скрипнул зубами. И дальше подумал уже вот что: мать говорила: «Сын, терпи и жди, я верю, ты дождешься!» И он дождется! Мать, небось, знала, чего говорила. Как говорила, так оно после всегда и бывало. И так же будет опять! И, успокоившись, Рыжий прижался боком к печке, зевнул…
И сразу, то есть уже утром:
– Двор-р! – заорал Брудастый.
И снова, как всегда, дико хрипели тягуны, и волокуша мчалась по сугробам. За ней, на этот раз молчком, бежали лучшие. Нет никого на улицах. В окнах темно. Порс! Порс! И вот она, Священная Гора. Вокруг стоит огромная толпа, все разнаряжены, молчат. Весь город здесь, все затаились, ждут, и только тягуны, а вслед за ними лучшие, бегут вверх, вверх! Порс! Порс! Взбежали! Замерли! И уже только там, на самой вершине, Рыжий смог как следует рассмотреть огромный, с терем, снежный ком, а на нем почти такое же огромное, но уже ледяное, изваяние Одного-Из-Нас, украшенного гирляндами, лоскутьями и рычьими хвостами.
– Ар-р! – крикнул князь.
Все подтянулись. Князь спрыгнул в снег, прошел к обрыву, встал и замер. Ну, ну, скорей, подумал Рыжий. Потом подумал еще раз. И еще…
И, наконец, взошло Светило! О, что тут началось! «Ар-р!» – снова крикнул князь. «Ар-р!» – подхватили лучшие. «Ар-р!» – завизжали горожане. – «Ар-ар-ар-ар! Ар-ар-ар-ар!» И разом – там и сям и этам, то есть везде и в один миг вдруг ярко вспыхнули костры, и загорелись плошки, факелы, гирлянды. Толпа, до этого молча стоявшая внизу, у подножья горы, теперь, громко крича и хохоча, полезла вверх по склону. Бой барабанов! Визг рожков! Топ! Шлеп! И вот они уже здесь, на вершине горы, и вот уже повели хоровод! Тр- рам! Тара-рам! Пляши – вприсядку, на хвосте. А здесь надоело – тогда давай вниз! Там, вдоль по склонам – карусели, балаганы, ледяные горки, лотки, корзины, кузовки со всякой снедью. Смех! Свист, пересвист! Гик-перегик! Всем хорошо, всем весело и лихо – молодым и старым, богатым и бедным, знатным и не очень. Рыжий стоял немного в стороне, поглядывал на эту кутерьму и снисходительно усмехался.
И вдруг его взгляд замер! Точнее, вдруг вцепился в проходящую мимо него незнакомку! Ар-р, как легко она ступает, думал Рыжий, а как ясно смотрит! А как улыбается! А какая она из себя! На ней короткая, вся в золотых блестках, попонка. А золото – это как солнце, как жизнь! Рыжий застыл, забыл про миску с брагой. Дух заняло! С трудом сглотнул слюну…
– Что, хороша? – спросил Овчар, стоявший рядом с Рыжим.
Но вместо связного ответа Рыжий только как-то странно вздохнул, неопределенно мотнул головой – и опять отвернулся, опять посмотрел на нее, на эту необычную красавицу…
– Ар-р! – рассмеялся Бобка. – Ар-р! Да это же Юю! Та самая. А рядом видишь двух старух? Так это ее няньки. Они для присмотра.
Рыжий молчал, смотрел во все глаза и думал: вот, значит, на кого он смотрит – на Юю. Вот, значит, какая она из себя. Вот, значит…
– Айда! – сказал Овчар. – Балаган открывают. Пропустим! А это брось, не по зубам это. Айда!
– Да-да, сейчас, – ответил Рыжий…
И, сам того не замечая, шагнул – за ней, конечно же! Потом еще шагнул, еще… И побежал за ней, и следом заскочил на карусель, всех растолкал, сел рядом с ней, весь подобрался. Карусель заскрипела, поехала. Он, весь дрожа, тихо сказал:
– Простите, если что. Я, если что, могу и спрыгнуть.
Но она его как будто не заметила, молчала, грызла леденец. А карусель кружилась все быстрей! День, солнце, облака, толпа, смех, пляс кругом! А совсем рядом – она! Рыжий громко дышал…
Но карусель вдруг остановилась. Юю легко сошла на снег. Рыжий – за ней. Она на горку – он тоже на горку. Скатились рядом, хорошо. С горки она метнулась на качели – и он сразу туда, и вскочил на лету! А она соскочила. И он соскочил. Тогда она стремглав – и он стремглав – опять на горку. Съехали. И вновь на карусель… И так оно пошло, поехало, и закрутило, закружило – и все быстрей, быстрей, быстрей. Он подавал ей леденцы, она их грызла… и молчала. Вокруг шумел, кричал, пел и плясал весь Дымск – но Рыжий никого не замечал. Он – рядом с ней, и этого довольно! Она молчит… Но ведь не прогоняет! И даже иногда вскользь смотрит на него и улыбается. Вот как сейчас. А вот еще раз…
И вдруг сзади послышалось:
– Юю!
Он оглянулся и увидел волокушу, всю в разноцветных лентах и висюльках. И две старухи стоят на запятках. Жуют губами, морщатся.
– Юю! – вновь позвала одна из них.
Княжна капризно свела брови, хотела что-то им ответить – конечно, сердито… Но, к сожалению, промолчала, едва заметно усмехнулась, пошла к ним и взошла на волокушу, села… И вдруг, когда он этого уже и не чаял, она оглянулась! И даже кивнула ему! Потом вздохнула и сказала:
– Порс! – и волокуша рванула в галоп.
… Юю давно уже уехала, а Рыжий все стоял, смотрел ей вслед и ни о чем не думал – голова была пустая…
– Да! – зло сказал Овчар, стоявший рядом. – Что наша жизнь? Ремень!
– Ремень! Ремень! – мрачно поддакнул Бобка.
И Рыжий подумал: вот это настоящие друзья! Они не скалились, они же понимали, что это непросто. Нет, даже обидно. Даже еще хуже. Даже…
– Нет! – рявкнул Рыжий. – Нет! Пилль! След! – и побежал!
И они побежали за ним. А что! Друзья они и есть друзья! И так они бежали, бежали, бежали, держали след, а кое-где даже, Овчар подсказывал, срезали по оврагам, сокращали…
И вот добежали. Дворец княжны стоял довольно далеко от города, на правом берегу Пчелиного Ручья. Вокруг дворца плотной стеной росли какие-то кусты – такие густые, что даже и сейчас, зимой, без листьев, они очень сильно мешали обзору.
– Сирень, – сказал Овчар. – Ну, это такие цветы. Так, блажь!
Рыжий, не слушая его, полез в кусты. Друзья полезли следом. В кустах, чтоб не шуметь, они ползли на брюхе. Долго ползли, вжимались в снег как на охоте. Когда кусты закончились, они укрылись за большим сугробом, Овчар осторожно поднял голову и осмотрелся, а после сердито прошептал:
– Слишком всё просто. Мне это не нравится. Где стража?
Бобка смолчал. И Рыжий тоже не ответил, а поднял голову и осмотрелся. С боков были кусты, дальше деревья, а еще дальше, прямо впереди, стоял тот дворец. Дворец был двухэтажный, синий с красной крышей. Крыльцо высокое, дверь нараспашку. В двери никого. И в окнах тоже никого.
И вдруг в окне второго этажа появилась она! Рыжий привстал. Она его заметила – и сразу улыбнулась! А вот она ему даже кивнула! И указала лапой на крыльцо! Ох-р-ра! Рыжий вскочил и бросился вперед. Мах, мах через сугроб – и вот он уже на ступеньках! И сразу цепные сторожа со всех сторон метнулись на него! Вцепились! Ар-р! И – в клочья его! В кровь! Р-ра! Вот где зверье! Вот где поганое! Но если бы Рыжий хотел, он разметал бы их, словно щенков! Только зачем это, свирепо думал Рыжий, пусть себе тешатся – и отбивался от них, отбивался! И дальше думал: и она тоже пусть тешится! И она тешилась – заливисто, громко, бесстыже смеялась и все кричала сторожам:
– Так ему! Так ему! Рвите! Давите! Ха-ха-ха!
…Обратно убегали молча, без оглядки. И только уже возле самой казармы, когда они остановились отдышаться, Овчар зло сплюнул и сказал:
– Р-ремень!
– Ремень! Ремень! – поддакнул Бобка.
А Рыжий вообще промолчал, потому что, и действительно, ну что тут еще скажешь, а?!
Глава девятая
В ЯМЕ
Прошла неделя, а за ней вторая. То есть, казалось бы, давно уже было пора забыть про тот случай. Или хотя бы на него не злиться. И в самом деле, ну что там такого было? Ну, покусали его, ну, облаяли. Но это же не из-за того, что он что-нибудь сделал не так, или сказал не так, или не так подумал. И еще вот что: может, даже хорошо, что все это так быстро и шумно закончилось. И Рыжий так и думал: хорошо! Но все равно он после этого стал плохо спать и почти что ничего не ел. Ему казалось, что все знают о его позоре и тайно над ним потешаются. Правда, Овчар и Бобка поклялись, что никому не сказали ни
