Самуэлю Ваймзу снились улики.
У него было язвительное отношение к уликам. Он инстинктивно не доверял им. Они все время доставали его.
И он не доверял людям, которые, бросив взгляд на прохожего, громко говорили своим компаньонам:
— А, мой дорогой друг, я ничего не могу сказать, кроме того, что он левша-каменщик, несколько лет плавал на торговых судах, и недавно у него началось безденежье. — А затем расписывали многочисленные высокомерные интерпретации о мозолях, манере держаться и расположения ботинок у человека, в то время как на самом деле те же интерпретации можно отнести и к человеку который надел старую одежду потому как в настоящий момент он кладет кирпичи дома под основание новой площадки для барбекью, а татуировку получил однажды, когда он был пьяный и семнадцатилетний [13], и фактически его укачало на мокром тротуаре. Какое высокомерие! Какое оскорбление богатому и разнообразному человеческому опыту!
Так же дела обстояли и с более твердыми свидетельствами. Отпечатки ног на клумбе в реальном мире мог оставить и мойщик окон. А крик в ночи очень даже мог издать человек, который встал с постели и наступил на валяющуюся расческу.
Реальный мир слишком реален, чтобы давать тонкие намеки. В нем происходило слишком много событий. В нем не исключалась возможность узнать правду, это было бы невозможно, но в нем очень трудно исключить различные вероятности. Усердно стараешься, терпеливо задаешь вопросы и внимательно все изучаешь. Ходишь и разговариваешь, и где-то в глубине души просто надеешься, что у какого-нибудь придурка не выдержат нервы, и он сдастся.
Все события дня смешались друг с другом во сне Ваймза. Големы бродили грустными тенями. Отец Тубелчек помахал ему рукой, и потом его голова взорвалась, обдав Ваймза душем из слов. Мистер Хопкинсон с куском гномьего хлеба мертвым лежал в своей печи. А големы в тишине проходили мимо. Там же был Дорфл, ходил, волоча ноги вокруг, голова у него была раскрыта, и слова клубились вокруг как рой пчел. А в центре всего этого танцевал Мышьяк, тоненький человечек, он потрескивал, и что-то невнятно пел.
В какой-то момент он подумал, что один из големов закричал.
После этого его сон начал потихоньку таять. Големы. Печь. Слова. Священник. Големы, грохоча ногами, маршировали, от чего у него весь сон начал пульсировать...
Ваймз открыл глаза.
Леди Сибил рядом с ним сказала «Всфгл», и повернулась на другой бок.
Кто-то колотил в дверь. Все еще сонный, с ватной головой, Ваймз поднялся на локтях и спросил куда-то в пустое ночное пространство:
— Кого еще несет в это время ночи?
— Бингерли бингерли бип! — сказал веселый голос с той стороны, где Ваймз оставил свою одежду.
— О, пожалуйста...
— Пять часов двадцать девять минут и тридцать одна секунда, утро. Пенни доллар бережет. Хотите, я напомню вам ваше расписание на сегодня? А пока я буду говорить, вы могли бы взять и заполнить регистрационную карточку.
— Что? Что? О чем ты говоришь?
Стук продолжался.
Ваймз выпал из кровати и начал искать спички. Наконец он зажег свечу и наполовину побежал, наполовину заковылял по длинной лестнице вниз к холлу.
В дверь колотил констебль Посети.
— Лорд Ветинари, сэр! Ему хуже!
— Уже послали за Джимми-Пончиком?
— Да, сэр!
В это время суток туман боролся с рассветом, отчего весь мир выглядел, как если бы он находился внутри мячика от пинг-понга.
— Сэр, я заглянул к нему, когда заступил на дежурство, и он лежал без чувств!
— Как ты узнал, что он не спал?
— На полу, сэр, одетым?
К тому времени, когда он, запыхавшись и морщась от боли в коленях добежал до дворца, пара полицейских уложили патриция в постель. «Господи, подумал он, поднимаясь по лестнице, — как это не похоже на старую службу постовым. Не надо было дважды думать, перед тем как бежать через весь город, преступники и полицейские в одной погоне».
Со смесью гордости и стыда он добавил: «И ни один из этих ублюдков не смог меня догнать».
Патриций еще дышал, но лицо у него было восковым, и он выглядел одной ногой в гробу.
Ваймз оглядел комнату. В воздухе висел знакомый туман.
— Кто открыл окно? — спросил он.
— Я, сэр, — сказал Посети. — Сразу как обнаружил его здесь. Было похоже что ему надо немного свежего воздуха...
— Он будет свежее, если никто не будет открывать окно, — сказал Ваймз. — Хорошо, я хочу, чтобы все, именно все, кто был во дворце этой ночью, собрались внизу в холле через две минуты. И кто-нибудь пошлите за капралом Малопопкой. И сообщите капитану Кэрроту.
«Я напуган и растерян, — подумал он. — Правило номер один — передать это чувство остальным».
Он обошел комнату. Не трудно было догадаться, что Ветинари встал и пересел за письменный стол, где было видно, что он работал какое-то время.
Свеча сгорела до конца. А чернильница была перевернута, вероятно, когда он сполз со стула.
Ваймз окунул палец в чернила и понюхал. Потом потянулся к писчему перу рядом с ней, задумался, вытащил кинжал и очень осторожно поднял перо. На нем не было видно маленьких милых колючек, но он осторожно положил его обратно, пусть Малопопка потом осмотрит его.
Он посмотрел на бумаги, над которыми работал Ветинари.
К его удивлению на них не было записей, а был аккуратный рисунок. Он изображал шагающую фигуру, но эта фигура не была единой, она состояла из тысяч мелких фигурок. Эффект был похож на плетеное чучело, созданное одним из диких племен на Хьюбе, где они ежегодно собирались для празднования большого круга Природы и их почтение к жизни, которое выражалось в плетении огромной фигуры из прутьев с последующим ее сжиганием.
На голову плетеного человека была надета корона.
Ваймз отодвинул рисунок в сторону и продолжил изучение стола. Он осторожно погладил ладонью поверхность стола, стараясь найти всякие подозрительные занозы. Сел на корточки и изучил нижнюю поверхность стола.
За окном разгорался рассвет. Он прошел в соседние комнаты и убедился что драпировка там открыта. Вернулся в комнату Ветинари, закрыл занавески и двери, и прошел вдоль стен в поисках отблесков света свидетельствующих о маленьких дырочках.
На чем остановиться? Иглы в полу? Духовые трубки в замочных скважинах?
Он снова отдернул занавески.
«Вчера Ветинари было лучше. Теперь ему гораздо хуже. Кто-то добрался до него ночью. Как? Медленный яд — это слишком сложно. Нужно найти способ давать его жертве каждый день. Нет, не нужно... Гораздо более элегантно было бы найти способ, чтобы жертва сама принимала яд каждый день».
Ваймз порылся в бумагах. Ветинари явно стало лучше, он встал и пошел работать, но здесь же он и свалился.
«Нет смысла смазывать ядом шип или гвоздь, потому что он не стал бы накалываться постоянно...»
Он нашел книгу наполовину погребенную под бумагами, она привлекла внимание обилием закладок, которые чаще всего были кусочками порванных писем.
«Чем он занимается каждый день?»
Ваймз открыл книгу. Она вся была исписана.
«Мышьяк надо вводить в тело. Простого касания недостаточно. Или нет? Есть ли форма мышьяка,
