извилины моего больного мозга. Возможно, трепанация черепа дала бы ответ!
На прикроватном столике внушительная груда записок от Хааста. Простите, X.X., но я в них еще не заглядывал. Провожу время, изучая высокий стакан с водой, разглядывая фактуру ткани постельного белья, мечтая о солнечном свете.
Ах, сладострастие выздоровления!
Хааст высказывает массу недовольства по поводу «Скиллимана, или Демографического взрыва». Главное — это клевета. У X.X. поистине склад ума издателя. Эти мои фантазии, за уши притянутые к некоторым неоспоримым фактам (Скиллиман
(«Отягчающие?..» — повторил Хааст, словно сонное эхо.)
Вспомните, дорогой мой тюремщик, вы ведь сами напросились на этот рассказ, а моим единственным стремлением было усилить свой тезис о том, что Скиллиман — нехорошая личность. Действительно, хуже всех, кого я когда-либо знал. Он занят поисками Армагеддона. Такой безлюбовный, каков он есть, Скиллиман погрузится в самые нижние круги Дантова ада — под флегатон, ниже леса самоубийц, за кольцо колдунов, в самое сердце Антеноры.
Визит Хааста. Он в каком-то затруднении, которое мне не понять. Он часто обрывает разговор посередине банальной фразы и просто пялит на меня глаза, словно в наступившей тишине все окружающее становится прозрачным. Что с ним происходит? Чувство вины? Нет, такие понятия пока что не для X.X. Вероятнее всего — расстройство желудка.
(Я помню, что Эйхман говорил что-то вроде: «Всю свою жизнь я чувствовал страх, но не знаю перед чем».)
В шутку я спросил его, не пошел ли и он на добровольное инфицирование Паллидином. Хотя ответ он тоже попытался превратить в шутку, я не мог не видеть, что это предположение его задело. Чуть попозже он спросил:
— А что? Я выгляжу теперь умнее, чем прежде?
— Немножко, — согласился я. — А вам хочется стать умнее?
— Нет, — ответил он. — Определенно нет.
X.X. объяснил наконец, почему Эйми Баск больше не работает в лагере «Архимед». Причина, оказывается, не в том, что он ее уволил, а в том, что она сбежала!
— Не понимаю, — сокрушался он, — почему она
Я попытался высказать предположение, что тюрьма вызывает у охранников такую же клаустрофобию, как и у заключенных, потому что и тех и других ограждают одни и те же решетки. Хааста это не убедило.
— Она могла выезжать в Денвер, когда бы ни пожелала. Но она никогда этого не желала. Она
— Должно быть, она любила ее не так сильно, как вам кажется.
Хааст застонал:
— Безопасность! Вся работа была направлена на то, чтобы сделать это место воздухонепроницаемым, и теперь
— Вы, конечно, пытаетесь ее разыскать?
— Мы испробовали все. ФБР и ЦРУ. У полиции всех штатов имеются ее приметы. Даже агентства частных детективов всех крупных городов занимаются поиском ее следов.
— Вы могли бы поместить фото Баск в газетах и показать по телевидению.
Хохот Хааста был на грани истерики.
— Никакой зацепки с самого момента исчезновения?
— Никакой! За три с половиной месяца ни единого звука. Я не знаю покоя, потерял сон. Представляете, в руках этой женщины сила, которая может погубить всю программу?
— Ну, если она воздерживается от применения этой силы в течение трех с половиной месяцев, достаточно велика вероятность, что Баск будет продолжать вести себя точно так же неопределенно долго. Эта мысль была когда-то огромным утешением для Дамокла.
— Кто это?
— Один грек.
Он оставил меня, метнув укоризненный взгляд за набросившихся на него греков. Какой прок от грехов в мире таких забот?
Как уязвимы люди, которые правят миром забот! Я помню щенячье лицо преклонных лет Эйзенхауэра, непрочность персоны Джонсона, такой с самого начала негодной, что и говорить не стоит.
Какое-то странное у меня сегодня настроение. Если не остановлюсь, то примусь сочувствовать королю Чарли! А почему бы и нет?
Стены несомненно
А мое сердце обрывается.
В такие моменты мне трудно сказать, моя гениальность или моя болезнь овладевают положением.
Неизбежная модальность
Сейчас я чувствую себя лучше. Или лучше сказать, нахожусь
Несколько дней назад я решил создать маленький музей фактов в духе Рипли. Во время последнего перерыва на от лежку в лазарете у меня развилась страсть к газетам. Я накопил целый альбом вырезок, из которых привожу здесь несколько, выбранных наугад:
Если не хотите — не верьте:
Преподобный Август Джеке, в прошлом Уаттс, продолжает наслаждаться своей необычной популярностью в округе Лос-Анджелеса. Национальные телевизионные компании все еще отказывают Джексу в разрешении выступить с «Посланием к Чистой Совести», которое принесло бывшему евангелистскому священнику внезапную известность, на том основании, что оно носит «подстрекательский» характер. Их отказ не помешал большинству населения получить возможность услышать послание либо по радио, либо через местные частные телевизионные станции. Второкурсник Мэрилендского университета, который пытался поджечь дом Джекса в Биверли Хиллз стоимостью 90 000 долларов, согласился принять предложенную Джексом юридическую поддержку после визита к нему в камеру тюрьмы Лос-Анджелесского суда этого священника-негра.
Один факт:
«Трип-Трап» и другие известные игорные дома Лас-Вегаса объявили о своем решении прекратить игру в очко и покер, подтвердив, таким образом, слухи о беспрецедентных набегах на их столы не в пользу игорных домов. «Какой бы ни была используемая система, — заявил Уильям Батлер, владелец «Трип- Трапа», — она такова, что наши дилеры никогда больше не поднимутся до прежнего уровня. Создается впечатление, что у каждого, кто выигрывает, своя собственная система».
Казалось бы, странно:
Адрейнн Леверкюль, композитор «тяжелой» музыки из Восточной Германии, возвратилась в Аспен,
