— Вы сказали, что там дают бесплатную чашку чая и пирожное, вот я и пошел, — хмуро сказал Нобби. — Все равно они кончились, когда до меня дошла очередь.
— Это то же самое, что и спасение жизни, — сказал Кэррот. — Мы хотим, чтобы люди дышали, и мы вдыхаем воздух в них...
Они все повернулись и посмотрели на голема.
— Но големы не дышат, — сказал Кишка.
— Дело в том, что големы знают только одну вещь, что дает жизнь, — сказал Кэррот. — Слова в голове. — Все опять повернулись и посмотрели на бумаги.
Еще раз повернулись и посмотрели на статую, что была Дорфлом.
— Здесь становится холодно, — задрожал Нобби. — Я оп'дленно чувствую ауру холода, проплывающую по воздуху! Как будто кто-то...
— Что здесь происходит? — спросил Ваймз, стряхивая брызги со своего плаща.
— ... открыл дверь, — сказал Нобби.
Десятью минутами позже.
У сержанта Кишки и Нобби, ко всеобщему облегчению, закончилось дежурство. Кишка в целом не понимал, зачем нужно проводить расследование, если есть признание. Это выходило за рамки его знаний и опыта. Получаешь признание и все на этом. Нельзя не верить людям. Людям не веришь только когда они говорят, что они невиновны. Только виновным стоит доверять. Все остальное застревает на самой идее использования полиции.
— Белая глина, — сказал Кэррот. — Мы нашли белую глину. Практически необожженную. Дорфл сделан из темной терракоты, жесткой как камень.
— Последнее что видел старый священник, был голем, — сказал Ваймз.
— Это был Дорфл, я уверен, — сказал Кэррот. — Но это не тоже самое, если сказать что Дорфл убийца. Я думаю, он появился, когда священник уже умирал, вот и все.
— О? Почему?
— Я... еще не уверен. Но я часто видел Дорфла. Он всегда был очень добрым.
— Он работает на бойне!
— Наверно это неподходящее место для работы добрых личностей, сэр, — сказал Кэррот. — Однако я проверил все доступные записи и я не нашел ни одного упоминания когда големы нападали на людей. Или совершали какое-нибудь преступление.
— Да ладно, — сказал Ваймз. — Все знают... — он остановился, когда его циничная половина прислушалась к его критичной. — Что означает — никогда?
— О, люди всегда рассказывают истории, что они знают кого-то, у кого есть друг, дедушку которого убили, и это в основном правда. Големам не позволено наносить вред людям. Это написано в их словах.
— Наверняка они хитрят, — сказал Ваймз.
— Все хитрят, сэр.
— Да ты слышал кучу историй, что они делают глупости, типа изготавливают тысячи чайников, или раскапывают ямы глубинной в пять миль, — сказал Ваймз.
— Да, но в этом, кажется, нет ничего преступного, не так ли сэр? Это своего рода бунт.
— Бунт?
— Глупое повиновение приказам, сэр. Понимаете... кто-то орет им: «Иди и делай чайники», и он делает. Нельзя обвинять за подчинение приказам, сэр. Никто не говорит — сколько. Никто не хочет, чтобы они думали, поэтому они и не думают.
— Они бунтуют в виде работы?
— Это просто предположение, сэр. Я думаю, это более или менее объясняет их поведение.
Автоматически, они повернулись и посмотрели на молчаливую фигуру голема.
— Он слышит, что мы говорим? — спросил Ваймз.
— Я не думаю, сэр.
— Что насчет этой бумажки со словами во рту...?
— Э... я думаю, что они думают, что мертвый человек просто потерял записи слов в голове. Я думаю, они не понимают, чем и как люди живут, сэр.
— Я тоже этого не понимаю, капитан.
Ваймз уставился в потухшие глаза. Верхушка головы Дорфла все еще была открыта, поэтому свет проникал сквозь отверстия. Ваймз видел много ужасных вещей на улицах, но молчащий голем казался чем- то ужаснее. Можно было легко представить его со светящимися глазами, нависшим над тобой, с кулаками разбивающими все как молоты. Это было больше чем воображение. Казалось это встроено в эти штуковины. Потенциал, затаившийся на время.
«Поэтому мы все их ненавидим», — подумал он. "Эти пустые глаза, наблюдающие за нами, эти большие лица, поворачивающиеся за нами, разве не кажется, что они все берут на заметку и запоминают имена? Если услышишь что кто-то из них разбил кому-то голову в Квирме или еще где-нибудь, разве не поверишь в это с готовностью?
Внутренний голос, голос который начинал говорить только ночью или, в старые времена, где-то на полпути до дна бутылки, добавил: «Если подумать, как мы используем их, может быть, мы боимся, потому что заслуживает этого...»
«Нет,... нет ничего за этими глазами. Только глина и магические слова».
Ваймз пожал плечами.
— Я только что гнался за големом, — сказал он. — Он стоял на Брасс-бридж. Проклятый голем. Слушай, у нас есть признание и главная улика. Если ты не можешь предоставить ничего лучше чем... твои чувства, тогда нам надо будет...
— ... сделать что, сэр? — сказал Кэррот. — Мы не можем ничего с ним сделать. Он и сейчас мертв.
— Обездвижен, ты хочешь сказать.
— Да, сэр. Если хотите, то именно так.
— Если не Дорфл убил стариков, то кто?
— Не знаю, сэр. Но мне кажется, что Дорфл знает. Возможно, он шел за убийцей.
— Ему приказали защищать кого-то?
— Может быть, сэр. Или он сам решил.
— Ты только что говорил, что эмоции у них на втором месте. Куда подевалась Ангуа?
— Она решила, что ей надо кое-что проверить, сэр, — сказал Кэррот. Вот что... озадачило меня, сэр. Он держал ее в руке. — Кэррот протянул обломок спички.
— Обломок спички?
— Големы не курят и не используют огонь, сэр. Это странно... что у него было это, сэр.
— О, — саркастически сказал Ваймз. — Главная улика.
След Дорфла был ведущим на улице. Перемешанные запахи бойни наполняли нос Ангуа.
Маршрут шел зигзагами, но в нем наблюдалась конкретная тенденция. Как будто голем положил линейку на город и обходил все улицы и переулки, ведущие в главном направлении.
Она зашла в короткий тупик. В конце были ворота какого-то склада. Она принюхалась. Там были смешаны многие запахи. Тесто. Краска. Жир. Сосновая смола. Резкие, сильные, свежие запахи. Она еще принюхалась. Ткани? Шерсть?
Много запутанных следов в грязи. Огромные следы.
Малая часть Ангуа, которая всегда ходила на двух ногах видела, что следы шли в обоих направлениях. Она обнюхала все вокруг. Здесь было до двенадцати существ — запахи производства, а не живых существ, все вели к лестнице. И все двенадцать выходили с лестницы.
Она спустилась по ступенькам и столкнулась с непроходимым барьером.
Дверь.
Когти бесполезны для дверных ручек.
Она засеменила наверх. Никого поблизости не было. Только туман повис между домами.
Она сконцентрировалась и изменилась, прислонилась к стене и подождала пока мир перестал
