Ли Майклс

до головы. Тепло его рук, сжимавших ее руки… Все это вызвало в памяти такие воспоминания, что у Кэтлин захватило дух. Громко играла музыка, приглушенно жужжали сотни роликов – все это делало разговор невозможным, поэтому они просто неслись вместе, взявшись за руки, как бы в коконе тишины среди шумного катка.

Потом ритм музыки замедлился и становился все более мягким и нежным.

– Ты все еще помнишь, как танцуют на роликах вальс? – спросил Пенн.

Помнишь? Как же я могу забыть, как танцевала с тобой вальс? Здесь – и на выпускном вечере, когда нас изловили и почти выставили из танцевального зала…
Это опасно. Надо прекратить все это сейчас же. Вернуться на более безопасную почву разговора – разорвать эти чары.

– Помню ли я? – переспросила Кэтлин. – Это же ты испортил мне дорогое платье, когда сбился с такта и наступил на подол.

– Клевета. Явная клевета. Я не сбивался с такта, мои ноги выполняли все па точно. Это платье оказалось не там, где надо. Хорошо, что ты сегодня в джинсах. – Он слегка сдвинул руку на талии и притянул ее ближе. – Готова?

Один вальс, и поеду домой.
Она уже забыла, как много усилий требует сохранение равновесия при стремительных поворотах и какого умения соотносить свои движения с движениями партнера, чтобы точно следовать ритму мелодии вальса. В обычном танцевальном зале незначительная ошибка грозила тем, что тебе отдавят ногу. А здесь, на катке, маленький просчет может отбросить обоих партнеров к стене. Удар роликом – вещь довольно болезненная, а это случалось с каждым из них, и не раз, когда они начинали учиться танцевать вальс.
Кэтлин обратила внимание, что толпа вокруг них поредела. Но когда темп замедлился, а затем музыка смолкла и они подъехали к ограде, – только тогда она поняла, что они закончили вальс в полном одиночестве. Раздались шутливые аплодисменты, она мимолетно улыбнулась Пенну и по давней привычке хотела проделать свой любимый трюк – низкий поклон и вращение.
Однако что-то она сделала совершенно не так – и растянулась на хорошо отполированном полу.
Пенн спокойно посмотрел на нее.

– Я собирался тебе предложить, что, если бы мы довольно серьезно потренировались, могли бы танцевать с тобой польку, – произнес он. – Но если ты собираешься вот так приземляться на пол, Котенок…

– Я бы смогла, – задыхаясь, проговорила она. – Но у меня мало времени.

Он улыбнулся и поднял ее на ноги, а так как музыка заиграла снова, он притянул ее к себе ближе, оттолкнув от стены, и она совсем забыла, что намеревалась уезжать.

Когда музыка смолкла, Кэтлин сильно удивилась, увидев, как мало народу на катке.

– Детям нужно быть дома до наступления комендантского часа, – сказал Пенн. – В этом одно из преимуществ взрослых.

Кэтлин взглянула на часы и удивленно покачала головой.

– Не думала, что уже так поздно. А где Стефани и все остальные?

Пенн пожал плечами.

– А это один из недостатков быть взрослыми – им приходится отвозить детей домой.

Он улыбнулся ей.
Они последний раз медленно объехали каток, и к тому времени, когда сели снимать ботинки с роликами, скамейки у входа были уже пустыми. Хозяин катка пошел в дальний конец здания, чтобы оттуда выключать постепенно свет. Они остались одни.
Кэтлин вынула правую ногу из ботинка и вздрогнула – нежная кожа на пятке горела.

– Теперь будет водяной волдырь, – простонала она.

– Дай посмотрю. – Пенн положил ее ступню себе на колени. – Ты права – наверное, в носке была морщинка.

– Спасибо за диагноз специалиста, доктор Колдуэлл, – вежливо сказала она и сняла ногу.

Он взял обеими руками ее ступню и стал массировать. Прикосновение его рук было сильным и жестким, он массировал от основания пальцев до подушечки под ними. Когда он дошел до самого чувствительного места – подъема, она дернулась, и ей пришлось изо всех сил вцепиться в край скамейки, чтобы сохранить равновесие.

– Щекотно, Пенн, – запротестовала она.

Но он не отпустил, остался сидеть, держа ее ступню в своей ладони и глядя на Кэтлин. Его серые глаза потемнели и приобрели дымчатый оттенок.

Кэтлин почувствовала, как глухо и тревожно забилось у нее сердце. Поцелуй во имя прошлого, во имя того, что было, – ей послышалось, что он говорит это, хотя он не издал ни единого звука.

– Нет, – прошептала она.

– Ты до сих пор единственная девушка в Спрингхилле, которую приятнее всех целовать, – мягко произнес он.

Ты научил меня этому. Ты учил меня долго и терпеливо.

– Не пытайся вернуть те беспечные летние дни, Пенн, – сказала она. – Они прошли. Мы стали другими. Поэтому оставь эти воспоминания в покое.

Его рука расслабилась – больше от удивления, чем в знак согласия. Кэтлин сунула ноги в туфли, запихнула ролики в спортивную сумку и поднялась.

Покой. Пока… Но покой этот, казалось, будет нелегким.