склонах. Тут тоже росли сосны, но они были выше, чем те, которые когда-либо видел Боренсон, а кора у них была темно-красного цвета, вместо привычного ему серого. Тут летали птицы, но местные темные сороки имели более длинные клювы, чем их собратья на севере, а их резкие крики казались чужими его уху. Повсюду ему на глаза попадались необычные ящерицы, шнырявшие там и здесь в зарослях папоротника, они прыгали со склонов или веток деревьев и пикировали вниз, чтобы скорее ускользнуть в тень.
Он совсем не был готов ко всем странностям Инкарры: туманному лесу, экзотическим ароматам горных орхидей персикового цвета, растущих прямо вдоль дороги. Сэр Боренсон вырос в Орвинне, это остров в Каррольском море, более чем в двухстах милях к северу отсюда. Поэтому стоило ему пересечь горы, он будто открыл для себя новый мир, о котором раньше никогда и не мечтал.
Вскоре наступила ночь, инкарранские захватчики бесшумно следовали дальше практически в кромешной темноте. Они не разговаривали между собой, не называли своих имен. Однако они постарались выбрать для Боренсона и Мирримы наиболее легкий путь и направляли их по той или иной тропе, чтобы избежать кочек, которыми изобиловала дорога, и все же Боренсон и Миррима время от времени спотыкались. Ноги Боренсона были истоптаны в кровь.
После двух часов пути отряд остановился на привал. До Боренсона доносились смех и странно звучавшие для его уха носовые звуки языка инкарранцев.
— Мы ждать, — сказал один из стражников с сильным акцентом.
— Чего же? — спросила Миррима.
— Лампы. Мы у деревни. Мы приносить вам лампы. — Один из инкарранцев вышел из-за деревьев.
Боренсон стал внимательно смотреть в разные стороны. Он не заметил света, который подсказал бы ему, что где-то поблизости есть деревня. Он не смог ничего разглядеть в этой кромешной тьме, кроме ствола ближайшего дерева.
— Я думала, вы используете огненных ящериц, чтобы стеречь ваших лошадей, — сказала Миррима.
— Драктферионы очень дорого, — объяснил стражник. — Они есть много мяса. Этот бедный деревня. Не иметься драктферионов здесь.
Внезапно Боренсон услышал шорох, доносившийся из леса, шум приближавшихся шагов, а затем робкий смех детей. Вероятно, он притащил целую толпу.
Когда в последний раз он видел свет, тот исходил от качавшихся лампад. Светильники, висевшие на цепях, были похожи на круглые чаши из стекла. В каждой такой чаше горела инкарранская свеча. Их свечи имели странный желто-агатовый оттенок и были крепкими, словно камень, кроме того, в них не было фитиля. Они горели голубоватым светом, словно тлеющие угольки.
Страж подошел к кучке детей и на мгновение озарил светом лампы их лица. На самых маленьких одежды не было вовсе, а те, что постарше, были одеты в длинные белые льняные рубахи. Лица их были так же бледны, как и ткань. Боренсону они казались душами умерших, словно на его глазах происходило некое собрание мертвецов.
Солдат привязал по лампе к запястьям Боренсона и Мирримы. Тусклое мерцание едва позволяло видеть землю под ногами.
И все же этого оказалось достаточно.
Они шли всю ночь и наконец спустились с горы и оказались посреди совершенно пустынной равнины, где не было ни одного деревца. Они двигались от деревни к деревне, но при этом ничего примечательного не попадалось им на глаза.
Жители этих поселений обитали под землей, в низинах рядом с холмами. В некоторых, по-видимому, более богатых зонах на входе в деревню можно было увидеть драктферионов. Когда поблизости появлялся незнакомец, огненные ящерицы расправляли свои капюшоны и шипели на прохожего, при этом светясь в темноте. Мерцающий кроваво-красный свет, исходивший от них, позволил Боренсону разглядеть необычную стелу, обозначавшую вход в инкарранские «поселения». Стела была выточена из камня и возвышалась вверх футов на двадцать. Стелу венчал круг, похожий на голову, и от основания сферы отходили две ветви, напоминавшие руки. На этом своеобразном памятнике были выгравированы фамилии семей, которые жили в этом городе.
Когда они подходили к широкой реке, Боренсон стал подозревать, что где-то поблизости находятся фермы. Он уловил запах рисовых полей, и вскоре они наконец добрались до деревни. Конвоиры быстро провели их через рынок, где торговцы предлагали белые персики, свежий красный виноград, десяток разновидностей дынь и плоды драконьего глаза. Вдоль дороги расположились продавцы только что убитых крокодилов, змей и свежей рыбы, готовые состряпать вам восхитительное кушанье прямо на глазах.
Стражи остановились на крылатых ящерицах, приготовленных в сладком дынном соусе. Боренсон и Миррима жадно поедали пищу, а в это время один из конвоиров исчез в толпе.
— Идем, — сказал страж, когда тот вернулся. — Лодка везти нас вниз по реке!
Через несколько минут Боренсон и Миррима в сопровождении солдат уже садились в инкарранский баркас. Лодка была примерно шестидесяти футов длиной и довольно узкой. Она была выдолблена из какого-то необычного белого дерева, обладавшего хорошей плавучестью. На носу судна красовалось резное изображение головы птицы с длинным клювом, как у грациозной цапли.
Баркас был полон сельских жителей с мертвенно-бледными лицами. Некоторые из них везли с собой бамбуковые клетки с цыплятами или поросятами.
Устроившись на носу лодки, Боренсон смотрел на воду. Ветра не было. Он слушал звуки ночи — кваканье древесных лягушек, рев крокодилов и трели неизвестных ему птиц. Смех и голоса инкарранцев, доносившиеся из ближайшего поселения, напоминали какую-то музыку.
Над головой все еще стоял туман, однако на пасмурном небе можно было заметить луну, и в ее свете Боренсон смог разглядеть неясные очертания реки. Русло оказалось шире, чем у любой реки в Мистаррии. Другой берег ему увидеть не удалось.
— Как далеко мы должны зайти, чтобы встретиться с королем Бури? — задала вопрос Миррима одному из конвоиров.
— Это для вас знать не надо, — ответил тот. — Молчите.
Вскоре лодка под завязку наполнилась пассажирами.
Страж протянул Боренсону и Мирриме по веслу, и все, кто был на лодке, дружно принялись грести, уплывая все дальше от берега. Через сотню ярдов течение стало быстрее, и лодка, освещаемая лунным светом, заскользила по реке. Путники перестали грести и предоставили бразды правления рулевому.
Один из стражей, человек без имени с высокими скулами и глазами, при свете лампы сверкавшими красными огоньками, решился наконец нарушить тишину.
— Мы добраться крепость короля Бури к рассвету, — произнес он с сильным акцентом. — Вы спать. Вы идти спать.
— Станет ли король встречаться с нами? — спросил Боренсон.
— Возможно, — сказал конвоир. — Шансы хорошие увидеть короля. Не слишком хорошие — получить положительный ответ.
— Почему же? — поинтересовалась Миррима.
— Вы есть варвары. Все северные народы есть варвары.
Боренсон насмешливо фыркнул, на что тот разозлился.
Послышалась какая-то брань на инкарранском.
— Нет смеяться! Ты нет смеяться надо мной! Я говорить тебе это для собственного блага. Не смеяться над инкарранцем! Никогда, если только он не начнет смеяться первым. Это давать разрешение смеяться.
— Прости меня, — ответил Боренсон. — Я смеялся не над тобой. Я смеялся над вашими представлениями.
— Наши представления не смешно, — возразил страж. Он подождал несколько мгновений, словно сохранял молчание в качестве наказания, но потом продолжил: — Мы инкарранцы есть самые цивилизованные люди на Земле. Вы же есть варвары. Ваши правители властвуют с помощью силы оружия. Когда за ним человек не следовать, ваш король прибегать к жестокости. Он посылать армию, чтобы
