забыть человека, который освободил меня от рабства у Харконненов, подарил мне свободу, жизнь, честь... подарил мне дружбу - то, что я ценю превыше всего. Теперь предатель в моих руках и никто не может мне поме...
- Больше ошибиться ты не мог, Гурни, - прервал его Пол.
А Джессика подумала: 'Вот оно что! Какая насмешка судьбы!'
- Ошибаюсь, я?! - взревел Гурни. - Давай лучше послушаем саму виновницу. И да будет ей известно, что ради подтверждения этих сведений я давал взятки, шпионил и шел на хитрости. Я даже дал семуту капитану охраны Харконненов, чтобы услышать от него подробности этой истории.
Джессика почувствовала, что хватка руки, сжимавшей ей горло, ослабела, но прежде чем она успела заговорить. Пол сказал:
- Предателем был Уйе. Я все расскажу тебе, Гурни. Улики очевидны, и опровергнуть их невозможно. Мне безразлично, как ты пришел к своим беспочвенным подозрениям, но если ты причинишь вред моей матери... - Пол выхватил из ножен криснож, - ...я возьму твою жизнь.
- Уйе был кондиционным медиком! - завопил трубадур. - Он был предназначен для имперского дома. Он не мог стать предателем!
- Я знаю способ устранить кондиционность, - сказал Пол.
- Улики? - требовал Гурни.
- Улики не здесь, они в сьетче Табр, далеко на юге, но...
- Это уловка! - задохнулся от гнева Гурни, и его рука плотнее сомкнулась вокруг горла Джессики.
- Нет, не уловка, - в голосе Пола прозвучала такая печаль, что сердце Джессики дрогнуло.
- Я видел сообщение, перехваченное у агента Харконненов, - заявил Гурни. - В нем прямо говорилось...
- Я тоже видел его. Мой отец показал мне его однажды ночью и объяснил, что это трюк Харконненов, чья цель - заставить его подозревать женщину, которую он любит.
- Айях! - пробормотал Гурни. - Ты не...
- Спокойно, - остановил его Пол. Монотонная холодность его слов таила в себе такую твердость, какую Джессике не приходилось слышать ни в чьем другом голосе.
'Он владеет Великим контролем', - подумала она.
Рука Гурни на ее шее дрогнула. Кончик ножа у ее спины неуверенно шевельнулся.
- Чего ты не слышал, так это рыданий моей матери в ту ночь, когда она потеряла своего герцога. - Голос Пола звучал по-прежнему ровно. - И ты не видел, как в глазах ее разгоралось пламя, когда она говорила об убийцах Харконненах. Чего ты не помнишь, так это уроков, полученных тобой в харконненских темницах. И ты еще говорил, что гордишься дружбой с моим отцом! Видно, ты не понял разницы между Харконненами и Атридесами, если не можешь отличить запах харконненской стряпни по особенной, свойственной лишь ей вони?! Неужели ты не постиг того, что верность у Атридесов покоится на любви, тогда как у Харконненов - на ненависти? Неужели тебе не ясен механизм этого предательства?
- Но ведь Уйе... - пробормотал Гурни.
- Улики, которыми мы располагаем, - говорил Пол, - это письмо, написанное его собственной рукой, в котором он сам сознается в своем предательстве. Я клянусь тебе в этом своей любовью к тебе, которая будет гореть во мне даже после того, как я увижу тебя на этом полу мертвым.
Слушая своего сына, Джессика восхищалась его мудростью, внутренней силой и самоконтролем.
- Мой отец обладал чутьем на людей. Он редко кого одаривал своей любовью, но никогда не ошибался. Слабость его заключалась лишь в неверном понимании ненависти: он думал, что тот, кто ненавидит Харконненов, не может его предать, - Пол посмотрел на мать. - Она знает об этом. Я передал ей слова отца о том, что он никогда в ней не сомневался.
Джессика почувствовала, что теряет контроль над собой, и закусила губу. Видя твердость Пола, она понимала, чего стоят ему эти слова. Ей хотелось подбежать к нему, спрятать его голову у себя на груди, чего она никогда не делала раньше. Но рука на ее горле перестала дрожать, и острие ножа на ее спине снова сделалось спокойным.
- Одна из самых ужасных минут в жизни ребенка, - продолжал Пол, - это та, когда он обнаруживает, что его отец и мать - существа из плоти и крови, любящие друг друга той любовью, которую ему не дано испытать. Это огромное потрясение в его жизни, когда, он вдруг осознает свое одиночество и раздвоенность. Но мгновения эти несут в себе свою правду, и от этого не отмахнешься. Я слышал моего отца, когда он говорил с моей матерью. Она не предательница. Гурни.
Джессика обрела наконец голос:
- Гурни, отпусти же меня. - В ее словах не было особой интонации, ничего, чтобы могло бы подействовать на волю Гурни, но руки его разжались. Она подошла к Полу и остановилась перед ним, не прикасаясь к нему.
- Пол, - сказала она. - Эта Вселенная дарит нам и другие откровения, Я вдруг поняла, как пользовалась тобой, чтобы направить тебя по избранному мною пути... пути, который я вынуждена была выбирать - если это только может служить извинением - из-за полученного мною воспитания. - Она судорожно вобрала в себя воздух и посмотрела сыну прямо в глаза. - Пол... теперь я хочу, чтобы ты сам выбрал дорогу к своему счастью. Твоя женщина женщина пустыни, женись на ней, если ты этого желаешь. Сделай это и не смотри ни на кого и ни на что. Я тебя...
Увидев, что взгляд Пола устремился мимо нее, она обернулась.
Гурни стоял на том же самом месте, но нож его был вложен в ножны, а плащ на груди распахнут, обнажая гладкую серую ткань стилсьюта того типа, какие контрабандисты выменивают близ сьетчей.
- Вонзи свой нож сюда, в мою грудь, - пробормотал Гурни. - Я говорю: убей меня, и покончим с этим. Я обесчестил свое имя! Я предал своего герцога! Что ж, лучше всего...
- Замолчи!
Гурни непонимающе посмотрел на Пола.
- Застегни плащ и перестань строить из себя дурака! - оборвал его Пол. - Хватит с меня глупостей на сегодня.
- Говорю тебе, убей меня! - в гневе закричал Гурни.
- Ты знаешь меня достаточно хорошо, - сказал Пол. - Не считай меня круглым идиотом! Неужели я должен вот так, за здорово живешь, расправиться с человеком, который мне нужен?
Гурни посмотрел на Джессику и проговорил жалобно и умоляюще, что было ему совсем не свойственно:
- Тогда вы, моя госпожа, пожалуйста... убейте меня.
Джессика подошла к нему и положила руку ему на плечо.
- Гурни, почему ты считаешь, что Атридесы должны убивать тех, кого они любят? - мягким жестом она запахнула плащ у него на груди.
Гурни бессвязно бормотал:
- Но я...
- Ты думал, что защищаешь память герцога, - договорила она, - и я чту тебя за это.
- Моя госпожа, - прошептал Гурни. Он уронил голову на грудь, изпод его опущенных век катились слезы.
- Будем считать все, что случилось, минутным недоразумением, возникшим среди друзей, - в ее голосе Пол услышал успокаивающие интонации. - Все кончено, и мы должны быть рады тому, что оно никогда больше не повторится.
Гурни посмотрел на нее блестящими от слез глазами.
- Тот, прежний, Гурни Хэллек, которого я знала, с одинаковым искусством владел и ножом, и бализетом, - проговорила Джессика. - Его игра на бализете восхищала меня как ничья другая. Неужели Гурни Хэллек не помнит, как я часами с восторгом слушала его, когда он играл для меня? Бализет все еще у тебя, Гурни?
- У меня есть новый, - сказал Гурни. - Я взял его на Чузуке, ладный инструмент. Звучит, как настоящая Варота, хотя клейма на нем и нет. Я думаю, что он сделан учеником Вароты, который... - Он вдруг оборвал себя. - Что-то я разболтался не в меру, моя госпожа. Все это глупости...
- Это не глупости, Гурни, - возразил ему Пол.
