И с непривычки захмелел. А что! В Лесу хмельного не было, они там такого не знали, а здесь браги хватил, еще хватил – и что теперь тебе Лягаш! Ну, воевода он, ну, и при князе, ну и поднимутся они на Верх, начнут судить про подати, дрова, про воровство, пожар… Ар-р, скукота какая, думал Рыжий, кому это надо, лучшим надо только лучшее…
И только он так подумал, как в трапезную вошел Брудастый (а он как водится, давно уже поел, небось, уже переварил), рыкнул, зевнул и зло сказал:
– Хва, засиделись. Порс! Когти рвать!
И Рыжий, как и все, сразу вскочил из-за стола и кинулся в дверь, а дальше через сени, кубарем по лестнице, и – через площадь, в подворотню, и вдоль по улице, вдоль, вдоль! Ар-р! Р-ра! Кружилась голова, кипела кровь, вокруг кричали, он кричал, бежали, он бежал – скорей, скорей, скорей!..
На перекрестке они вдруг остановились, встали на нижние и, тяжело дыша, смотрели друг на друга и молчали. Только глаза у всех лихо блестели. Р-ра, хорошо-то как, подумал Рыжий и оскалился. И тут Клыкан сказал:
– Туда!
Левый:
– И я туда!
Скрипач:
– А мы?
Бобка:
– За мной! – и опять побежал! Скрипач – сразу за ним! И Рыжий тоже! Р-ра, пыль и грязь, прохожие, столбы, заборы, р-ра, р-ра-ра-ра! Рыжий спешил, не отставал, но и не обгонял, потому что, думал, ему еще рано, и он пока бежал вторым. А всего их тогда бежало четверо: Бобка, Скрипач, Храп и Рыжий. Храп – тощий, остроухий, злой, Скрипач – сосед по тюфяку, а Бобка – пьяница, плясун, наглец, каких не сыщешь. Он и сейчас бежал, покрикивал:
– За мной! Не отставай!
Не отставали. И как бежали, так и добежали, грудью на дверь – бабах! – и дверь сразу настежь. И они скопом ввалились в костярню. А там, как и положено в костярне, дым, чад и смрад и толкотня, Рыжий вначале ничего не понял. Но он же вскочил не один, а он же был с лучшими – и они вместе, сворой, пробились через толкотню и кинулись к столу, расселись, посшибав там ранее сидевших, и Храп сразу дико заорал:
– Хозяин!
Подскочил хозяин. Бобка велел ему:
– По миске ежевичной – раз! По охапке ершей, и чтобы сухие были – два! И костей для забавы. Шустри!
Хозяин пошустрил, то есть принес всё это очень быстро, и так же быстро и ловко расставил. Рыжий принюхался к ершам, а еще пуще к ежевичной и даже прищурился от удовольствия. А Бобка толкнул его в бок и сказал:
– Давай, давай! И не забудь, что это – твоя первая костярная.
А и действительно, подумал Рыжий, ведь же примета есть, Лягаш предупреждал: какой будет почин, так после будет всегда! Так что же он тогда, что, духу не хватает, что ли?! И Рыжий шумно пригубил настойку и причмокнул, какая же она, подумал, сладкая! И одним махом её выпил! И резко встал! А его повело! С непривычки! Хозяин глумливо хихикнул! Рыжий тогда ему:
– Р-ра! – крикнул. – Что ты подсунул?! Кислятину! На, сам попробуй! Пей! – и швырнул миской в хозяина! И миска угодила ему в лоб! И разлетелась вдребезги! Хозяин, зашатавшись, устоял. Весь мокрый, онемев от такой дерзости, он поднял лапы вверх и уже открыл пасть, чтобы крикнуть…
Но Рыжий, не теряя времени, сгреб горсть ершей и снова заорал:
– А кто будет закусывать? Не дело не закусывать! На, жри! – и запустил в хозяина ершами! И опять: – Еще бери! Еще! Не жалко! – и снова горсть ершей в хозяина, и снова!
– Ар-р! – заревел хозяин. – Ар-р! Убью!
И – к кочерге! Схватил ее – и к Рыжему! Эх, радостно подумал Рыжий… Но спохватился, что он не в Лесу, и рвать хозяина, в клочья не стал, а просто резво кинулся под стол, метнулся между лавками к стене и ловко вскарабкался по ней под потолок! А хозяин полез вслед за ним! Рыжий лягнул его стопой, хозяин удержался, тогда Рыжий еще лягнул – и они вместе полетели на пол! Сцепились! Р-ра! Хозяин кровожадно заорал… Но Рыжий тотчас вырвался и бросился в толпу! Визг, вой в костярне, радость, улюлюканье! Ар-ра- ра-ра-р! Скорей! На стол! Под стол! На печь! Под печь! К дровам! К котлам! Окорокам! По головам-по- мискам-лапам-спинам-по-столам! Бац-бряк-бух-шмяк-бабах! На стену! По стене! Под потолок, по потолку! Визжат они, им весело, а он уже запыхался, куда теперь, зачем? И Рыжий растерялся, замер. Тогда Бобка крикнул:
– В печь! Рыжий, в печь! За мной! – и в самом деле прыгнул прямо в печь, в огонь! И тогда Рыжий тоже в огонь! А дальше через огонь! Ар-р! Р-ра! Котлы гремят, дымят, в них мясо, кипяток, вперед, не отставай! Тьма в дымоходе, гарь и теснота, не продыхнуть! А снизу подпирают и кричат:
– Ар-р! Не зевай! Рыжий, скорей, сгорим!
Кто это еще там? Р-ра! Храп и Скрипач! Значит, и они тоже кинулись! Р-ра, весело подумал Рыжий, вот что такое лучшие: в печь – значит, в печь! А снизу кричали:
– Ар-р! Не замай! Скорей! Скорей!
Да только куда еще скорей!? Рыжий и так как мог спешил, полз, щемился, царапался вверх, вверх по дымоходу, вверх…
И выбрался! Р-ра! Ф-фу! Остановился, глубоко вздохнул и отплевался, отряхнулся. Теперь, подумал он, передохнуть бы…
Но Бобка опять заорал:
– Порс! Зашибут! – и кинулся на брюхо, распластался, и так, распластанный, метнулся по коньку, и с этой крыши – на соседнюю! И Храп, Скрипач – за ним! И тогда Рыжий – мах за ними! Мах-мах-мах – и побежали крышами, заборами, и снова крышами, заборами, плетнями, снова крышами! А снизу за ними бежала толпа, швыряла в них камнями, палками, горшками – то есть всем, чем могли, и еще хищно кричали: «Бей лучших! Бей!»
Да только лапы у них были коротки, зубы кривы – не попадали они в них! И не догнали, не взяли, и лучшие, конечно же, ушли, погоню одурачили! И уже можно было не бежать, но все равно бежали – и в скок, и в перетоп, по крышам, ба-ба-бах, ба-бах, под свист и смех… И только в Хлюпкой Слободе они соскочили к кому-то во двор и там через плетень и огород сбежали на пустырь и возле старой полусгнившей лодки попадали в пожухлую траву…
И замерли. Лежали, тяжело дышали. День тогда был холодный, пасмурный, и небо было серое, и дух на пустыре стоял репейный, едкий… Но все равно, счастливо думал Рыжий, как здесь легко, свежо и как свободно, лихо! И это потому, думал он дальше, что он здесь не один, а с лучшими, и он им больше не чужой, вон как они уже смотрели на него – по-свойски. Ведь же какой лихой он учинил почин – миской об голову! Да о такой гульбе еще неделю будут вспоминать, не меньше, думал Рыжий, но не сейчас об этом говорить, сейчас надо лежать и усмирять дыхание и собираться с силами, потому что солнце еще вон где, то есть еще много дня в запасе, до вечера еще немало чего можно сделать…
– Ар-р! – вдруг сказал Бобка.
Рыжий сразу поднял голову. Бобка уже стоял на стопах и весело щерился. Тогда встал Храп и следом встал Скрипач. И Рыжий тоже встал, встряхнулся, и они пошли. Сперва шагали чинно, на стопах, а после опять пали на все четыре. Потом прибавили трусцой, потом рысцой, а там еще наддали и уже мчались вскачь. Никто из них не спрашивал, куда они бегут, потому что и так знали, что Бобка зря не потревожит, то есть если он уже позвал, то, значит, дело есть!
А тогда дело было вот какое: какие они были в саже и в копоти после костярни, такие и явились на базар и там пошли толкаться по рядам. Базар, ого, чего там только не было! Подстилки, ухваты, гребенки, горшки, зубочистки, попоны, капканы, сети, удочки. Р-ра, думал Рыжий, сколько же здесь нужно глаз, чтобы все это сразу увидеть! А сколько нужно лап, чтобы все это ощупать, и сколько зубов, чтобы отведать! И Рыжий зашатался, опьянел, и потерял своих из виду… Нет, просто забыв о них, Рыжий поплыл в толпе! Толпа его швыряла и кружила, то прибивала и валила на лотки, то вдруг водоворотила, толкала в балаган,
