оказалась семерка.
Слепой Ио поднял кубик и сосчитал грани.
— Послушайте, — устало сказал он. — Давайте играть честно.
* * *
Дорога, ведущая из Анк-Морпорка в Щеботан, была высокогорной, белой и извилистой. Растянувшаяся на тридцать лиг вереница выбоин и полузасыпанных камней обвивалась вокруг вершин, ныряла в прохладные зеленые долины, заросшие цитрусовыми деревьями, и пересекала по скрипучим веревочным мосткам оплетенные лианами ущелья. Дорога была весьма живописная, но к передвижению совершенно непригодная.
“Живописная”. Это прилагательное было новым для волшебника Ринсвинда, бакалавра магических наук Незримого Университета (курс не закончен). Оно было одним из слов, которых он набрался с тех пор, как покинул обугленные развалины Анк-Морпорка. “Оригинальная” было вторым таким словом. Внимательно изучив пейзаж, вдохновивший Двацветка на использование первого прилагательного, Ринсвинд решил, что “живописная” — это то же самое, что и “жутко обрывистая”. А под словом “оригинальная”, которое использовалось для описания периодически встречающихся на пути деревенек, видимо, понимались выражения “рассадник заразы” и “жалкая развалюха”.
Двацветок был туристом, первым туристом на Плоском мире. По мнению Ринсвинда, загадочное слово “турист” в переводе на нормальный язык означало “идиот”.
Пока они неторопливо ехали сквозь насыщенный запахом тимьяна и жужжанием пчел воздух, Ринсвинд размышлял об испытаниях, выпавших на его долю за последние несколько дней. Хотя маленький чужестранец вел себя как совершенный псих, в то же самое время Двацветок был щедрым и значительно менее смертоносным, чем половина тех людей, с которыми волшебник якшался в Анк-Морпорке. Пожалуй, Двацветок ему даже нравился. Испытывать к нему неприязнь — все равно что пинать щенка.
В данный момент Двацветок проявлял огромный интерес к теории и практике волшебства.
— Знаешь, магия кажется мне, э-э, довольно бесполезной, — заявил он. — Я-то всегда считал, что волшебнику нужно уметь всего лишь произнести заклинание. Но эта занудная зубрежка…
Ринсвинд угрюмо согласился и попытался объяснить, что магия, некогда неуправляемая и не подчиняющаяся никаким законам, давным-давно, в затянутые туманом времена, была укрощена Великими и Древнейшими, которые обязали ее повиноваться Закону Сохранения Реальности. Этот закон требовал, чтобы усилие, необходимое для достижения цели, было одним и тем же независимо от используемых средств. На практике это означало, что создать иллюзию стакана с вином относительно несложно, поскольку для этого требуется всего лишь изменить траекторию падающего света. Но, с другой стороны, чтобы при помощи одной только ментальной энергии поднять на несколько футов настоящий стакан, приходилось тренироваться по несколько часов в день. Иначе принцип рычага легко мог вы давить твой мозг через уши.
В продолжение Ринсвинд добавил, что частично древнюю магию еще можно найти в сыром виде. Посвященные могли узнать ее по характерной восьмиугольной форме, которую она принимала, проникнув в кристаллическую решетку пространства-времени. Существовали, к примеру, металл октирон и газ октоген. Оба излучали опасное количество сырого волшебства.
— Все это очень тоскливо, — подвел итог Ринсвинд.
— Тоскливо?
Ринсвинд обернулся в седле и бросил многозначительный взгляд на Сундук, который в данный момент легко трусил вдоль дороги на своих маленьких ножках, время от времени щелкая крышкой на пролетающих бабочек. Волшебник вздохнул.
— Ринсвинд считает, что настоящее волшебство — это когда ты можешь запрячь молнию, — пояснил демон-художник, который наблюдал за происходящим из крошечных дверей коробки, висящей на шее у Двацветка. Демон провел все утро за изображением живописных пейзажей и оригинальных сцен для своего хозяина, и теперь ему было позволено устроить перекур.
— Когда я сказал “обуздать”, я не имел в виду “запрячь”, — огрызнулся Ринсвинд. — Я имел в виду, ну, имел в виду, что.., не знаю, мне никак не подыскать нужные слова. Я просто считаю, что мир должен быть, ну, вроде как более организованным.
— Это всего лишь фантазии, — возразил Двацветок.
— Понимаю. В том-то и беда.
Ринсвинд снова вздохнул. Здорово рассуждать о чистой логике, о вселенной, которая управляется разумными законами, о гармонии чисел, но простой и непреложный факт заключался в том, что Диск перемещался в пространстве на спине гигантской черепахи и что у местных богов была привычка ходить по домам атеистов и бить стекла.
Где-то рядом раздался слабый звук, слившийся с жужжанием пчел в придорожных зарослях розмарина. В нем присутствовало нечто странно костяное, как будто череп катнули по полу или крутанули стаканчик для игральных костей. Ринсвинд внимательно огляделся вокруг. Поблизости никого не было.
Почему-то это его встревожило. Потом откуда-то повеял легкий ветерок, который, впрочем, тут же стих. Мир не изменился — практически. За несколькими исключениями.
Посреди дороги, к примеру, возник пятиметровый горный тролль. Исключительно злой тролль. Тролли все злые, это их обычное состояние, однако данный экземпляр был по-настоящему разъярен. Внезапная и мгновенная телепортация на три тысячи миль вырвала его из родного логова в Раммероркских горах. В соответствии с законами сохранения энергии, перенос поднял внутреннюю температуру тролля до опасной отметки. Так что чудовище ощерило клыки и бросилось в атаку.
— Какое странное существо, — заметил Двацветок. — А оно опасно?
— Только для людей! — крикнул в ответ Ринсвинд.
Вытащив меч, волшебник отважно занес клинок и швырнул его прямо мимо тролля. Меч шумно улетел в кусты у обочины дороги.
Откуда-то донесся слабый-преслабый перестук, как будто залязгали чьи-то старые зубы.
Меч ударился о лежащий в кустарнике валун — самое интересное, валун был так искусно скрыт, что постороннему наблюдателю могло бы показаться, будто камня там не было вовсе. В общем, меч, подобно взметнувшемуся в воздух лососю, отскочил от булыжника и, отрикошетив, впился в серый загривок тролля.
Чудовище заворчало и одним взмахом когтистой лапы распороло бок Двацветковой лошади, которая, испуганно заржав, шарахнулась в чащу деревьев, росших неподалеку. Тролль крутнулся вокруг своей оси и кинулся было в сторону Ринсвинда.
Но тут медлительная нервная система донесла до тролля весть, что он уже мертв. На морде его промелькнуло мимолетное удивление, после чего чудовище рухнуло на землю и рассыпалось в щебень (поскольку в основе материи тролля лежит кремний, в момент смерти их тела немедленно превращаются опять в камень).
“А-а-гх”, — подумал Ринсвинд, когда его лошадь в ужасе взвилась на дыбы. Он вцепился в поводья мертвой хваткой, а она неуклюже прошагала через дорогу на задних ногах, после чего, издав дикое ржание, развернулась и галопом помчалась в лес.
Стук лошадиных копыт замер вдали, оставив воздух гудению пчел и шелесту крыльев изредка пролетающих бабочек. Периодически раздавался еще какой-то звук, очень необычный для этого ясного полуденного часа.
Он был похож на стук игральных костей.
* * *
— Ринсвинд?
Длинные ряды деревьев швыряли голос Двацветка из стороны в сторону. В конце концов, так и не дождавшись ответа, эхо вернулось обратно. Маленький турист уселся на камень и попытался думать.
Прежде всего, он заблудился. Досадная неприятность, но могло быть и хуже. Лес выглядел довольно интересным, в нем наверняка водились эльфы или гномы, а может, и те и другие вместе. Пару раз Двацветку действительно показалось, что среди ветвей он разглядел странные зеленые лица. Двацветку всегда хотелось встретить эльфа. Вообще-то, на самом деле он мечтал повстречаться с настоящим драконом, но сойдет и эльф. Или гоблин, на крайний случай.
