нужен такой человек. Вот вы, Петр Агеевич, уже присмотрелись к нашей работе, и мы к вам присмотрелись, и в самый раз вы в заместители директора подходите.
Не по общему ли сговору они стали меня прощупывать? — подумал Петр о словах кладовщицы и ответил ей, не раздумывая:
— Нет, я для такой работы не гожусь, не знаю я правил ваших коммерческих игр, а другое, — я человек индивидуального труда, заводской слесарь я и тут все сказано, не хвалясь, добавлю: слесарь высокого класса, и руки мои, и голова к этому природой предназначены.
Завскладом не стала его разубеждать, и на этом их разговор прервался. А через день работа его при магазине негаданно закрепилась, но повернулась в новом направлении, ему очень подходящем.
В магазин несколько раз заезжала машина-мусоровозка. На этот раз все было как обычно — Петр выкатывал из овощного склада контейнеры с отходами и другим мусором, а водитель механизмами при машине поднимал контейнеры и вытряхивал их в мусоросборник. Садясь назад в кабину, водитель сердито поворчал:
— Вот стоит в вашем дворе эта машина-развалюха не к месту, и из-за нее дергайся туда-сюда, пока вывернешься. И кто ее тут поставил, кому она нужна?
Водитель с трудом вывернул машину и выехал со двора, а Петр посмотрел на обшарпанный грузовик и подумал: Действительно, чья эта машина и почему она здесь стоит? Сколько раз в день на нее смотрю, а как бы и не замечаю… Любопытная, между прочим, привычка у жителей больших домов выработалась — не замечать, что стоит, что лежит в общем дворе, хотя и проходят мимо и видят эти долго стоящие предметы, а как будто не замечают их, и если спросить кого-либо из них: видели во дворе то-то и то-то, задумается и ответит, что не видел, не помнит.
Петр спросил у кладовщицы про грузовик и получил ответ:
— Наша, магазинная, машина, кто-то подарил Галине Сидоровне, притащил ее сюда, вот она с осени и стоит.
— Но не зря, же она стоит, для чего-нибудь предназначалась?
— Да, видно, думала Галина Сидоровна иметь в магазине свою машину, да пока что-то не получается.
Под конец дня Петр поймал момент и зашел к директрисе в кабинет. Как всегда, она говорила по телефону и как раз договаривалась о машине на завтра и, пока разговаривала, указала вошедшему Золотареву на стул. Петр не раз замечал большую работу телефона в этом кабинете, здесь телефонный аппарат, действительно, был горячий. За время общения с Галиной Сидоровной Петр выделил одну замечательную особенность, на его взгляд, в характере директрисы как руководителя: Она проявляла удивительную терпимость к каждому работнику в отдельности и ко всем вместе. В разговоре она всегда ждала от собеседника откровения, потом отвечала так, как от нее ждали, Эта черта ее превращалась в уважаемую людьми порядочность. Кончив телефонный разговор, она уважительно спросила:
— Вы с чем-то ко мне пришли? — и, не выслушав ответ, находясь, очевидно, под впечатлением телефонного разговора, пожаловалась: — Разоряют нас транспортные расходы с их безумными тарифами.
— А я вот пришел спросить: что это за машина стоит во дворе магазина?
— Магазинная рухлядь, к сожалению, — весело улыбнулась Галина Сидоровна, кладя на стол свои толстые локти, закрывая ими грудь, однако в ее веселой улыбке светилась грустное разочарование рухлядью.
— Разрешите, Галина Сидоровна, я посмотрю эту рухлядь и повожусь с нею.
— Да уж ее смотрели и один, и второй специалисты из автохозяйств и оба сказали, что годится только в металлолом, и вызвались ее оттащить, да я не решилась им отдать или не поверила им, — снова грустно улыбнулась директриса, на этот раз то ли своей женской слабости улыбнулась, то ли хозяйской бережливости. — А вообще-то мне ее отдали, видно, по принципу: на тебе, боже, что нам негоже.
— Все-таки вы мне разрешите с ней повозиться, — повторил Петр и для большей убедительности добавил: — Я ведь слесарь, а в свое время и по автослесарному делу практиковал, а свободные минуты для этого дела я выберу в процессе рабочего дня, — добавил для того, чтобы директриса не опасалась, что придется что-то приплачивать за нештатную работу.
Галина Сидоровна смотрела на слесаря пристально и не то, чтобы с недоверием, а с неуверенностью в его успех, и вроде бы как размышляя, а стоит ли позволять рабочему человеку заниматься зряшным делом, впрочем, если это его увлекает…
— Ну что ж, позанимайтесь, позанимайтесь, а вдруг да что-нибудь и выйдет.
Последние слова директрисы прозвучали, как откровенная неуверенность в успех затеваемых им занятий с машиной, и затронули самолюбие мастера.
Он не обиделся на директрису, она была тоже мастером в своем, торговом, деле, может быть, и в предпринимательском деле, и не годится мастеру на мастера в соревновании обижаться, тем более что ей не обязательно знать слесарное мастерство. Однако, его мастерство — мастерство рабочих рук — лежит в основе всякого производства и в основе торгового, предпринимательского производства тоже. В конце концов, все дело в рабочих руках. Оказывается, покупается просто все, — и земля, и ее недра, и вода, и воздух, и энергия, что в них заложена. Но над тем, как похитрее купить рабочие руки, владельцы капиталов и их пособники ломают головы веками и никак не могут заковать их в свои золотые цепи намертво. А видно, все дело в природе рабочих рук, которым дан и разум, и чувство справедливости, и воля к действию, и нельзя их оторвать друг от друга, так как разорванные по отдельности они не существуют.
Но этих мыслей своих Петр не поведал директрисе, он только сказал:
— Спасибо, Галина Сидоровна, а с машиной выйдет, есть такая уверенность у меня, — он знал, что для восстановления машины на что-нибудь потребуются деньги, но не сказал об этом, боясь испугать директрису расходами.
Он хотел, было подняться, как вновь, дерзко зазвонил телефон. Галина Сидоровна взяла трубку и задержала ее в стороне от уха, как надоевшую за день, и Петр тоже услышал голос из трубки. Молодой звонкий голос повелительно произнес:
— Пригласите господина Приглядова.
— Извините, вы ошиблись телефоном, — утомленно, но любезно ответила Галина Сидоровна. В трубке мгновенно щелкнуло. — Видите, — ни извините, ни спасибо, — безобидно заметила Галина Сидоровна.
— Наверно, от господина такое не положено, — рассмеялся Петр.
Директриса молча и весело посмотрела на Золотарева, затем насмешливо заговорила:
— У того, кто разыскивал господина Приглядова, голос звонкий, молодой и преданный, неужели уже тоже — господин? И звонил господину, — значит, участнику в общем деле. Вероятно, это общее дело — общий бизнес, тогда здесь господа — бизнесмены по совместному делу, а по положению — равные дольщики, — иронически размышляла Галина Сидоровна. — А если не равные дольщики по прибыли, то, наверняка, кто-то из них должен быть господин больше, кто-то меньше, — Галина Сидорова вдруг вздернула плечами, вскинула голову, оттолкнулась от стола к спинке стула и громко захохотала, окатив Петра лучистым потоком иронического блеска смеющихся глаз, и легонько постучала по столу ладонями, говоря далее: — Деление устанавливается автоматически — калибром кошелька: толще кошелек — важнее господин, меньше объемом кошелек — безбрюхий господин. Но от людских глаз тот господин, что потоньше, свое поддверное положение скрывает и простым людям показывает, что он тоже — господин.
— Стало быть, и среди господ есть такие, кто господствуют, а есть такие господа, которые служат господам, — заметил, усмехаясь, Петр.
— Да, последние из господ называют себя служащими и, конечно же, возвышают сами себя над слугами-лакеями господскими, — брезгливо поморщилась, встряхнув головой, сказала Галина Сидоровна и продолжала: — Слуги-лакеи господские — это совсем другая сословная категория людей при господах, это те, которые прислуживают — подтирают и подмывают, подают и убирают, отправляют и принимают, привозят и отвозят. Господа служащие отличаются от слуг тем, что видят и знают, откуда у их господина берется прирост капитала, и за эти знания свои получают назначенную им долю. Для них доллары не пахнут. Слуги же при господах делают вид, что ничего не видят и не знают, они лишь получают за
