язык — показать свою осведомленность, скажем, перед каким-нибудь репортером или перед властями — то знание о существовании фотографии, компрометирующей и лично его или её, станет залогом молчания?
— Не только молчания, но и высокой личной ответственности. Если кто-то с кем-то разругается, или покинет ряды нашей компании — например, в результате развода, или какая-то пара решит отказаться от участия — то фотографии, скорее всего, предотвратят… месть.
— Ага.
Мистер Спорк поджал губы.
— Поймите же, — серьезно продолжал он, — мы — никто из нас — не считаем, что мы занимаемся чем-то постыдным или предосудительным. Во всяком случае, мы с Сибиллой так не думаем. Мы считаем, что секс, сам половой акт, не является просто одной из разновидностью плотских утех, как это принято думать, низких и постыдных по определению…
— Это самое лучшее из того, что может человек, — вставила Сибилла.
— Ну, — сказал я, — тут вы, конечно, до некоторой степени правы…
— … хотя несомненно и то, — нараспев продолжал мистер Спорк, — что секс, или скорее, навязанная миру ложная аура зла, стыда и вины, является причиной многочисленных неврозов…
— Да-да, это так, — вторила ему Сибилла, — это действительно так…
— … и психозов. И вот это лицемерие привело миллионы, а может и миллиарды людей в больницы, лечебницы для душевнобольных, в кабинеты к психиаторам и в залы судов, где слушаются дела о разводах. Но отрешившись от иллюзий и ханженского лицемерия, и не обращая внимания на вопли жертв полового воздержания, боящихся признаться в собственном голове…
— На свете, наверное, нет ничего прекраснее…
— …мы рассматриваем секс в совсем ином, новом свете…
— Я могу привести вам парочку примеров…
— Сибилла, заткнись, будь так добра.
Поразительнее всего то, что она улыбнулась ему и покорно замолчала.
Мистер Спорк продолжал говорить:
— Как я уже говорил…
— Эй, — перебил его я. — Так как насчет этого вашего шантажиста?
— Ну да, и я о том же. А если по существу, мистер Скотт, то я хочу сказать вам следующее. Мы, участники нашей компании, не чувствуем стыда или вины, но в то же время считаем очевидным, что наши отношения и нравы, наша нравственная концепция, очень отличаются от общепринятых, исповедуемых другими членами общества, в котором мы живем — тех других, в чьих силах нанести нам — всем вместе и каждому в отдельности — большой вред и ущерб. Если действия группы — нашей или какой-либо другой — будут приданы огласке, то это неизбежно повлечет за собой общественное осуждение. Презрение. Финансовую и социальную месть. И так далее. Нет страшнее гнева, чем гнев праведников — даже в тех случаях, когда они неправы. — Он улыбнулся. — Они управляли инквизицией, заставили покаятся Галилео. Они распяли Христа. Сожгли заживо Бруно.
Мне показалось, что он собирается преподать мен урок истории. Я же никогда особо не интересовался историей.
— А шантажист, — напомнил я.
— Они пришел сюда сегодня днем, показал нам эту фотографию — если верить ему, то это копия с оригинала. И потребовал, чтобы завтра вечером мы отдали ему двадцать тысяч долларов. Или… думаю, вы понимаете, что произойдет в противном случае.
— Ага. Итак, двадцать тысяч — если вы все-таки надумаете расстаться с ними — скорее всего, будут лишь первым взносом. А теперь, мистер Спорк, хорошенько подумайте, и взвесив материальное благосостояние всех участников вашей группы, назовите мне хотя бы примерный итог.
— Я могу сказать только приблизительно. Право же, я даже не знаю. У нас чуть больше миллиона. Состояние Берсудианов потянет миллионов на четыре-пять. Думаю, что в сумме получится что-то около пятнадцати миллионов. Ну, может быть, даже тридцать, если уж на то пошло.
— И в котором часу этот парень был у вас?
— К счастью, это я заметил абсолютно точно. Он пришел в двадцать минут третьего дня.
— И каков он из себя?
— Такой худощавый нежомерок, ростом примерно метр шестьдесят пять, не больше. Узкое лицо. Глаза водянисто-голубого цвета.
Тут подала голос Сибилла.
— Мне показалось, что ему не больше лет тридцати-тридцати пяти, но вот только выглядел он гораздо старше.
— И ещё у него по всему лицу были такие маленькие рытвинки, — добавил мистер Спорк. — Крохотные шрамики.
— Бинго, — сказал я.
Глава 14
— Что?
— Так его зовут. Бинго — Лестер Кестел.
— Вы его знаете? — мистер Спорк всем телом подался вперед. — То есть вы хотите сказать, что смогли узнать его по нашему описанию?
— И по вашему описанию, и ещё кое по чему. Мне так кажется. Я склонен думать, что это был именно Бинго.
— Тогда если вы знаете, кто он такой, то, полагаю, его нужно было бы немедленно арестовать. — Мистер Спорк покачал головой. — Но, честно говоря, мы не можем так рисковать. Ведь он пригрозил, что дело будет предано огласке…
Я улыбнулся.
— Думаю, вас это должно заинтересовать. Если я не ошибаюсь насчет личности этого маленького жлоба, сегодня днем он уже успел отметиться в тюрьме. Он и вместе с ним ещё двое проходимцев. Конечно, долго они там не задержались — а жаль. После этого один из их компании попытался убить меня. А Бинго, должно быть, отправился навестить вас. Интересно все-таки, куда и с каким поручением могли отрядить Малютку Фила? — добавил я, адресуя этот вопрос скорее самому себе.
— Так… что же нам теперь делать? — Это была Сибилла.
— У меня на уме есть уже пара задумок, — сказал я. — Как вы знаете, в данное время я работаю по делу миссис Холстед. Но можете не сомневаться, ваш случай тоже не останется без внимания. Я займусь им тоже. И помимо всех прочих буду ещё искать и Бинго.
— Мы были бы вам очень признательны, если бы вы только смогли помочь…
— Ваши услуги будут хорошо оплачены, мистер Скотт…
Сибилла первой завела речь о деньгах, и её муж с готовностью подхватил эту мысль. Но я перебил их обоих.
— Забудьте об этом. Никакой платы я с вас не возьму. И если уж до того дойдет, то мои услуги будут оплачемы деньгами миссис Холстед. Это уже решено. — Я немного помолчал. — Но — исключительно в том случае, если мне удастся оградить вас от Бинго и его дружков…
— Ну и…?
— Может быть вы тогда будете столь щедры, что простите мне эти синие бархатные портьеры? И ковер тоже.
— Ну конечно же.
— И еще, гм, большую дыру в двери наверху.
Думаю, я мог бы добавить еще: “И пожар в вашем доме,” и они наверняка с готовностью согласились бы.
— Ладно, — сказал я. — А теперь раскажите мне поподробнее про этот ваш альбом. Чья это была идея? Когда и где были сделаны фотографии? И где их держали — в обычном альбоме? И каким образом могла попасть к Бинго, или кто там ещё к вам приходил, та фотография, которую он предъявил вам сегодня?
Каждый из них, полностью или частично, ответил на некоторые из этих вопросов, иногда дополняя
