нам не хотелось бы, чтобы национальные ценности ушли за границу.
И Андрей не сумел побороть почти истерический смех.
— Как? Как? Триста восемьдесят тысяч? Да у меня таких денег никогда не было и никогда не будет! Вы, как видно, поклонник юмора Жванецкого, господин Э! Таких денег и в мечтах нет!
— Найдите, — повелительно посоветовал голос. — Тут и есть ваши усилия.
— Найти? Где?
Выждав короткую паузу, голос ответил с доброжелательной взвешенностью:
— Ну, положим, продайте квартиру. Или обменяйте квартиру и мастерскую на двухкомнатную. Вам весьма и весьма прилично доплатят. В вашей квартире сто тридцать пять квадратных метров плюс семьдесят метров мастерская на той же лестничной площадке. Вы можете разбогатеть, сохранить картины и деньгами обеспечить будущее. Нам известно из вашей среды, что вы, так сказать, свободный журналист, ни в какой конкретно газете не работаете, а ваш дед, знаменитый чудак, картины не продавал и не оставил денежного наследства. В этом смысле вам не повезло, Андрей Сергеевич. Но вы скромный человек… Таким образом все формальности продажи и купли или обмена мы берем на себя. К вам приедут с готовыми документами. Вам останется одно: поставить автограф. Как видите, мы полностью и скрупулезно облегчаем вам сложнейшую процедуру.
— Да, да, игра стоит свеч… господин Э. Все это прекрасно. Париж стоит обедни, — проговорил Андрей, подавленный респектабельной логикой интеллигентного голоса. — Оказывается, вы знаете обо мне больше, чем я о себе. Не помню, чтобы мы выпили с вами ведро водки, а после вы как архитектор или прораб ходили с этим… с ватерпасом и измеряли квадраты комнат. Не помню. Был очень пьян. Танцевал на бровях и кричал «асса!».
— Я не пью водку, Андрей Сергеевич, — раздельно сказал голос, утрачивая многослойность интонации. — И не выношу пошлости. Не сомневайтесь, мы знаем о вас если не все, то достаточно много. Знаем и то, что симпатичная девушка Татьяна находится в наркологической клинике и с ней большая беда, а данная беда потребует от вас немалых денег. Деньги от проданной вами машины — мелочь. На дешевые сигареты «Прима».
И Андрей, четко представляя, кто может иметь о нем такую подробную и точную информацию, сказал с деланной неизбежностью узнанной правды:
— Теперь стало ясно, к какой серьезной организации вы относитесь. Не всегда думал, что живу на витрине. Ошибался. Только не могу поверить, что ваша серьезная организация имеет дело с ограблениями и квартирными аферами. Мне известно, что похищают людей с целью выкупа. Но ограбление мастерских и выкуп за картины? Неужели это реформа новой демократии? Отстал от жизни.
Многослойный голос выявил неподдельное раздражение:
— Мы не имеем никаких отношений к той серьезной организации, как вы называете, и не похищаем людей. Однако наши возможности тоже велики, остряк вы с наклонностями самоубийцы. Я потратил непозволительно много времени на разговор с вашей персоной, Андрей Сергеевич. Взвесьте все и подумайте не задним умом. Не согласитесь, прекрасные картины Демидова будут в лучшем случае проданы за границу или в частные коллекции. Состоятельных людей. В худшем — сознательно уничтожены. Частично вы это видели. А вас, Андрей Сергеевич, рано или поздно достанут длиннорукие люди, честь которых в своих статьях вы задели. Вы оскорбили их не как личностей, а как крупных деятелей системы. Вот так. Подумайте, Андрей Сергеевич. Вы еще молоды и вам рановато губить жизнь. Она в одном экземпляре. Я еще напомню о себе. Мое почтение.
— Благодарю. Я буду думать, — сказал Андрей, спеша высказать последнюю фразу до того, как интеллигентный голос замолкнет в телефонном пространстве. — Но убедительно прошу, господин Э, не угрожайте мне как последнему идиоту какими-то длинными руками, если даже у вас есть свои киллеры. Это не очень умно, господин Э. Ну, убьете меня — и что же? Что это вам даст?
— У нас не киллеры, а маршалы своего дела, храбрый молодой человек. И опыт всего мира. Так что если у вас есть оружие, оно не защитит. Не могу назвать точно время, но я позвоню завтра. Не старайтесь подключить милицию. Засечь мой номер — напрасная потеря энергии. Спокойной ночи, изумительно храбрый молодой человек!
Далекий щелчок. Молчание. Тишина, наглухо обложенная мертвенной ночью. Беззвучная одинокость и тоска, заполненная тоненьким металлическим звоном, казавшимся позваниванием крови в сосудах, расширенных гулкими ударами сердца, которое в минуты гнева и вспыльчивости начал чувствовать Андрей после девяносто третьего года. То белели, то темнели занавески на окнах: где-то там, над бездной полутемной улицы, в высотах осеннего неба ныряла в облаках луна, проносились над крышей накаты ветра.
«Спирин! — горячо вонзилось в сознание Андрея, и сразу же стало ему зябко. — Спирин! Не может быть! Что вдруг пришло в голову? Не может быть! Но только один Спирин знал о беде Тани, только он знал о невероятных деньгах, плату за лекарства и лечение у Бальмонта-Суханова. Не верю, что они связаны и с наркологической клиникой. Чушь! Стечение обстоятельств, дикость несусветная, случайность! А кто же Виктор Викторович? Наркотики? Нет, неимоверная случайность! Впрочем, все возможно на белом свете. Вся сволочь одной нитью связана. Что касается квартиры, то бывали у меня многие. Татарников, и Мишин, и Жарков… но почему, почему Спирин спросил: «Сколько у тебя метров?» Чепуха! Сколько у меня метров, может любой дурак узнать в домоуправлении, будто бы для обмена. Опять чепуха! Нет, не Спирин! Тогда почему была сказана такая фраза: «Если у вас есть оружие, оно не защитит»? Оружие… Я сказал Спирину, что хочу купить пистолет. И что? Опять совпадение? Не хочу верить, что здесь Спирин… Невозможно! Заболел подозрительностью, ха-ха, Андрей Сергеевич, съезжаете с катушек вследствие сотрясения мозга. Скоро начнете дико хохотать. Дойдет и до этого. Что же, пойти на аферу с продажей или обменом квартиры, чтобы спасти картины, — значит, сдаться, объединиться с подлой сволочью. И вернут ли они картины? Тоже не верю. Получат все, а потом уберут меня любыми способами. Так кто они? Мафия, которой служат артистические, интеллигентные голоса? «Наши возможности тоже велики…» Что же тогда? Позвонить Спирину? Но верю ли я ему? В жизни черт знает сколько совпадений!..»
Не подымаясь с постели, Андрей смотрел в потолок, на пыльную люстру, вспоминая выстрел Спирина, и никак не мог найти то место, откуда тот сбил пулей висюльку. Потом взглянул на часы. Пятнадцать минут четвертого — самый глубокий час ночи. Звонить Спирину было не время. Но минуту спустя он снял трубку, набрал номер и долго ждал, пока заглушенный сонной сипотцой голос не ответил:
— У телефона Спирин.
— Что так официально? Это я, — сказал Андрей. Спирин прокашлялся, рыкнул по-бульдожьи:
— Кто я? А-а, ты, Андрей? Какого хрена не спишь и людям не даешь? Я только вздремнул. Ты кто — генерал ФСБ? Министр внутренних дел? Ерин? Куликов?
— Если бы… — усмехнулся Андрей. — Не спится. Сам был разбужен телефонным звонком.
— Тэк-с! Братки? Ну-ну, и что?
— Не знаю, братки или хренки, — выругался Андрей. — Говорил какой-то, судя по голосу, интеллигентный хмырь. Или — актер.
— А-а, хоп, хоп! Они все могут. И академика с потрохами купят, и профессора возьмут на блесну. Мой совет: купи и ходи с оружием, как ковбой. Помнишь, я учил? Три-четыре секунды — и хоп, ха-ха! Да, вот какая история, старик. Ты меня не любишь, а я твою просьбу выполнил. До гроба мне обязан. Не расплатишься. Ладно — за тобой бутылка «Камю».
— «Камю» за мной. Кто это сказал, что я тебя не люблю, — насторожился Андрей, и, сейчас же подумав о собачьем чутье у людей с мистическим складом, спросил: — Выполнил мою просьбу? Какую?
— Насчет твоего капитана и лейтенанта… Как их… недоносков? Навел справку через друзей из управления. Так вот какая история, старик. Никто из твоих старых знакомых в Москве не числится. Наезжали в гости из провинции. Телефон кадров я тебе, конечно, как журналисту дам. Но не уверен, удастся ли тебе до конца размотать ниточку. Очень сомневаюсь, старичок.
«Если бы знать, как начать с тебя разматывать дьявольскую ниточку», — подумал Андрей и спокойно сказал:
