первый ряд среди народов мира, выбрала ему в вожди гения мировой величины — Владимира Ильича Ульянова-Ленина, который получил от меня пост вождя народов за свой величайший ум и безупречнейшую нравственность. Он вывел всех нас на дорогу в новый мир, в мир, где основой жизни и строительства общества является общественная собственность на средства производства и народная власть, где властвует свободный труд во имя общего блага людей труда, где нет места эксплуатации и угнетению человека человеком, где нет господства частного капитала над трудом, над свободой и волей человека труда. Ленин обнажил перед людьми частный капитал как производный продукт от всенародного труда, пожирающий общую людскую физическую и духовную энергию, истощающий силы человечества, приготовленные в нем для сопротивления и борьбы за устройство мира без господства частной собственности. За это мировой империализм ненавидит Ленина, его учение о социализме, как об обществе без частной собственности. За верность России идеалам нового, открытого Лениным мира, построенного на принципах коммунизма, мировой империализм жестоко отомстил российским людям. Он тайно внедрил в нашу среду изменников и предателей наших идеалов и с их помощью отбросил Россию назад дальше начала двадцатого века, обрек нас теперь уже на вековое отставание от современного уровня прогресса. А чтобы Россия не могла и впредь выровняться с первыми рядами, с помощью перерожденцев и слуг империализма выставил Россию на мировой торг для продажи ее со всем, что есть на моей российской земле и в ее материнском чреве. А продажа матери на рынке означает гибель рода, умышленное его изживание. Жалею, что народ мой до сих пор не оказал всему этому никакого сопротивления, будто молчаливо согласился на смерть России. Так что же ты меня упрекаешь за свою усталость?
— A, действительно, за что? — с этим вопросом он освободился от сновидения, испуганно открыл глаза, с лихорадочной поспешностью вскинулся и сел на постели, покрутил головой за сложность приснившегося. Он обвел взглядом солнечную комнату, поискал светом пронизанный призрак волшебной женщины, привидевшейся во сне, и, ничего не найдя, громко сказал себе:
— Надо идти к людям и быстрее: там только можно обрести ощущение реальной жизни и избавиться от желания упрекать за свою усталость невиновную Россию. Надо собраться всем вместе в общую силу и, пока еще Россия не растратила своей мощи, освободить ее от ига частной собственности и ее владельцев.
Он быстро собрался и пошел к своим товарищам в магазин.
Согласие на новую конструкцию
На обед в зале кафе работники магазина собрались, как всегда, минута в минуту — десять минут третьего часа дня и без суеты и шума заняли свои места за столами. На столах уже стояли тарелочки с закуской, а ломтики хлеба сложены в хлебницах. И для каждого лежали бумажные салфетки, ложки и вилки — все по гостевому.
Обстановка в зале была не чинная, но приветливая, уважительная, как к гостям: умели работники кафе и для своих сотрудников на обеденный час создать атмосферу отвлечения от суетной нервной работы, хоть часовую психологическую разрядку, похожую на духовный отдых, а физический отдых при этом приходит сам собою, без намеренного настроя. Оно, конечно, не заметно, но не намеренный настрой на отдых тоже сбавляет напряжение у человека, и эти минуты становятся драгоценными для здоровья. Люди как-то исподволь убедились, что отдых эффективнее тогда, когда он проходит спокойно, вместе с естественным дыханием, словно сам по себе, не отмеченным чем-то заданным, отпущенным и отмерянным. Тогда и 20–30 минут хватает для восстановления сил, или, по крайней мере, для возвращения их в русло упорядоченного трудового течения.
Так думала Галина Сидоровна, обобщив свой опыт руководства трудовым коллективом, пусть небольшим, но специфическим, которого поминутно дергают и изматывают приходящие и меняющиеся люди, сами того не желающие и в свою очередь приносящие продавцам свою измотанность жизнью, от которой им некуда деться. И хотелось бы куда-то сбежать, где-то укрыться от такой тяжкой беспутной жизни простого человека, но некуда — везде одно и то же. Вот люди вроде бы и заслоняются от всего беспутства нападением на других, а ближе всех на пути невзгод жизни — продавцы, вот на них и вытряхивается всё из наежившейся человеческой души, к которой стало больно прикасаться.
Все это очень хорошо поняла Галина Сидоровна и всеми своими силами старалась смягчить взаимоотношения между людьми и в первую очередь между своими сотрудниками, только так она понимала работников магазина — сотрудники. А свою директорскую роль она сводила к тому, чтобы как можно мягче настроить в коллективе сотрудничество, добиваясь его гармонического лада.
Войдя в зал кафе вместе со всеми, Галина Сидоровна широким взглядом молниеносно окинула столы и порядок на них, по привычке чуть приостановилась у двери, сложила руки на груди, подтолкнув грудь кверху, и, довольная, пошла к своему столу, тронула ладонями искусственные кудряшки на голове и с хорошим чувством от удовлетворения порядком в кафе села за стол, но к делу не приступала, поджидая, пока не подошел и не сел Петр Агеевич. Он всегда входил в зал последним, как бы выполняя роль охранника. И тотчас по залу пошел общий приглушенный гул голосов.
В это время нежданно вошел Левашов со стороны кухни, и все на него обернулись. Появление его было как неожиданное, так и жданное. Он должен был вернуться с земли, хотя и российской, но опаленной войной. И его возвращение приносило что-то неизвестное и весьма отдаленное, собравшее тайны загадочной войны, затеянной людьми, живущими по своим тайнам от миллионов российских людей.
Его ждали с тех пор, как уехала к нему жена Людмила Георгиевна, но появление его в кафе в обеденный перерыв из боковой двери было похоже на то, словно он с неба спрыгнул. Он шагнул из двери довольно бойко, как всегда было при работе, и тут же нерешительно остановился, будто от внутреннего толчка: а ждут ли его здесь?
И действительно, к нему все обернулись дружно, как по сигналу, но смотрели молча, с некоторым недоумением и растерянностью от нежданного явления. Это обоюдное замешательство длилось всего какую-то минуту, но было всеми замечено. И Левашов, как виновник этого замешательства, и разрядил его. Он громко и весело, радостным голосом сказал:
— Здравствуйте!.. — и вознамеренно бодро добавил: — дорогие друзья! — и то, что он добавил, было тотчас понято, что он вернулся из дальнего и чужеродного края к своим, родным людям, которые его примут, как близкого друга. И все ему дружно, хором ответили:
— Здравствуй, Николай Минеевич! С приездом, с возвращением к нам!
С этими словами к нему первой подскочила Галина Сидоровна, сначала пожала ему руку, потом обняла за плечи, как мать, и поцеловала в чистую щеку. Тем временем его обступили поднявшиеся от столов все присутствующие в зале и даже вышли из кухни работники кафе. Выделился из общей толпы, конечно, Петр Агеевич, который крепко его обнял и минуту подержал его у своей груди. И все поняли его порыв и оценили как дружескую благодарность. А Левашов в свою очередь обнял его, и это была дружеская признательность. Наблюдавшие за ними женщины увидели, что между мужчинами тоже бывают свои объяснения, но молчаливые, закрепляемые крепкими, дружественными объятиями, а может, братскими объятиями.
Галина Сидоровна взяла Левашова за руку повела к своему столу, посадила его на свободный стул, напротив Золотарева, и села на свое место, улыбаясь, сказала:
— Вот так мы и будем сидеть — вы по сторонам, а я между вами, как под защитой наших общих рыцарей, — и еще пуще рассмеялась, а ее довольное выражение на лице и многозначительная интонация были свидетельством добропорядочных обещаний, на что оба мужчины рассчитывали и к чему в тайне друг от друга примерялись.
Женщины, слышавшие ее слова, зааплодировали, и этим все было сказано и Левашову, и Золотареву, и всему рабочему коллективу, и никакие дальнейшие обсуждения не требовались. Все поняли, что директриса заблаговременно все обдумала и предрешила, как быть с работой мужчин. Поняв так директрису, Левашов обрадовался тому, что своим возвращением в магазин он не внесет разлада между людьми и никак не помешает Золотареву.
Галина Сидоровна, действительно, все предрешила. Она оценила мужчин по их рабочим достоинствам, по их профессионализму и нашла применение каждому, не игнорируя их самолюбия.
Левашов, по ее оценкам, как слесарь был на своем месте, а Золотареву этих левашовских дел было
