— Уходим, — кивнул Леон. — Сейчас, только с официалами попрощаюсь…
На орбите планеты Аргаун, у которой вышла станция, было пусто. Ни порталов, ни кораблей. Официалы ответили почти сразу, а вот местные власти появление станции проигнорировали.
— Лучше вам не высаживаться, — мрачный старший официал, с которым говорил Таенн, нахмурился еще больше. — Сами знаете, как тут с Контролем…
— Это да, — кивнул Леон. — Могут и грязью закидать, с них станется.
— Понимаю, что это, должно быть, обидно, — с горечью развел руками официал. — Но, к сожалению, ничего не поделаешь.
— Попробуйте договориться, чтобы нас хотя бы с орбиты не гнали, — попросил Леон. — Нам нужно двенадцать часов, после чего мы уйдем.
— С орбиты не погонят, — уверено сказал официал. — Тем более, что народ весьма и весьма занят.
— Чем же? — спросил Леон.
— Транспортная сеть работает, пусть не полностью, и они отправляют помощь туда, куда требуется. Транспортники не берут за проходы денег, поэтому сейчас идут все, кто хоть на что-то годен… ну, вы понимаете.
Леон и Таенн синхронно кивнули.
— Проблема в том, что ситуацию они трактовали… — официал замялся.
— Договаривайте, — попросил Таенн. — Не иначе, что такие, как мы, приложили ко всему этому руку. Я прав?
— В ситуации обвинили Контроль, — подтвердил официал. — Я могу только принести извинения от лица Официальной службы.
— Да что уж там, — поморщился Леон. — Я лично в этом и не сомневался. Теория наименьшего зла, воображаемое божественное провидение, отрицание судьбы и все такое прочее. Я прав?
— Абсолютно, — кивнул официал. — Ох, ребята, как же тяжко, — вдруг сказал он совершенно другим голосом. — Они ведь хорошие. И мир хороший. И лезут они сейчас в такие места, что страшно делается. И помощь организуют. Но при этом — вот так. Да вы и сами знаете.
— Знаем, — тяжело вздохнул Морис. — Они такие не одни. Если читать все, что в таких же мирах говорят про нас и нам подобных, впору удавиться. Ничего не поделаешь, к сожалению.
Официал снова кивнул.
— Мы пришлем корабль, для обмена сведениями, — предупредил он.
— Если можно, не сейчас, — попросил Таенн. — Лучше часов через шесть-восемь. У нас тут… есть ряд проблем, да и расчет надо делать, сами понимаете.
— Договорились. Мы с вами свяжемся.
Связь отключилась. Таенн устало потер переносицу, сел в свое любимое кресло и призадумался. Леон и Морис подошли к 'окну в космос' и стали что-то обсуждать вполголоса. Ри вместе с Дашей, переглянувшись, подсели к Таенну.
— Таенн, расскажи, что это за мир такой, — попросила целительница. — Почему тут Контроль не любят?
— Почему, почему… Во-первых, потому что мозги зашоренные. Во-вторых, потому что эта Маджента была раньше Индиго. И, в-третьих, потому что человек — такое существо, которому, к моему огромному сожалению, необходим враг, чтобы было кого презирать. На ненависть они не способны. А вот на презрение…
Даша села поудобнее и приготовилась слушать.
— Ит, мне страшно.
— Да перестань, — отмахнулся тот. — Ты, по-моему, уже должен был свое отбояться. После того, что ты сделал.
— Так в этом-то и проблема! — Скрипач сел, прижимая к груди одеяло, и с горечью посмотрел на Ита. — Придурок, блин. Я за тебя боюсь, не за себя. Что с тобой происходит?
— А что происходит? — делано удивился Ит. — По-моему, со мной все в порядке.
— Ври больше! Главное, нашел, кому лгать, — презрительно скривился Скрипач. — Мы с тобой в одной комнате ночуем, забыл? Ты думаешь, я ничего не замечаю? Или у меня уши отсохли?
— Слушай, ты, с ушами… — осторожно начал Ит. — Ты, это…
— Что я — 'это'? — возмутился Скрипач. — Ты чего по ночам орешь и дергаешься, словно тебя на куски режут? Снится что-то? Или тебя тоже достал наш общий друг, который любитель птичек, а ты молчишь, чтобы народ не пугать лишний раз? Ит, кончай заливать, надоело. Давай, рассказывай.
Тот тяжело вздохнул. Сел на кровать рядом со Скрипачом, ссутулился, низко опустил голову. Скрипач подсел к нему поближе, участливо положил руку на плечо.
— Нет, любитель птичек меня пока что не трогал, — ответил он после минутного молчания. — Это что-то другое.
— Ну? — нетерпеливо сказал Скрипач.
— Что 'ну'? Снится мне… что-то странное. Страшно не то, что снится, а что я не понимаю, что это вообще такое, — признался Ит. — Причем снится почти одно и то же, с очень небольшими вариациями.
— Давно это происходит?
— Да вот как с тобой случилось… через сутки началось, и до сих пор… — Скрипач видел, что говорить Иту совершенно не хочется. — Думал, что справлюсь сам, но, видимо, не получится.
— Сам? — с подозрением спросил Скрипач. — Тоже что-то знакомое. Ит, вот хоть убей, но про 'справлюсь сам' я от тебя слышал. Уже слышал. И не один раз.
— Угу, вот только когда и где, — чуть слышно отозвался Ит. — А этот сон, он какой-то размытый, но… Понимаешь, сначала я словно попадаю внутрь боли. Есть такая огромная, темная, бесконечная боль, старая и густая, из этой боли сделан весь мир и я сам… Скрипач, она просто везде, во всем. Понимаешь?
— Не очень, — помотал головой тот. — Попробуй как-то иначе объяснить.
— Не могу. Не получается. Из этой боли состоит все вокруг. Мое тело — из боли, воздух — из боли, звуки — тоже… Звуки там вообще ужасные. Словно… — Ит замялся. — Одной частью сознания я понимаю, что, например, слышу чьи-то шаги. Но слышу я их, как тяжелые, тупые удары, которые бьют меня изнутри по голове. Я почти ничего не вижу, какое-то серое марево, и то, если очень сильно напрячься. Вижу только левым глазом, правый не видит ничего, как я ни стараюсь. Единственное, что мне в тот момент хочется — чтобы мимо перестали ходить. Потому что когда ходят, еще больнее.
— Ничего себе, расклады, — медленно проговорил Скрипач.
— Погоди, это еще не все, — хмуро продолжил Ит. — Потом сознание вдруг проясняется, совсем ненадолго. И боль… боль тоже. Если она до этого была чем-то тягучим и тупым, то она вдруг становится острой, как нож. И зрение возвращается. Но видит только левый глаз.
— И что ты видишь?
— Людей. Там люди, в этом сне. Двое мужчин, двое женщин.
— Что они делают?
— Они — ничего. Говорят мне что-то, я отвечаю, но из-за боли не получается разобрать ни их слова, ни свои ответы. А потом…
Ит осекся.
— Что потом? — поторопил его Скрипач.
— Потом — кошмар. Кажется, они меня пытали, — с трудом выговорил Ит. — По-настоящему пытали, не так, как на Маданге. Откуда-то из-за головы появляется такая штука… Я уже думал, на что она похожа, и ничего не вспомнил. Как железный клюв. Блестящая. Потом помню боль в горле и…
— И?
— И все. Больше ничего. Темнота.
— Ну и дела, — протянул Скрипач. Погладил Ита по плечу.
— Действительно, дела, — подтвердил с потолка искин. — Извините, но я слушал. Ит, тебе не
