сошел в лодку и сел рядом с Лягашом. Гребцы взяли весла и споро гребли. Все молчали. Почти сразу за Глуховом с Дикуньи вышли на Голубу. Голуба и в самом деле оказалась большой и глубокой рекой. И рыба там водилась крупная, порой так заиграет, так заплещет, что просто брала оторопь. А берега пошли пологие, песчаные. И то и дело на тех берегах попадались хутора, поселки, а то и целые городки – ухоженные, зажиточные, с удобными пристанями…
Но лодка к ним не приставала. Лягаш сказал, что он спешит, и гребцы весь тот день гребли без передышки. Все молчали. Рыжий заскучал. А заночевали они на излучине, возле омута. Лягаш послал туда гребцов, те пошарили под корягами и наловили целую плетенку раков. И оказалось, что вареный красный рак – это тоже очень вкусно, и раков съели очень много. Рыжего опять быстро сморило в сон, и сон опять был очень крепкий.
Утром, проснувшись раньше Лягаша – а, может, тот и не спал, а только притворялся, – Рыжий поднял гребцов и сам стал распоряжаться, что им делать. Да и еще на них покрикивал, чтобы они скорее шевелились. И они старались. Было очень радостно на это смотреть. Да и чего скрывать – гордость брала. А что! Вот так-то вот, с восторгом думал тогда Рыжий, дикарь из Глухих Выселок, и вдруг…
Но тут же спохватился и подумал, что не вдруг. И что никакой он не дикарь, потому что, как все здешние, он давно ходит только на стопах и при этом ничуть не сутулится. И он не серогорбый, а сын лучшего, и едет в Дымск, там он будет представлен князю, и тот сразу возьмет его к себе, потому что с ним будет Лягаш, а Лягаш не только лучший и даже не только вожак, а господин, вот кто! И только Рыжий так подумал, как старший из гребцов сказал:
– О, господин! Вставай, завтрак готов.
Лягаш поднялся, и они перекусили. Потом гребцы столкнули лодку, и они поплыли дальше. Лягаш дремал, а Рыжий за него командовал:
– Лево греби, право табань! Еще табань! Хва! Навались!
И было хорошо, легко, он чувствовал, что он здесь не чужой, что южаки – они такие же, как рыки, а то, что они ходят на двоих, так это ничего еще не значит, отец когда-то говорил: «Ум в голове, а не в стопах!», и так оно и есть, отец был прав, Лягаш гребцов не любит, не подпускает их к костру, а называет их холопами и челядью, и говорит, что в Дымске всё почти как в Выселках, то есть кругом одни глупцы и Рыжий в этом очень скоро убедится, но, правда, есть, конечно и такие, с кем можно и поговорить, попировать и даже сделать дело, но таких очень мало, поэтому, он говорил, не смей робеть и никогда ни при ком не сутулься, всем и всегда смотри только в глаза, будь тверд, не отступай, не уступай, не сторонись, и тогда все они перед тобой посторонятся, и очень скоро! Р-ра, скоро, думал Рыжий, р-ра, скорей бы! И весь дрожал от нетерпения, так что если бы не Лягаш, то он, может, тоже взял весло и начал бы грести, чтобы еще сильней это ускорить. А так, при Лягаше, Рыжий сидел неподвижно, был тверд, не суетился, не сутулился. Так прошел день, второй…
И, наконец, на третий день, ближе к полудню, на правом берегу стал понемногу появляться Дымск. Лягаш смотрел на Рыжего и Рыжий это чуял. Но он все равно не стал оглядываться на Лягаша, а продолжал не спеша рассматривать приближающийся город. Город и вправду был большой. Можно сказать, красивый. И весь в дымах, тоже верно. А вон там, высоко на горе, где самая большая крыша, живет князь. И там же, при нем, лучшие. И там раньше жил Зоркий, отец. И очень скоро там будет и Рыжий! Как это сделать, Лягаш объяснил!
А пока они подплыли к пристани, с большим трудом протиснулись среди огромного скопления больших и малых лодок, пришвартовались и сошли на берег. На берегу было еще теснее и шумнее, и толкотня стояла страшная, потому что народу там было несчетно, все разномастные, и все куда-то очень спешили. И еще со всех сторон были дома, дома, дома, заборы и опять дома. И чад, дым, гарь вокруг, и гадко пахло чешуей и потрохами. Здесь, возле пристани, рассказывал Лягаш, живет простонародье, серогорбые, и их здесь, с гневом теперь думал Рыжий, как мух на добыче, здесь среди них не протолкаешься, подумал он дальше, не продерешься! Но тут Лягаш мигнул гребцам, те сразу дружно закричали:
– Ар-р! Пр-рочь, пади! – и яро двинулись в толпу. Толпа отхлынула.
– Лягаш! – послышалось вокруг. – Кость в пасть! Кость в пасть!
Но Лягаш на эти приветствия не отвечал. Он шел, гордо подняв голову, и делал вид, что ничего не слышит, никого не знает и знать не желает. А впереди него шли гребцы, и по обеим сторонам гребцы. Они рычали на толпу, толкались – и толпа покорно расступалась. Так они прошли по площади и так вошли в город. Город был тоже очень грязен и там тоже было очень смрадно. Да как здесь можно жить, да чем они здесь только дышат, сердито думал Рыжий и то и дело фыркал и брезгливо морщился.
Но вот дорога стала подниматься в гору – и смрад довольно быстро развеялся, и даже стало как будто светлей. И мостовая стала шире, чище, дома пошли повыше, поухоженней. И везде лавки, лавки, лавки! Вот бы зайти хотя бы в одну из них, с надеждой думал Рыжий, вот бы хоть одним глазком глянуть, что они там продают, Лягаш ведь чего только о них ни рассказывал!
А теперь он молчал, шел быстро, делово. Рыжий едва за ним поспевал, тем более, что он при этом еще и постоянно осматривался по сторонам. Р-ра, ну еще бы, ведь сколько там было всего! Дома, лавки, лавки, дома и снова лавки – разные. А вот и баня, и из нее, из открытой двери, валил пар, а вот мокрый южак вышел из бани. А дальше кузница, и из нее огонь, дым, грохот, гарь. А вот костярня! Возле нее толпилось с полтора десятка южаков, все они были веселые, шумные, глаза у всех горели. А какой из костярни шел дух – просто чудо! А вот… Ого! Лягаш об этом говорил, но Рыжий все равно как только это увидел, не удержался и весело захыкал. Еще бы! Проходившая мимо них южачка была одета в ярко-красную попонку. Ну и дела, подумал Рыжий, поворачиваясь следом за южачкой.
– Ар-р! – тут же строго прикрикнул Лягаш, и они пошли дальше. Поднявшись по довольно-таки крутому откосу, они обогнули кричащий, визжащий, орущий базар, там Рыжий тоже опять засмотрелся, но Лягаш опять на него рыкнул, и они прошли дальше, и там уже на следующем повороте вышли на тихую узкую улочку, пошли по ней, свернули…
И очутились на просторной, мощеной диким камнем площади. Слева и справа эта площадь была обнесена высоким, в три роста, плетнем, а прямо впереди возвышалось величественное двухэтажное строение, стены которого были сложены из столетних дубовых бревен, а четырехскатная крыша крыта новеньким лубом. Это и был княжий дворец, и там на крыльце стояла охрана – два дюжих южака в шейных ремнях и налапниках.
– Лягаш! – вскричал один из них. – Кость в пасть! – и радостно замахал хвостом.
– В пасть! В пасть! – отозвался Лягаш, после чего остановился, оглянулся на гребцов, достал из пряталки и выдал каждому из них по маленькому желтому кружочку, то есть по монете. Гребцы взяли их, поклонились. Лягаш сказал:
– Благодарю. Свободны!
И тут же опять пошел к крыльцу. Рыжий кинулся следом за ним. И по ступенькам раз-раз-раз! Спина пряма как жердь, пасть на полный оскал. Охранники невольно расступились. И Рыжий р-раз через порог, в сенях сразу свернул налево…
– Рано! – шепнул Лягаш. – Сюда! – и повернул направо, к богато разукрашенной циновке, скрывавшей вход в трапезную.
Из трапезной доносился приглушенный говор множества голосов, хруст разгрызаемых костей. Рыжий сглотнул слюну, шагнул, толкнул циновку вслед за Лягашом, еще шагнул…
И замер. За широким пиршественным столом, заваленным всевозможными яствами, теснилось два, а то и три десятка южаков. Все они были при шейных ремнях, все холеные, дерзкие. Южаки пировали. А во главе стола черной горой полулежал сам князь, Великий Тымх – мохнатый, толстый, вислоухий силач с седым пятном на лбу. В правой лапе князь держал миску с брагой, а в левой кость. Первым завидев прибывших, князь медленно привстал…
И в зале сразу стало тихо. Пирующие замерли и, следуя взору Великого Тымха, пристально уставились на Рыжего и начали шумно принюхиваться.
– О! – важно сказал князь. – Лягаш! Кость в пасть!
– В пасть, в пасть, – сказал Лягаш.
– А это что с тобой за свинокрад? – продолжил князь.
Собравшиеся дружно засмеялись. Рыжий сжал зубы, ощетинился. Лягаш резко шагнул вперед – смех сразу стих – и процедил:
