растяжимое понятие из возможных.
— Насколько растяжимое? — осведомился Денис, всем своим видом демонстрируя, что не верит ни одному слову из услышанного.
Арилье встал, приблизился к другу, взял его за руку.
— Просто объясни мне, что случилось, Денис. Хорошо? И тогда я отвечу на все твои вопросы, как смогу. На любые. Даже на неприличные, если только это тебя успокоит.
Денис поднял голову.
— Ты знал парня по имени Веньо?
— Возлюбленного Эвремар, эльфийской лучницы? Конечно. — В голосе Арилье прозвучало облегчение. Он, очевидно, был рад тому, что разговор наконец-то пошел по нормальному руслу. Во всяком случае, теперь Арилье хотя бы понимал, о чем речь.
— Возлюбленный эльфийской лучницы Эвремар, — повторил Денис с горечью. — Вот видишь, он для тебя ценен только потому, что одна из твоего народа принимала его в своей постели.
— Вовсе не потому, — возразил Арилье. Но он слегка покраснел и тем самым выдал себя.
— В таком случае, почему ты сразу же назвал имя Эвремар? — тоном судьи осведомился Денис.
— Для начала — потому, что Эвремар я знал раньше, чем Веньо… Потому что они — красивая пара. Потому что их любовь достойна восхищения. Потому что нет ничего зазорного в том, чтобы, говоря о мужчине, назвать рядом с его именем имя любимой им женщины.
— Считай, что ты выкрутился, — поморщился Денис.
— Да что с тобой? — не выдержал Арилье. — Ты сам не свой.
— Ничего… Этот Веньо… Он умер, — выпалил Денис.
Арилье замер, потом схватил Дениса за плечо, совсем как Хатра только что, и тряхнул.
— Невозможно!
— Еще как возможно. Я своими глазами видел его. Можно сказать, я видел, как он умер.
— Что с ним случилось?
— Бросился со стены.
— Погоди-ка… — Арилье заходил по комнате, потом зачем-то схватил оружие, повертел в руках, бросил меч, не вынимая его из ножен, на кровать, снова взял. — Погоди-ка. Что значит — «бросился»? Я тебя не понимаю.
— Он покончил с собой.
— Убил себя сам? — Арилье медленно покачал головой. — Нет, это невозможно.
— Почему? — спросил Денис. — Он ведь человек.
— Ну и что с того? Ты все утро твердишь — «человек, человек» — как будто в этом слове скрыта разгадка всех тайн.
— А разве нет?
— Объясни.
— Эвремар морочила ему голову, мучила его, лгала ему, насмехалась над ним. Разве не так? Ну, он и не выдержал и покончил с собой. С людьми такое случается, с эльфами — нет. Очевидно, Эвремар даже не понимала, что она делает.
Арилье замер с раскрытым ртом. По мере того, как Денис произносил свой обвинительный монолог, Арилье все более бледнел, а под конец так и рухнул на лавку.
Он потер себе виски пальцами, затем глянул на Дениса исподлобья.
— Откуда ты взял всю эту чушь?
— Разве это чушь? — спросил Денис почти грубо. Теперь он не стеснялся и не старался сдерживать себя. Если эльфы могут так поступать с людьми, то и людям не грех подобным же образом поступать с эльфами.
— Да, это чушь! — резким тоном отозвался Арилье. — И мне бы хотелось выяснить, где ты ее нахватался.
— Ты держишься со мной так, словно я твоя собачка и где-то набрался блох.
— Ты не моя собачка, но блохи в твоей голове явно завелись. Отвечай.
Денис пожал плечами.
— Не вижу смысла что-то скрывать, Арилье. Я гулял по замку. Любовался рассветом.
Арилье кивнул. По крайней мере, это ему можно не объяснять: любоваться рассветом — достойная причина для того, чтобы не спать.
— Я услышал вскрик. Почти тотчас во двор, где я стоял, вбежал один воин из здешнего гарнизона. Хатра.
Арилье опять кивнул.
— Я его знаю. Они с Веньо были друзьями.
— Мы оба увидели Веньо внизу, на земле. Он был мертв, понимаешь? А потом Хатра рассказал мне об Эвремар. О том, что она сделала.
— Эвремар ничего подобного не делала, — возразил Арилье.
— Но Веньо покончил с собой, — горько сказал Денис. — Это случилось. Значит, происходило что-то дурное. Настолько дурное, что человек попросту не захотел дальше жить. Мы ведь можем многого не знать. А Хатра — знал. Они с Веньо дружили, ты же сам признаешь это.
— Погоди, не торопись. — Арилье заложил руки за спину, сплел пальцы. — Ты своими глазами видел, как Веньо по доброй воле бросился со стены? Нет ли вероятности, что он просто упал?
— Просто упал? Ты сам-то в такое веришь?
Арилье покачал головой.
— За все века, что стоит замок, не было ни одного случая, чтобы кто-то по неосторожности свалился со стены. Для подобных несчастий всегда имелась какая-нибудь чрезвычайно веская причина.
— Например, самоубийство.
— Здесь каждый воин на счету. Ни один из нас не совершит подобной глупости. Если кому-то в замке захочется свести счеты с жизнью, к его услугам всегда найдется подходящий отряд троллей.
— Это эльфийская логика, а Веньо был человеком.
— Это самая обыкновенная логика, а Веньо был прежде всего воином замка, верным вассалом защитницы Гонэл, — возразил Арилье.
Денис вздохнул. Внезапно он ощутил себя страшно одиноким. То короткое время, которое он прожил, добровольно отказавшись от дружбы с Арилье, наконец-то закончилось. Все разъяснилось, все встало на свои места. Конечно, Хатра заблуждался. По крайней мере, в том, что касалось Арилье.
Что бы ни случилось с Веньо, как бы на самом деле ни относились эльфы к людям, — сейчас для Дениса это не имело значения. Он просто не мог дольше выносить отчужденность, на которую обрекала его недоверчивость к существам другой расы.
Арилье мгновенно почувствовал перелом в настроении приятеля.
— По-моему, сейчас — худшее время для ссоры, — сказал он спокойно. — С людьми такое случается: внезапно их охватывает неприязнь ко всем, кто им не кровная родня. Я не в обиде.
Денис слабо улыбнулся:
— И как долго обычно длится такое помешательство?
— От нескольких часов до нескольких лет. И это всегда болезненно, — тотчас ответил Арилье.
— Ценю твою искренность… — Денис вымученно улыбнулся. — Но если Веньо не покончил с собой, то все обстоит еще хуже.
Тело Веньо было предано огню на закате того же дня. Во время церемонии Денис впервые увидел госпожу Гонэл.
Оба воинских отряда — и тот, которым командовал Роселидис, и тот, который постоянно находился в замке, — выстроились справа и слева от костра. Тело погибшего, завернутое в саван и перевязанное лентами крест-накрест, лежало на огромной куче хвороста. Оно казалось совсем крошечным и оттого вызывало острую жалость.
Как мало места занимает человек на земле, когда он превращается в пустую телесную оболочку! И как много, оказывается, означает душа! Это она позволяет человеку казаться большим, значительным,
