Едва не скочевряжившись со своего «насеста», я успеваю не только разжать вовремя руки, но и соскочить со своего импровизированного седла. «Мудяный» всадник, верхом на изговняном смазкой агрегате…
Весь в саже и копоти. Потный настолько, что из моего обмундирования могут вдосталь напиться кони, если присосутся тщательно…
С выпученными красными глазами, не видевшими сна уже двое суток…
Трясущимися руками и дрожащими, как у страдающего паркинсонизмом, ногами…
И с такого же диагноза головой.
Отчаянно цепляющийся за площадку из стали, стараясь изо всех сил удержаться на ней, не загреметь в горячие «ванны» вокруг.
И затравленно следящий за кульбитами веселящейся на привязи «трихомоны», так и грозящей заехать по кумполу.
Если б меня узрели сейчас непокаянные грешники откуда-нибудь с гор, они с криками разбежались бы по округе. Ибо даже в самых страшных снах не видать им страшнее того, кто явится по их жалкие души. То есть меня, — судорожно вцепившегося в эту тонкую нить, как в собственное Спасение в день Страшного Суда…
…Кажется, в моём теле не осталось ни целой косточки, ни лопнувшего сосуда.
Я чувствую себя так, будто я честно выполнил подряд по обмолоте урожая зерна всей страны на собственном хребте.
И всё-таки передо мною зияет своим «стволом» этот треклятый штрек.
Его тёмное стальное жерло проваливается вниз, в черноту бездонных глубин, где, еле видимая, едва уловимо и угрюмо поблёскивает жирная вода, к которой ведут почти сгнившие скобы…
Твою морось…
И ради этого я так страдаю?!
Эта раззявленная глотка общественного клозета, — мне придётся туда нырять.
А кто мне скажет, как я потом оттуда выберусь, если люк эти поганцы попросту прикроют?
А уж если ещё и приварят…
Глава XV
Я никогда ещё не купался в студне, особенно залитом в лохань такого размера.
Такой температуры и консистенции. И без какого бы то ни был гидрокостюма. Мне довелось понырять много, на всех широтах.
Но чтобы так, — в морозилку, в одних трусах, — это, пожалуй, перебор…
Когда я туда забрался, мне показалось, что на меня дохнуло вечным холодом Арктики.
Еще не коснувшись воды, меня начало телепать так, как если б меня набили сухим льдом по самые гланды.
А что будет там?!
После чёртового жара мне на минуту-другую стало хорошо, а потом озноб приударил так, что я тут же пожалел о собственной смелости.
Вода, находящаяся на такой глубине, вряд ли имеет температуру выше плюс восьми градусов по нашему товарищу Цельсию.
Однако даже если я не помру от разрыва сердца при погружении сразу, то от переохлаждения крякну точно.
Это так же верно, как если б я голышом просто забрался на ночь в льдину и задвинул за собой вырубленный кусок ледяной 'двери'.
Ещё фактор: мой баул.
Это не надувной круг, с которым на толстом пузе так приятно пробежаться по пляжу. И у меня в нём не варёная кукуруза, пара завонявших ракушек и вечная для всех поколений застиранная московская панама.
Я с ним не чтобы утону. Я там просто жить, мля, буду!
Блин, а скажите, — у вас не бывает купелей потеплее?! Что, с серой? Нет, спасибо, — я, пожалуй, зайду в следующий раз, попозже…, когда вы уже не будете так заняты…
Метания, сомнения, истерика и стоны — дело, безусловно, важное и нужное для поднятия собственной стоимости где-нибудь на вечеринке в честь покупки фирмой новой пачки бумаги. Там есть шанс быть замеченным и взятым на заметку, особенно если вы — особа женского пола.
А мне здесь лучше быть неприметным и быстро пропадающим. Поэтому, убедив себя в бесплодности всяческих страхов и бесполезности любых жалоб, я достал из медицинского пакета небольшую упаковку. Сунул в карман.
Прибор для электролиза воды.
Который поможет мне иногда дышать вырабатываемым чистым кислородом и этим хоть немного, но «отвлечёт» организм от воздействия холода.
В руках всё та же верная верёвка, которая помогла мне попасть сюда, в эту яму… Для её возвращения пришлось освободить её из плена редуктора и люка.
Её я привяжу к последней скобе. Это не нить Ариадны, но мало ли…
Поможет не заблукать хотя бы на первых порах.
Если станет совсем погано, смогу быстрее выбраться.
А вот с моим назойливым компаньоном придётся повозиться. Некую плавучесть я ему обеспечу. Всё- таки это не авоська для бутылок, а наш ранец.
В нём есть два маленьких боковых отсека из плотного кожистого материала, пропитанного качественной резиной. В них вмонтированы баллончики с углекислотой. По три с каждой стороны.
Достаточно повернуть клапан, отрегулировав на ту массу, что содержится в его недрах. Так что определённой плавучести я ему придам. Он будет как полупритопленный корабль, держаться на нужной мне глубине. Проблема будет лишь в том, что это «плавсредство» придётся либо тащить за собою на «буксире», либо проталкивать впереди себя. Что одинаково противно и неудобно. Правда, радует то, что всё находящееся в нём воды не боится.
Ну, с этим придётся мириться. Не бросить же его здесь?!
Далее. «Форс» одинаково хорош везде. С разницей лишь в дальности стрельбы и точностью попаданий.
Само собою, я не буду лупить из него в воде с двухсот метров. Предел дальности стрельбы в этих условиях у него — девяносто метров, и это очень хороший показатель. Что и говорить, Бундесвер постарался на славу. Под наш патрон, и вообще — просто подарок.
Ну, а вот с формой придётся побороться, — мне нечего ни снять, ни выбросить. А потому буду барахтаться в ней, ну и заодно немного 'простирну'.
Правда, где и каким образом я потом обсушусь, не ведаю.
Может, предвидится случай устроить новую Хиросиму местного масштаба, как тут, в этом секторе? Будущее покажет.
А пока я ещё раз проверяю всё по последнему разу… и всё.
У меня, как ни жаль, больше нет оснований оттягивать свой печальный заплыв.
…Уже стоя на последней скобе по пояс в воде, я пытаюсь не заорать от скребущего холода, и сквозь раздирающий меня холод, заикаясь, твержу:
'Имеющий Сад в душе не ведает окончания цветения его, если в тепле и покое содержит свою душу. Саду твоему не нужны ни солнце, ни ветер, ни дождь, чтобы плодоносить и чувствовать заботу о благополучии его… Лишь помнить следует, что открыв ворота метелям своим, не сможешь сберечь Сад свой, и не сможешь более взрастить нового на мёрзлой почве его.
Храни в себе дар Солнца и наполняй всякий день, всякий час каждую клетку свою его благим даром, пришедшим к людям бескорыстно.
