Женщина держалась за его пояс. Иногда она задремывала и прижималась лицом к его спине. Она была усталой, грустной, молчаливой. Она не помнила ни своего имени, ни обстоятельств своего пленения, ни места, где жила прежде.
В первую ночь, когда они остановились для отдыха, и она увидела у себя над головой другие звезды, мелкую их россыпь, и круглый диск давно забытой луны, она испугалась.
— Где мы? — спросила она у своего спутника.
— По другую сторону Серой Границы, — ответил Хатра. — Мы на земле эльфов и людей.
— Где мы? — повторила она, сжимая в кулачках свои распущенные, спутанные волосы.
— Мы — дома, — сказал Хатра.
Она повернула голову к нему и устремила на него горящие глаза.
— Ты знаешь, кто я?
— Нет.
— Ты уверен, что не знаешь, кто я?
— Ты — сестра Морана Джурича, — сказал Хатра, просто так, чтобы не молчать. Его путали ее настойчивые вопросы. Его пугало ее безумие. — Моран Джурич — твой сводный брат.
— Он тролль.
— Он — Мастер.
— Но я — не тролль и не Мастер, — сказала женщина. — Я ни то и ни другое.
— Ты сестра Морана Джурича, — повторил Хатра. — Он забрал у тебя твое имя, так что теперь ты можешь начать новую жизнь и взять себе любое другое имя.
— Любое имя? — Она задумалась, но потом покачала головой. — Я не хочу никакого любого имени, я хочу мое собственное.
— Возьми первое, какое понравится, и оно станет твоим собственным, — сказал Хатра. — Все так делают, если теряют имена.
— Нет, — решительно отвергла его предложение безымянная женщина. — Это невозможно. Имя нельзя взять себе самостоятельно. Так делают только самоуправцы и глупцы, которые не понимают, что имя тебе должен дать другой человек. Имя — это то, что тебе дают, что ты принимаешь, склонив голову, то, в чем ты не властен.
— Хочешь, я сам нареку тебя каким-нибудь хорошеньким именем? — предложил Хатра. — Коль скоро тебе непременно охота подчиняться другим в этом вопросе, то подчинись мне.
Она тихонько засмеялась.
— Как же ты глуп! Ты глупее обычного человека, если предлагаешь мне такое. Имя может дать только тот, кто имеет на это право. А ты не имеешь никакого права называть меня. Ты не смеешь властвовать надо мной. Ты — очень маленький человек, Хатра. Гораздо меньше, чем мнишь о себе, и поверь мне — я это вижу так же ясно, как и эту луну у нас над головой.
Она махнула рукой в сторону черного горизонта.
— Кем бы я ни была, — повторила она, — мое имя будет ждать меня. Возможно, его украли. Но всякая украденная вещь рано или поздно отыщется, не так ли?
Освобожденная пленница была высокомерна, как все эльфийки, и очень хороша собой — зеленоглазая, с темными волосами и гибким телом. Скоро оказалось, что она — отличный воин; должно быть, у троллей ей не препятствовали заниматься фехтованием, верховой ездой и стрельбой из лука: не то потому, что считали ее безопасной, не то — просто ради ее развлечения, чтобы пленница не зачахла от скуки.
Она могла о себе рассказать лишь немногое, но защитница Гонэл и не требовала полного отчета: она умела заглядывать прямо в душу, а для этого ей не требовались ни сведения, ни признания, ни факты.
Эахельван, возможно, узнал эту женщину. Но даже если и так, то виду он не подал. Продолжал читать свои книги и спорить с Махонне по каждому поводу.
Эопта, как сообщил в замке Хатра, погиб от троллиных рук, когда они оба пытались вызволить женщину из плена.
Менестреля звали Адальгер. Он пришел в замок Гонэл однажды под вечер, и синий плащ окутывал его, как печаль. Эта печаль показалась Хатре знакомой, когда он увидел Адальгера впервые; но вскоре впечатление развеялось и забылось.
Адальгер был красив, а его музыка обладала властью над людьми и эльфами. И настал день, когда безымянная эльфийская воительница полностью подчинилась его власти.
— Снимите с него одежду, — приказала Гонэл, едва Эахельван замолчал.
Старик поднял голову и удивленно уставился на защитницу Гонэл, сидевшую высоко на своем каменном троне. Но она указывала не на Эахельвана, а на Адальгера, и старик с облегчением вздохнул. Он хорошо знал, что Гонэл умеет быть жестокой и невероятно безразличной к людям и даже к своим соплеменникам.
Эахельван вдруг понял, что охрип. Давно ему не случалось говорить так долго.
Он откашлялся и отвернулся от тролля в золотом ошейнике, который смотрел на него с неприкрытой ненавистью.
«Тринадцатый зверь, — думал Эахельван, вспоминая, как Арилье с Денисом тащили его в подземелье. — Гонэл вспомнила о том, что из замка ведет еще один проход, потайной, и запечатала его. Наверное, сразу после того, как поместила сюда своего палача. Надо же! Я ведь даже не знал о том, что защитница купила у троллей ублюдка. Сколько еще в замке происходило такого, чего я не знал? Наверное, Махонне была права: нужно хотя бы изредка отрываться от книг… Отсюда для меня нет выхода. Я проведу вечность в темноте, среди колонн, скрываясь от этого существа в золотом ошейнике. И все мои уловки будут совершенно бесполезны, потому что оно не остановится, пока не убьет меня…»
Он глухо простонал сквозь зубы. Этого душераздирающего звука никто не услышал.
Тролль медленно приблизился к Адальгеру и положил руки ему на плечи. Адальгера передернуло, капли пота побежали по его лбу. Пальцы тролля медленно согнулись, ногти впились в ткань синего плаща.
Тролль засмеялся.
От его золотого ошейника побежали блики, когда он присел и с силой сдернул плащ. Одеяние взвилось в воздух, превратилось в синий пузырь, накрыло тролля с головой.
Завывая, он поспешил выбраться на волю, передвигаясь боком на четвереньках, как краб.
Теперь плащ мертво лежал на полу, и было видно, что это — старая тряпка, десяток ветхих лоскутов, сшитых между собой.
— Платье Ингильвар! — закричал Эахельван. — Это платье Ингильвар! Оно все время находилось у меня перед глазами, а я, старый дурак, не мог распознать!..
Он перевел взгляд на Адальгера…
И он, и Денис, и Арилье, и Эвремар, и безымянная девушка, и защитница Гонэл — все смотрели на того, кто несколько лет кряду носил имя Адальгера.
Они смотрели на него и не узнавали. Если бы он не был по-прежнему прикован к колонне, то каждый из них поручился бы за то, что перед ними — совершенно другой человек. Он дернулся, громыхнув цепью.
— Что такое? — тревожно закричал он. — Что случилось? Что вы видите? Что?
И туг защитница Гонэл легко спрыгнула с трона. Она выпрямилась, отбросила с лица волосы и подбежала к пленнику, заранее выставляя вперед ладони, как будто отторгая от себя нечто неприятное.
Он вытянул шею, прищурился, напрягся. Что-то блеснуло — Денис только секунду спустя понял, что это были два широких кинжала. Гонэл держала их в рукавах и теперь, наполовину высвободив, прижимала лезвия к своим ладоням, как два зеркала.
В эти-то зеркала и смотрелся Адальгер.
Его лицо исказилось.
Ненавистная крестьянская харя, постаревшая на десяток лет, таращилась на него с блестящей
