Журнал «День и ночь» 2011–03 (83)

скамья, в тени упрятанная Богом,
готовит мне обещанную встречу.

Ладонь в ладонь с Апрелем топать
по мокрым улицам весны.
Вдыхая запахи и шёпот,
угадывая чьи-то сны,
что бисером просыпал город,
а ветер в закоулки смёл.
Чтоб счастье каплями за ворот,
чтоб только он с тобой брёл —
Апрель… Твой верный спутник. Туго
дыханья ваши сплетены.
Ты ввек не сыщешь лучше друга
у хрупкой юности весны.
Ведь только он, худой, раскосый,
простил естественность ресниц,
твои остриженные косы
и профиль твой в полёте птиц.
Он примет всё, он всё полюбит,
раскурит нежный фимиам.
И редкие навстречу люди
не потревожат ваш Сиам.

Минута молчания

Отголоски конца блокады
В небе пасмурном января.
На обочине Ленинграда
Вот с минуту не говорят…

Одинокие свечи в окнах
И печальные капли с крыш.
Под растаявшим снегом мокнет
Долгожданная эта тишь…

Рука из облаков

Рука сложила пальцы в горсть
и сыплет солью отношений.
Так далеко безликий гость,
а мы в фарфоровой мишени
играем роли разных блюд:
мы по зубам Тому, кто свыше.
Обедню ангелы поют,
Он внемлет им, а мы не слышим.
И солью пропитавши ум,
не уяснив всей сути, глупо,
как тот индюк, горды от дум,
лежим на дне в тарелке с супом.

Мёд поэзии

Сердце бросить, аспирином
растворить в стакане. Льдом
разума наполовину
остудить душевный ром.

На хрустальный обруч долькой
тайны опустить вуаль.
И за старой барной стойкой
пить поэзии печаль.

Реке из детства

«Здравствуй, город вверх ногами,
здравствуй, небо вместо дна!
Что-то было между нами,
потому сейчас одна
я сижу, оставшись дома,
и пишу письмо туда,
где уже не мне знакомых
уток ждёт твоя вода.
Где, уже не мне даруя,
солнце щедро золотит
рябь зеркально-голубую.