заметке некоего Артура Хауснера, отмечавшего, что Бойзен упустил последний свой шанс очиститься от скверны, и теперь-то уж наверняка его душа попадет в ад, которого он вполне достоин.
И куда стремился, — добавил я мысленно.
Больше ничего интересного в газетах я не нашел, а по телевизору в пятичасовых новостях CNN все- таки сказали, правда, не показав картинку, так что невнимательный зритель мог и не обратить внимание на информацию, но я-то ждал именно этого сообщения и потому запомнил каждое слово: «В Мексике, в городке Нуэва-Росита, произошел взрыв, уничтоживший ферму, принадлежавшую некой Аните Матеуала. Вероятно, хозяйка фермы и двое ее детей погибли во время взрыва. Таково мнение комиссара полиции округа Монтеррей майора Хименеса. Полиция полагает, что произошел несчастный случай, но пока неизвестно, для чего на ферме хранилось значительное количество взрывчатых веществ».
И ни слова о том, что Анита была женой казненного именно в момент взрыва серийного убийцы Бойзена. То ли журналисты не обратили внимания на этот факт, то ли сочли его не столь важным для короткого сообщения.
Значит, Бойзен уже там, — подумал я. Вооружен и очень опасен.
Я поймал себя на мысли, что думаю об этом спокойно, без иронии и даже малейшего скепсиса. Не говорю сам себе — «чушь». И даже пытаюсь представить, как может произойти эта встреча — Бойзена и Дьявола.
— К вам комиссар Эшер, — сообщила Джемма, воспользовавшись почему-то мобильником, а не интеркомом.
Эшер. Мне не хотелось видеть комиссара полиции. У меня для него было много разнообразной информации, но сообщать ему что бы то ни было я не собирался. Во всяком случае — пока.
— А что, если меня нет на месте? — спросил я.
— Не пройдет, шеф, — вздохнула Джемма. — Я ему так и сказала… Или не нужно было?
— Все правильно, Джемма. Он не клюнул?
— Уселся в кресле и решил ждать до второго пришествия. Я вышла в туалет…
— Понятно, — сказал я. — Впусти его.
Комиссар Эшер, похоже, не стал дожидаться приглашения — он вошел в кабинет через пять секунд.
— Вы хорошо выглядите, мистер Рознер, — сказал он, усаживаясь не в кресло для посетителей, а на диванчик у окна, откуда можно было следить за каждым моим движением. — Вели в Бразилии какое-то дело?
— Да, — сухо сказал я, давая полицейскому понять, что мои дела в Бразилии его не касаются. Желая перехватить инициативу, я продолжал:
— Вас озадачил мой внезапный отъезд? Погиб детектив, работавший, в частности, и на меня. Не оглашен приговор по делу, которое я вел. А я вылетаю в Южную Америку…
— Это выглядит странным, не так ли? — широко улыбнулся Эшер.
— Ничего странного. Большие деньги, комиссар, только и всего. Некогда было раздумывать.
— Много заработали?
— Господин комиссар, — сухо сказал я, — вам не кажется, что вы задаете лишние вопросы?
— Извините… Значит, деньги, ну конечно…
— Вы разобрались в том, почему погиб Бертон? — перебил я.
— Нет, — помедлив, ответил комиссар. — В крови Бертона ни алкоголя, ни наркотиков. Тормозной след отсутствует. Техническое состояние машины в норме. Причин для самоубийства — никаких. Формально я не закрыл дело, но…
— Я могу чем-то помочь? — вежливо поинтересовался я, понимая, конечно, что комиссар не стал бы тащиться ко мне в офис только для того, чтобы рассказать о проделанной работе.
— Есть две вещи… — протянул Эшер. — Вы вели дело Бойзена и проиграли его.
— Не наступайте на больную мозоль…
— И проиграли, — повторил Эшер. — Ричард Бертон нашел в Мексике жену и детей Бойзена, но на присяжных это не подействовало. Бертон погиб. Вы срочно улетаете в Бразилию, будто от кого-то прячетесь. Летите почему-то через Мексику, хотя до Сан-Паулу есть прямой рейс. Попытки найти вас в Бразилии успехом не увенчались…
— А вы пробовали? — поинтересовался я.
— Конечно, вы были нам нужны, как свидетель. Но удалось лишь узнать, что в Сан-Паулу вы пробыли час или чуть больше, в аэропорту ждала машина, которая увезла вас в неизвестном направлении. Действительно — в неизвестном. Дорожный патруль следов машины не обнаружил. Скрылись вы основательно. Значит, чего-то боялись. Мы оба с вами понимаем, что дело в Бразилии — прикрытие.
— Я получил за него гонорар…
— Да? Ваш банковский счет для меня закрыт, поверю на слово… Дальше. Бойзена приговаривают к смертной казни и в отсутствие адвоката быстро доводят дело до исполнения приговора.
— Очень быстро, — вставил я, надеясь, что мои слова подтолкнут комиссара к определенной мысли.
— Жена Бойзена с детьми погибают на своей ферме, — продолжал Эшер. — Что это — акт самопожертвования? Не смогли жить без любимого папы? Не проходит и суток, как вы возвращаетесь, и я замечаю, что бразильский загар к вам совершенно не пристал…
— Моя секретарша сказала то же самое, — кивнул я. — И знаете, вы оба правы. Я действительно ни разу не был на пляже. Дела, как вы уже говорили.
— В Бразилии легко загореть и не побывав на пляже, — заметил комиссар.
— Послушайте, — сказал я, демонстративно посмотрев на часы, — если у вас есть конкретные вопросы по одному из ведущихся вами дел, — задавайте. Дела, которые веду я, касаются только меня. Моей поездкой в Бразилию я нарушил закон?
— Нет, конечно. Доктор Рознер, давайте будем откровенны друг с другом. Возможно, вы ездили в Бразилию, возможно, нет. Ваша фамилия в списках пассажиров ни о чем не говорит, вы это прекрасно понимаете. Вы что-то знаете о Бертоне. Вы что-то знаете о Бойзене — что-то, что заставило вас отказаться от апелляции.
— От апелляции меня заставило отказаться личное требование Бойзена. Он был… странной личностью. И жена у него была странная, судя по рассказу Бертона. Устроила такой фейерверк, детей не пожалела… Ну и что?
— Я все думаю, — продолжал комиссар, — как связать в узел эти события.
— Что тут связывать? — раздраженно спросил я. — Не пойму, комиссар, в каком направлении вы копаете.
— О Господи, — пробормотал Эшер, вытащил из кармана платок и вытер затылок и шею: из окна, около которого он сидел, на него падал солнечный свет, но пересаживаться комиссар не думал, хотел держать меня в поле зрения. Неужели воображал, что я могу его пристрелить? Нет, конечно, он наверняка знал, что у меня нет оружия. Но если в моем столе лежал интересовавший полицию документ, то невольным взглядом я мог это выдать.
— О Господи, — повторил Эшер. — Я понимаю, что у меня нет против вас ровно ничего. Я не могу даже вызвать вас на допрос.
— А я могу попросить вас удалиться.
— Верно. И что прикажете мне делать? Доктор, в деле Бойзена было что-то, о чем не зашла речь на суде. Если я не узнаю, что это было, я не продвинусь в расследовании смерти Бертона. Я знаю, что вы это знаете. И не хотите мне помочь.
— У вас есть доказательства того, что я знаю больше, чем говорю?
— Нет, но…
— Тогда извините, комиссар, у меня много работы.
— О'кей, — Эшер оставил наконец свои попытки поймать меня на неловком движении или уловить нечаянный взгляд, поднялся и пошел к двери. — Если вы вспомните что-то, что может пригодиться в расследовании, — сказал он на пороге, — звоните в любое время.
— Непременно. Всего хорошего, комиссар.
