прости, что ты вынуждена это видеть.
— Ничего. Я видела много худшие вещи, — серьезно ответила целительница. — Леон, теперь послушай, что я тебе скажу, только не перебивай меня, пожалуйста. Этот ожог… он находится не только на теле, которое является имитацией. Он есть и на физическом теле тоже.
У Леона округлились глаза. Он дернулся было подняться, но Даша силком усадила его обратно.
— Я же тебя попросила. Послушай, пожалуйста. Да, на твоем настоящем физическом теле ожог есть. Он выглядит несколько иначе, чем тот, что виден на имитации, но он есть. Ты понимаешь, что это может означать? Даже Кержак этого не увидел. Даже Дьявол. И этого не увидел бы никто, если бы у тебя не было альбинизма. Леон, вы живы.
…Воду удалось заказать с третьей попытки — у Даши до этого просто не было времени пообщаться с катером поплотнее и изучить, как с ним правильно обращаться. Чашку воды она просто вылила Леону на голову, а затем села рядом, всматриваясь в его лицо и ничего не делая, потому что необходимости в этом не было. Через минуту Леон неуверенно шевельнулся, затем сел. Даша подержала его под локоть.
— О, Боже… — Сэфес трясло. — Господи…
— Помолишься потом. Если тебе в следующий раз захочется упасть в обморок, предупреждай заранее, — ехидно попросила Даша. — Тоже мне, нежная чувствительная барышня! Не стыдно?
— Ты уверена? — Леон смотрел на нее во все глаза. Она видела — там, в глубине алого бархатного зрачка рождается что-то новое… да, этого там действительно раньше не было. Жизнь. Раньше глаза у Леона (да и у Мориса с Таенном тоже), были совсем мертвыми. Безнадежность там была да бесконечная печаль. И ничего больше. Но сейчас…
— Теперь — да, — решительно заявила целительница. — Раньше у меня имелись сомнения, но что-то подобное я предполагала. Сейчас сомнений уже нет.
— И что делать?..
— Для начала — успокоиться. Понимаю, что это трудно, но очень тебя прошу, успокойся, пожалуйста. Вы сейчас все на взводе, но поверь мне, это ничему и никому не поможет.
Леон смотрел на нее неподвижно, и вдруг Даша увидела — в уголках глаз у него закипают слезы, который он пытается сдержать из самых последних сил. Даша, повинуясь внезапному наитию, обняла его — и тут он, наконец, не выдержал и беззвучно заплакал.
— Только ты поймешь… ты аарн, ты умеешь любить, ты поймешь… — едва слышно говорил Леон. — Господи… я так боялся… боялся, что мы дойдем до Орина, а там… и что бы я сказал Владе… Даш, знаешь, Нэгаши… они не умеют плакать… у них же слезных желез нет… а она умеет… мы один раз случайно плохо вышли, и знаешь… как она плакала… без слез, но… У меня все в душе горело, когда я думал про то, что придется сказать ей — я мертв… ведь сказать такое тому, кто тебя так любит — это как убить его… Убить жестоко, собственными руками… Ты знаешь, что Встречающие всегда хоронят своих Сэфес?.. Почти всегда… если переживают… почти все переживают, Сэфес обычно умирают раньше… Боже мой… знаешь, меня уже ничего не пугало… я со всем уже смирился… только с этим — не мог… что ей придется меня хоронить…
Даша гладила Леона по плечу, чувствуя и видя, как душа его избавляется от страшного груза, который до этого над ней довлел. Очень осторожно, чтобы, не приведи Проклятый, не помешать, она принялась сводить воедино те нити, которые были сейчас доступны, стремясь затянуть прореху, сгладить и побыстрее уменьшить боль.
— Все будет хорошо, — успокаивающе говорила она. — Будет трудно, но я уверена, что вы справитесь. Изменим схему, я разберусь, что с телами на самом деле. За пару дней добьемся стазиса, а потом вас выведут ваши же Встречающие… как их зовут, ты сказал?
— Влада и Соня. Влада — моя, а Соня — с Морисом… Они сёстры… Даша, спасибо тебе…
— А мне-то за что спасибо? — удивилась целительница.
— Но ведь все… все считали, что мы… Ты одна поняла, что…
— Видимо, так было для чего-то нужно, — проговорила Даша. — Если бы не считали, вы бы не сумели обмануть Дьявола. Живых он бы не выпустил так запросто.
— Не видела ты это 'запросто'… Скрипачу надо будет потом памятник поставить… Я до сих пор на него спокойно смотреть не могу… Но какая это была феерия!.. У этого их Изначального Мира долго нашу станцию не забудут…
'Говори, говори, — думала Даша. — Говори о чем угодно, но только говори. Отвлекайся. Думай про что-то. Привыкай к мысли, что все теперь будет не так, как было до этого. Сэфес?.. Ну, Сэфес. Только сейчас я не Сэфес вижу, а тот его кусочек, который двадцатилетней мальчишка с истерзанной психикой, к тому же смертельно уставший'.
— Леон, а у вас есть дом? — спросила она.
— Есть. Не на Орине, конечно, но есть…
— Хороший?
— Очень! Мы вчетвером его тридцать лет строили… девчонки в наше отсутствие ничего не делали, специально. Нас ждали. Каждый раз. Дом на море, почти всегда тепло. И там красиво… горы, лес, скалы… неподалеку учебный центр, и еще несколько Сэфес со Встречающими живут… Владка постоянно на меня шипела, если я обгорал… — Леон тихо засмеялся.
— Ага. Значит, обгораешь ты уже не в первый раз, — тоже усмехнулась Даша. — Вот дойдем, и я ей на тебя наябедничаю.
'Что угодно. Вообще что угодно, лишь бы он больше не думал о смерти, как о части долга — ведь именно так он думал раньше. Странное существо — человек, каким бы он ни был, — Даша все еще гладила Леона по плечу. — О чем бы еще его спросить, прежде, чем переходить к делу?'
— Может, не надо? — попросил Леон. — Она расстроится…
— Ерунда. Думаю, она наоборот обрадуется. Слушай, а вы… когда вы в отпуске, что вы обычно делаете?
— Мы? — Леон явно растерялся. — Сначала отдыхаем, конечно. После рейса месяц ходишь, света белого не видя. Потом… как получится. По планете шатаемся, если захочется попутешествовать. Тренируемся, в учебном центре работаем… Как все, наверное. А что?
— Да ничего. Просто я очень люблю летать, — широко улыбнулась Даша. — Знаешь, что мы умеем летать? На биокрыльях. Это здорово, Леон. Ты любишь летать?
— У нас не так… если дойдем, увидишь, на чем обычно мы летаем… Летать я тоже люблю.
— Дойдем, обязательно, — твердо сказала целительница. — Так. Вытирайся, одевайся и пойдем к остальным. Что-то мне подсказывает, что Скрипач с Итом и Ри сейчас занимаются совсем не тем, чем я бы хотела, чтобы они занимались.
— Скрипача мы потом ремнем выдерем, — пообещал Леон. — Сообща. Ты, как врач, можешь это позволить? Или лучше не трогать?
— Пока лучше не трогать, — серьезно ответила Даша. — Ничего, никуда он от вас не денется. Только, чувствую, первым до него все-таки доберется Таенн.
— Ага. Идем, пожалуйста. Надо Морису срочно рассказать. Он ведь хуже меня с ума сходит.
— Хорошо, сейчас расскажешь… Слушай, скажи, а катер может синтезировать то, что я попрошу? Хочу сделать одну хорошую мазь, чтобы ты не пытался чесать свои плечи обо все подряд.
— Так! — гаркнул Таенн. — А ну, замолчите все! Аргаун этот на вас так действует, что ли?! Сначала — по локации и по общим делам. Потом — уже частности.
— Тебя что, совсем не волнует, что ты живой? — с недоумением спросил Морис.
— Волнует. Еще как волнует. Но я не хочу и не буду сейчас на это отвлекаться. У нас есть дела гораздо более важные…
— …чем паршивая жизнь одного паршивого Барда, — тихонько закончил Скрипач. — Не-не-не, молчу, молчу, я так… просто мысль развил…
— Таенн, Даша сказала, что его бить нельзя, — предупредил Ит. — Понимаю, что хочется, но увы.
— Юмористы доморощенные, вы заткнетесь сегодня? — Таенн так глянул на Ита, что тому немедленно захотелось провалиться сквозь кресло, на котором он сидел. — Все, работаем. Итак…
