Ли Майклс

– грудь, бедра, руки и губы.

– Я ненавижу разбивать компанию, – задыхающимся голосом произнес Пенн. – Но молния иногда бьет в одно место дважды, гроза все еще продолжается.

Она не смогла заставить себя отпустить его, и они шли довольно нелепо назад, к ее коттеджу в виде буквы «А». Руки Кэтлин обнимали его за талию.

Едва они приблизились, как услышали, что кто-то бьется о дверь. До Кэтлин дошло, что это Шнудель. Он все еще бросался на дверь, пытаясь вырваться на волю и бежать за ней следом. Слава Богу, это ему не удалось. Иначе он потерялся бы в такой грозе.

Жалобный собачий вой перешел в тихий скулеж, когда он увидел их и, скребя лапами пол, последовал за ними к камину.

Пенн наклонился, чтобы его разжечь, а Кэтлин опустилась рядом на каменную плиту перед камином, едва ли осознавая, что с ее волос, с подбородка, с одежды капает грязная вода. Едва ли понимал это и пес, старательно вылизывая ей кожу там, где это ему удавалось.

Она видела на лбу Пенна тонкую струйку крови и след ее на руке.

– Ты ранен, – печально сказала она.

Он покачал головой.

– Ничего серьезного. Несколько маленьких веток чуть задели меня, когда падало дерево, только и всего.

Дерево упало лишь в нескольких дюймах от него, а он говорит: «Только и всего». Она начала слегка дрожать.

– Вот теперь недалеко и до полного комфорта. А ты что-нибудь слышала о моем ангеле-хранителе? У него была куда труднее работа.

– Мне бы хотелось, чтобы ты не смеялся над этим. – Голос ее тоже дрожал.

Он положил еще одно полено в камин и присел перед ней на корточки, чтобы лучше ее рассмотреть.

– Извини, Котенок. Разве это и в самом деле имеет значение?

– Конечно, не имеет значения, – с яростью ответила она. – Я бежала туда, чтобы помочь белке, которая попала в капкан, или…

Теперь все ее тело била дрожь. Он быстро придвинулся и обнял ее.

– Наверно, пришла пора лечить небольшую истерику, – задумчиво произнес он.

Она попыталась оттолкнуть его, но ей пришлось бороться не только с его силой, но и со своим собственным страстным желанием. А всего еще несколько минут назад она беспомощно повисла у него на руках. Она сидела спиной к огню, и ей было тепло. Напряжение постепенно спадало.

– Лучше? – спросил он.

Она хотела сказать, что нет, и остаться рядом с ним вот так навсегда или быть настолько ближе к нему, насколько ей это удастся.

– Вставай и прими душ. Мы оба вымокли и, если не согреемся и не высохнем, подхватим воспаление легких. – Он поднял ее на ноги. – И чистота тоже не повредит, особенно тебе.

Слабая попытка юмора вызвала у нее желание заплакать. Она слегка покачала головой, пытаясь прогнать слезы, но это движение вызвало обратную реакцию, и две больших горячих слезы скатились по щекам.

Пенн взял ее за подбородок, повернул ее лицо к себе и поймал слезы кончиком языка. Легкое, как касание бабочки, прикосновение вызвало у нее сильное, пронизывающее чувство, и она застонала, наклонившись к нему – без всякого намерения соблазнить его, а просто потому, что ноги ее внезапно стали ватными.

Он что-то произнес хриплым шепотом и привлек ее к себе, а его рот страстно прижался к ее губам.

Он уже не контролировал себя. Он вел себя так же, как и она в эти дни. Это было только честно. Она уже давно потеряла всякий здравый смысл…

Но засевшие в ее памяти, подобно злобному маленькому демону, слова неприятно укололи ее: «Отсутствие всякого здравого смысла…»
Когда-то он обвинял ее в том, что она обрабатывает его, занимаясь с ним любовью, в надежде навсегда поймать в ловушку. Повторится ли вновь это прошлое?
Она пыталась стереть это прошлое из своей памяти, и, когда ее пальцы скользили по его лицу, липкая кровь, все еще сочившаяся из царапины на лбу, вернула ее к действительности. Она положила руки ему на грудь, удерживая его на минимальном расстоянии, и сказала:

– Эту царапину надо промыть.

Пенн нежно коснулся кончика ее носа.

– Я приму душ сразу после тебя, а потом ты можешь этим заняться.

Не имело смысла обсуждать это, она уже вымоется и высохнет – и он тоже, – пока они будут спорить, следует ли сейчас соблюдать традиционное «сначала дамы».

Пока они сидели у камина, с нее перестало капать. Но грязь, которая стала засыхать на руках и ногах, вынуждала ее чесаться. Да и одежда на ней была все еще неприятно мокрая. Ей прямо пришлось сдирать с себя блузку – засохшая грязь словно приклеила ее к телу. На лице оставались грязные разводы – понятно, почему Пенн сказал, что мытье пойдет ей только на пользу.

Когда она спустилась вниз, закутанная в большой махровый халат и все еще вытирая волосы полотенцем, ее встретил божественный аромат горячего шоколада. Пенн протянул ей кружку.

– Я подумала, – поколебавшись, проговорила она, – стена твоего коттеджа… она совсем обрушилась.

Пенн кивнул:

– Спальная веранда получила страшный удар.

– Все внутри, должно быть, разрушено?

Он пожал плечами.

– Ничего не поделаешь. Но самое худшее позади. Начался дождь, сейчас