непреодолимого оборонного щита от вечной угрозы империалистической агрессии. Расходы на все это страна покрывала за счет внутренних ресурсов, создаваемых социалистической экономикой. Ни одна страна Запада со своей частной рыночной экономикой, несмотря на мощную подпитку из колоний, такими ресурсами не располагает. А теперь вот, после наших рыночных реформ, они обогащаются за счет России с помощью наших либерал-демократов-западников. Поверившие лгунам-демократам, рабочие из числа энтузиастов, повторяю — из числа энтузиастов, участвующих в манипулировании общим сознанием, ошибочно посчитали и еще продолжают верить, что рыночные реформы дадут им увеличение производства, и, стало быть, автоматически произойдет увеличение отчислений и на их долю от общих доходов капиталистов, да плюс, есть мифическая надежда, что частные владельцы заводов смилуются и отщипнут им от своей прибыли. Пустые надежды: ни один толстобрюхий капиталист зазря не взял на свое брюхо нищету трудового народа, в крайнем случае, он что-то отсчитает на воспроизводство своих капиталов и кинет гроши рабочим.
При этих словах Семена Семеновича Петр Агеевич подумал про себя: Это он прямо обо мне говорит. Именно нечто получить от приватизации нашего завода я и надеялся. И, не буду греха таить, было что-то от этого и в том, что я даже свою фотографию снял с Доски почета… Глуп был, как сапог, когда думал подфортунить директору Маршенину. Не разглядел в нем хапугу-капиталиста. А ведь можно было знать, что природа у владельцев частной собственности — это инстинкты хищников. Волчьи клыки у него просматривались уже на первых собраниях акционеров. Можно было задуматься. Не задумался — угорел от чужого прихвата. Он с беспощадностью судил себя по всей строгости. Он с осторожностью посмотрел на Красновых: не почувствовали ли они его размышлений о бывшем Золотареве Петре? Красновы сидели неподвижно и слушали оратора сосредоточенно, должно быть, им по душе было повествование об умозаключениях рабочих на первоначальной стадии реформ.
— Что же получилось на практике в результате реформ? — ставил вопрос Семен Семенович и отвечал: — А получилось то, что, вероятно, заблаговременно просчитывалось реформаторами, — производство сократилось более чем вдвое. Вспомните, как оголтело демократы скулили и трубили о нерентабельных предприятиях, особенно перерабатывающих отечественное сырье. А рабочие на приватизированных предприятиях тотчас же лишились всяких прав на управление производством и на доходы от него. Доходы от частного производства оказались в руках владельцев заводов, газет, пароходов, а равноправное в советское время население враз вопиюще социально расслоилось на имущих и неимущих, на богатых и бедных, плюс сразу появились безработные — нищие и бесправные, беззащитные даже в суде. Не будем говорить о рабочих нефтяной и газовой отраслей — их олигархи, естественно, должны были прикормить, было за счет чего, с одной стороны, — и тем самым оторвать их от общей массы рабочего класса, с другой стороны, расколоть классовое единство рабочих. Олигархи весьма хитро скрывают, сколько они изымают добавочной прибыли от добавочного труда рабочих нефтегазовых промыслов и еще плюсуют к своим доходам, полученным от труда рабочих, дармовой доход от колониальной и производственной ренты. Вот откуда у них скоропалительно вырос огромный олигархический капитал. Кроме того, капиталисты умудрились через коррумпированных правительственных чиновников и депутатов Госдумы оставить за собой значительную часть доходов за счет того, что сумели добиться уравнения процентной ставки подоходного налога из личных доходов и снижения ставки налога с прибыли предприятий. Далее они не гнушались извлечь выгоду за счет введения платного обучения и здравоохранения, повышения для граждан тарифов на электроэнергию, газ, на коммунальные услуги, на проезд в общественном транспорте, за пользование телефоном, наконец, за счет бесконечного повышения цен на товары. Так грабительски для людей труда обернулось рыночное реформирование экономики. Так выглядит пресловутая мотивация труда по-горбачевски. Хватит, дескать, поживаться из государственных социальных фондов и отчислений из бюджета, берите, уважаемые граждане буржуазной России, на свой карман все обслуживание в порядке саможизнеобеспечения. Таким образом, усиливается наша эксплуатация, усугубляется и без того низкое материальное положение людей труда. А производство материальных и культурно-духовных ценностей предназначается не для удовлетворения человеческих потребностей трудовых людей, а служит источником повышения прибыли частным владельцам капитала. Это еще раз показывает, что рынок превращает человеческий труд, равно как и самого человека труда, — в товар, значит у него и положение — товарное, и ценность его человеческая — товарно-рыночная, то есть конъюнктурная. Вот мы, крестьяне, и спрашиваем, почему рабочие добровольно сдали свои человеческие права, обеспеченные общественной, государственной собственностью, в жадные, ненасытные частные руки? Почему они решили, что замена государства народного на частных хозяев, существующих на прибыли от эксплуатации рабочих, обернется для них более обеспеченной и свободной жизнью? Это решение рабочих для нас, крестьян, — неразрешимая загадка под занавесь двадцатого века.
— Семен Семенович! — раздался из зала громкий голос. Петр Агеевич повернулся на знакомый ему голос. Это проговорил Полейкин Кирилл, член партбюро организации Станкомашстроя. — Что вы все перекладываете на рабочих, а ваше крестьянство-мирянство — что же?
Вопрос Полейкина не понравился Петру Агеевичу своей скрытой дерзостью в защиту рабочих, действительно заслуживающих упрека от крестьян, и как бы перекладывающих ошибку рабочих с больной головы на здоровую. Петр Агеевич вгляделся в Семена Семеновича, опасаясь, что может вспыхнуть некрасивая перебранка, тем более что в зале поднялся сдержанный гул голосов. В президиуме проявилось движение, явно не одобряющее Полейкина.
— Ваше замечание по моему выступлению, дорогой товарищ, — тотчас отвечал Семен Семенович, а Полейкин подсказал: Полейкин, и Семен Семенович повторил: — Дорогой товарищ Полейкин, меня не смутило, так как оно естественно в этом зале, и я его ожидал. Я скажу и о крестьянах. Впрочем, о крестьянах я уже частично сказал. То, что в селе задаются вопросом, почему город доброжелательно, или, по крайней мере, пассивно воспринял приватизацию, как самый гвоздь рыночной реформы, и сам оказался на самом острие реформы, на горбачевской игле мотивации труда, — это как раз сообщение о настроении крестьянства. То, что крестьяне недоумевают по поводу того, что рабочие равнодушно и по существу сторонне отнеслись к свержению советского строя и замене его на капиталистический, — разве это не о крестьянстве разговор? Сообщил я вам об этом не для того, чтобы кого-то из здесь сидящих упрекнуть. Я знаю, что вы лично, товарищи, в негативном, неклассовом поведении рабочих, при оценке реформ неповинны и не в ваших силах было повернуть поведение рабочих. Но теперь наша задача — разъяснить очевидную ошибку рабочих, рассказать доходчиво, что они обманулись в своих расчетах на то, что буржуазные реформы по замене советского строя улучшат благосостояние простых тружеников. Сумеем мы это довести до сознания рабочих — произойдет поворот их мышления в нашу сторону, вернутся рабочие в лоно пролетарской идеологии. А крестьяне всегда будут союзниками в борьбе за восстановление социалистического строя, за возвращение в Россию Советов, как органов народной власти. Не в обиду будет сказано, именно рабочие слишком легко сдали буржуазии свою рабочую, народную власть. Как не покажется странным, но именно крестьяне недоверчиво, скорее, враждебно восприняли сначала пресловутую перестройку, а потом и рыночное реформирование экономики, а значит, и либерально- буржуазную политику. Они сразу поняли, как только разогнали Советы и запретили Компартию, что реформы направлены против общественной собственности, а значит, против крестьянского общинного пользования землей. За этим стоит насильственное изменение родового общинного, артельного образа жизни селянина, принудительное насаждение помещичьих владений и батрацкой эксплуатации безземельных мужиков. И крестьяне сплотились в молчаливом сопротивлении реформам. Они не устраивают традиционных крестьянских бунтов, но упорно игнорируют ельцинскую политику фермизации, направленную против колхозов. Самыми изощренными методами колхозы, как социалистическое ядро в деревне, удушаются вот уже 15 лет, а они все живут, чахлые, правда, но живут, и с ними все еще дышат российское сельское хозяйство и русский мужик. И этот героический подвиг русского мужика, бессомненно, будет оценен в истории нашего народа. России без своего сельского хозяйства не прожить, да и деревня еще держится, ее никуда не денешь, и в социальном отношении она живет благодаря колхозам, удерживающим традиционный, родовой общинный образ жизнеустройства. Колхозы обеспечивают крестьян всем необходимым — от трудоустройства до воды и света. А государство оставило колхозы насовсем, более того, угнетает непомерными ценами на сельхозмашины и другую технику, на удобрения и химикаты, на горючесмазочные, строительные материалы и запасные части. А с другой стороны, вопреки рыночным правилам, устанавливаются низкие закупочные цены на сельхозпродукцию. Комбайн зерноуборочный стоит
