Тут Лягаш замолчал, сглотнул слюну и замер. Теперь он просто лежал и, не моргая, смотрел на огонь. Рыжий тоже лежал и смотрел. А вокруг была ночь, было очень темно. Кругом пустая, голая земля, подумал Рыжий. И еще: здесь, на этой земле, говорят, как только наступает ночь, а ночи здесь всегда безлунные, в небе видны только звезды. Звезды – это тоже огонь, звезды – это искры, маленькие молнии, которые зорко смотрят с неба на землю. Они смотрят, очень долго и очень внимательно, и как только какая-нибудь из них вдруг заметит внизу чужака… А мы, рыки, на этой земле, на Равнине, и есть чужаки, и нигде нам здесь не спрятаться, здесь же земля голая, открытая… И звезды пользуются этим, звезды бросаются с неба на нас, на здешних чужаков, и убивают, и сжигают нас! Вот что о здешних местах говорят старики. Вспомнив такое, Рыжий засопел. И страх – холодный, липкий, противный – проснулся где-то у него в нутре, и заворочался, и потянулся к горлу.
А узколобый опять заговорил, и теперь уже чуть слышно, как во сне:
– Так вот, Один-Из-Нас сказал: «Довольно, я спасу вас». – «Как? – удивились старики. – Ты что, собрался сразиться с Зимой и обратить ее в бегство?» – «Нет, – отвечал Один-Из-Нас, – зачем, пускай себе Зима гуляет где хочет, а мы в своих домах поселим Лето». Все, конечно же, стали над ним насмехаться, а он и ухом на это не повел, он поднялся на Священную Гору и лег там, и принялся ждать. Так он ждал шестнадцать дней. А на семнадцатый увидел радугу.
Лягаш вздохнул и перевел дыхание, и немного помолчал. А после опять продолжил – на этот раз хрипло и торопливо:
– Да-да, действительно, Один-Из-Нас увидел радугу – и побежал по ней на небо, к Солнцу, и получил там от него огонь, принес его своим сородичам, развел Первый Костер и возгласил: «Вот вам Огонь, сын Солнца, Жизнь, Тепло!» Народ возликовал. Но, к сожалению, в тот радостный, великий, достопамятный день нашлись среди нас и такие глупцы, которые, убоявшись огня, бежали от него в Лес, забились там в глубокие темные норы, и очень скоро одичали там, и…
– Ложь! – крикнул Рыжий. – Ложь! Это не мы бежали от Судьбы, а вы!
– Мы, что ли?!
– Да!
– Ха-ха!
– Не смейся! Вы! Бежали из Лесу, забились в птичьи гнезда, одичали!
– Так что же по…
– Молчи! Не смей! – воскликнул Рыжий и вскочил, и закричал уже совсем без удержу: – Да, вы хитрее нас, вас больше! Да, ваша огненная смерть приходит и сжигает нас! Но все равно вам нас не одолеть! С нами Луна! Свет от нее – только для нас, над Лесом, а вам ее никогда не увидеть! Вы…
– Что, что?! – переспросил Лягаш, быстро вставая. – Луна? Только для вас? А это как называется?! – и он указал на небо.
Рыжий, почувствовав недоброе, с опаской поднял голову…
И увидел: Луна, дарительница жизни, Луна, рожденная в Лесу только для Леса… теперь как ни в чем ни бывало, совершенно точно также светила и над Равниной. Да что же это такое получается, гневно подумал Рыжий, ведь говорили, что она живет только в Лесу, только для рыков, и только к ним, своим любимым избранникам, она приходит на помощь… А что теперь? Чем теперь рыки лучше южаков? И где тогда Убежище? Почему бы ему не быть здесь, на Равнине? А если это так, тогда… Но Рыжий дальше не думал, он просто стоял возле костра, смотрел по сторонам… и ничего не чувствовал – ни боли, ни обиды. Да и какая тут боль, когда все умерло, когда все вокруг ложь!? Рыжий медленно лег на брюхо и зажмурился. Костер тихо потрескивал. Лягаш молчал. А Рыжий думал: вот и всё. То есть все то, что у него было раньше, теперь умерло, ничего у него не осталось. Пять лет он жил в Лесу… Нет, даже не в Лесу, а так – тот мир, который был ему раньше известен, это даже не весь Лес, а только его маленький кусочек. Он же видел только свой поселок, охотничьи угодья племени и пограничный ручей, через который они иногда ходили набегом на соседей – на Корноухих или на Седых. А дальше, как он слышал, были еще и другие какие-то племена и другие поселки. И всё это был Лес. Лес – это угодья Луны. Да, и еще говорили, что где-то за краем Леса есть Равнина, но это уже где-то там, в безлунной дикой стороне, там, где живут враги. Враги – и всё. И Рыжий кивал, да, соглашался, там враги, но никакого дела ему до них не было, потому что они жили слишком далеко.
И вдруг всё стало наоборот: вот она здесь, перед ним, эта Равнина, теперь куда ни посмотри, куда ни побеги, везде только она и она. И над нею Луна – точно такая же, как и над Лесом. А вот где теперь Лес, этого и не представить, так он теперь далеко. Так как же теперь быть?! Рыжий тяжело вздохнул и открыл глаза.
Лягаш, смотревший прямо на него, опять заговорил:
– Да, это верно: мир, в котором мы живем, очень велик. Но что в этом плохого? И что плохого в том, что твоя разлюбезная Луна светит везде, то есть не только над Лесом, но и над Равниной? И вообще над всей Землей, которая, кстати, неизмеримо больше и Леса и Равнины вместе взятых. И разве это унизительно – быть южаком? Вот твой отец… Да, твой родной отец! Ты слышишь меня, Рыжий?
Рыжий лежал, уткнувшись головой в лапы. Лягаш молчал, он не торопил его с ответом. Дул слабый южный ветер. Чадил костер… Вдруг Рыжий сел и спросил:
– А мой отец… ты разве знал его?
Вместо того, чтобы сразу ответить, Лягаш взял прут и стал шевелить им уголья в костре. Огонь, набравшись сил, взметнулся выше. Только тогда Лягаш отбросил прут и, посмотрев на Рыжего, сказал:
– А вот тебе еще одна история. Про Зоркого, про моего приятеля. Он жил… примерно там же, где и я. Но только я жил на Бугре, а он жил возле заставы. Мать его, Старая Гры, варила травы, знала заклинания. И то ли из-за этих ее трав, а то ли просто из-за того, что он таким уродился, не знаю, но уже к трем годам Зоркий был в такой силе, что мог запросто свалить любого. И про него сразу пошла слава. Может, это была не самая почетная слава, но она все-таки пошла! А что еще?! Все хорошо! Князь как услышал про Зоркого, про его подвиги и молодечество, так сразу пригласил его к себе на службу, то есть в дружину. И там, у князя в дружине, мы с ним и встретились. И крепко подружились. Вместе служили, вместе после службы рвали когти, то есть ходили пировать, и вместе воевали. Воевать – это, значит, ходить в набег. А князь – это у нас как у вас вожак. Нет, не совсем так. Князь – это как вожак над вожаками. На Равнине много вожаков, еще больше, чем в Лесу, а наш князь всеми ими заправляет. Кто из наших вожаков ему перечит, с тем он сразу воюет. То есть отправляет на него в набег своих дружинников, по-вашему догонщиков. Такой набег мы называем походом. А бывают походы и в Лес. И вот мы, я и Зоркий, и вся остальная наша дружина, воевали, ходили в походы. И как-то раз, после одного такого похода, когда мы уходили из Лесу… Да, оттуда, от вас. Но не совсем от вас, конечно, а с нашего края, с Опушья. Так вот он мне тогда вдруг сказал: «А я останусь здесь». – «Как? – удивился я. – Зачем?». – «Так, – сказал он. – Я так хочу. Построю здесь себе логово, женюсь, приму Лесной Закон. Ведь я похож на рыка, правда?». – «Ар-р! – сказал я. – Ходить на четырех, как свин, и жить в норе, как крот. Да ты в своем уме?». – «В своем, – ответил он. – Ум в голове, а не в стопах, и поэтому буду я ходить на двух или на четырех, уму это неважно. Ему важно, куда я на этих своих двух или на четырех собрался. – После он помолчал и добавил: – И, может быть, ему еще важней, не куда, а к кому я пойду». А я спросил: «А у тебя уже есть, к кому?». – «Да, – он сказал. – Уже есть. Я ей помог бежать из-под облавы». – «Где это было? – спросил я. – Как? И когда?» А он в ответ на это только засмеялся и головой замотал – мол, ни за что не скажу. Я тогда тоже засмеялся. Ведь я тогда подумал, что он шутит, ведь все это было сказано мне на пиру. Пир – это… Ну, ты знаешь, что такое пир. Пир, он везде одинаковый пир. А вот после пира… Да, сразу, той же самой ночью, мой лучший друг Зоркий исчез! И я тогда, стыдно теперь признаться… Да что там я – мы тогда все, вся наша дружина, так и не взяли его след. Не смогли! И так и ушли тогда ни с чем. После много было разговоров об этом, князь о Зорком кручинился. Ну а потом время прошло, князь про него забыл. И другие забыли. Но только не я! Мы же с ним были лучшими друзьями! Вот поэтому я с той поры каждый год все возвращался в ваш лес и возвращался, и искал его. И не находил. А теперь…
Тут Лягаш вздохнул и замолчал, посмотрел на Рыжего, и это опять молча… а после наконец сказал:
– А теперь искать его уже не надо, теперь я вижу, что он убит. Да, Рыжий, это я по твоим глазам ясно вижу – он точно убит. А еще я в твоих глазах вижу вот что: что ты с нетерпением ждешь, чтобы я скорей заснул, чтобы костер погас, и чтобы ты тогда…
Но тут Лягаш прищурился и замолчал. А после сказал так:
