Эопта не сомневался в том, что все делает правильно и что не только вернется в замок, но и начнет там новую жизнь, гораздо более увлекательную, чем жизнь простого солдата.
Эопта протянул руку и коснулся плеча Хатры. Тот подпрыгнул, как будто его ужалили, и с тоской посмотрел в глаза другу.
— Ты погубил нас обоих, Эопта.
— Может быть, и нет… — проговорил Эопта, кривя в усмешке губы. — Я скажу тебе это только один раз, поэтому слушай внимательно, деревенщина: там, за туманной границей, в плену у троллей находится женщина, Ингильвар. Она бессмертна. Наверное, очень красива — не знаю, сейчас это не имеет значения. Ее мы и освободим. Ты понял?
— Откуда ты знаешь про женщину? — удивился Хатра.
— Не имеет значения. Знаю — и все, — нетерпеливо отмахнулся Эопта. — Я еще не придумал, как нам договориться с троллями, но… и это придумается.
— С троллями невозможно договориться!
— Я слышу голос суеверного мужлана, — рассердился Эопта. — Разве мы не для того покинули наши деревни, чтобы никогда больше не думать как крестьяне и не рассуждать как крестьяне? Мы должны перестать быть крестьянами!
— Но я не могу — я ведь крестьянин…
— Можешь. Ты теперь солдат, — Эопта говорил быстро, зло, потому что каждое сказанное им слово мог бы обратить не только к собеседнику, но и к самому себе. — Мы оба теперь солдаты, Хагра. И мысли, и побуждения, и поступки у нас с тобой должны быть солдатскими.
— Смелыми? — предположил Хатра осторожно.
— Смелыми? Мужланы тоже бывают не робкого десятка! — Эопта коротко хохотнул. — Нет, все по- другому…
Он не договорил: туман колыхнулся мощной волной, подался назад — и разродился целой толпой троллей.
Они были пешими, но оттого не менее страшными: низкорослые, с невероятно широкими плечами, с тяжелыми, будто каменными руками. Их покатые лбы, маленькие глаза, мощные челюсти — все говорило о том, что это не воины, а работники.
Каста воинов выглядела иначе — те более высоки и их лица куда привлекательнее, на человеческий взгляд.
Эти же выглядели как звери, по какой-то причине наделенные зачаточным разумом.
Они обступили обоих друзей, схватили их каменными ручищами, стянули с седел, бросили на мокрую землю, начали бить и пинать, а затем взяли за волосы и волоком потащили за собой. Они урчали и глухо переговаривались, хлопали себя по плечам и груди, гулко шлепали плоскими босыми ступнями по глине, и сквозь все эти шумы прорывался пронзительный звук, почти нестерпимый для человеческого слуха, царапающий и раздражающий. И только потом Эопта понял, что это кричит его товарищ.
Их путь сквозь сырость и темноту длился вечно и закончился глубоким беспамятством.
Эахельван не ошибся. Вот первая мысль, которая явилась Эопте, когда он открыл глаза и увидел себя в плену у троллей. Старый ученый во всем оказался прав. Прекрасная женщина с пустым лицом молча смотрела на пленника. Он лишь скользнул взглядом по ней и перевел взгляд дальше, на залитую светом поляну, и увидел вдали сверкающие на солнце белые шатры.
Женщина коснулась пальцами его лица. Он сердито дернул головой, ему неприятно было ее прикосновение. Она огорчилась, отвернулась, закусила губу.
— Прости, — сипло произнес Эопта.
— Ты.
Это простое слово она произнесла с таким усилием, словно тысячу лет не размыкала уста для самого обычного разговора.
— Кто ты? — спросил Эопта. — Я.
— Где мой друг?
— Он.
— По крайней мере, ты еще что-то помнишь о людях, — сказал Эопта и постарался взглянуть на нее поласковей.
Она действительно была хороша, как и говорил Эахельван. Высокая. Немного худовата, но это дело поправимое. Эопта прищурился, прикидывая — какой она будет, когда немного наберет вес и станет более округлой. Да, это будет очень недурно. («Крестьянские мысли! — мелькнуло у него. — Крестьянин не умеет любоваться женщиной бескорыстно, он всегда будет обдумывать, каким образом ее можно пристроить к делу…»)
Женщина внимательно смотрела на него, силясь что-то понять. Она как будто вспоминала давно забытые вещи, но они никак не давались ей, ускользали и растворялись в мучительном небытии.
Ее черты не были правильными. Нос, пожалуй, длинноват, овал лица чересчур вытянутый. Но весь ее облик, в совокупности, можно было определить словом «прелестный». Вполне аристократическое слово, не крестьянское. Эопта был собой доволен.
Затем он услышал шаги, и перед ним появился второй собеседник — тролль. Этот, в отличие от захвативших Эопту с Хатрой, несомненно, принадлежал к воинской касте: ростом чуть ниже обычного человека, крепкий, кривоногий, с плоским, бесстрастным лицом. Лицо это было белым, лишенным цвета, а черные глаза глядели умно, проницательно — и без всякой злости.
Тролль присел перед женщиной на корточки и взял ее за колени. Она опустила голову, посмотрела вниз. Он потянул ее, и она опустилась рядом с ним прямо на траву. Тролль быстро пробежал пальцами по ее плечам и запустил руки в ее волосы.
Она зажмурилась. В первое мгновение Эопге показалось, что тролль хочет причинить ей боль, но — нет, он ласкал ее, как домашнее животное, и она охотно принимала ласку.
Потом он выпустил ее и легонько подтолкнул, показывая, чтобы она уходила. Она поднялась и ушла, пошатываясь на ходу.
Эопта проводил ее взглядом, а когда повернулся к троллю, то обнаружил, что тот глядит холодно и строго.
— Кто ты? — спросил тролль, с поразительной правильностью выговаривая слова.
— Эопта.
— Это имя?
— Да.
— Кто ты?
— Я солдат.
— Зачем ты пришел сюда?
Эопта показал в ту сторону, куда ушла женщина:
— Я пришел за ней.
— Зачем она тебе?
— Я кое-что о ней знаю, — ответил Эопта, не видя смысла скрывать это. — Мне рассказал друг.
— Кто он?
— Эахельван.
Тролль внезапно расхохотался. Эопта удивленно уставился на него.
— Эахельван? — переспросил тролль. — Твой друг? Ты уверен?
Он не переставал смеяться, и выглядело это жутковато: все тело тролля содрогалось, округлые, как у девушки, гладкие щеки тряслись, рот раскрывался все шире, только глаза оставались внимательными и холодными.
— Эахельван — мой друг, — подтвердил Эопта, нарочно стараясь сохранять спокойствие. — Во всяком случае, у меня не было повода подозревать обратное.
— Докажи! — Тролль утер губы, от смеха он весь забрызгался слюной.
— Эахельван показал мне новый путь в жизни. Эахельван рассказал мне о женщине, которая уже много лет живет с вами. Эахельван говорил и о Моране Джуриче…
