Ифрит
Нукер Гуззат вернулся из Балык-Каи без всякого ответа, и Алги-мурза разочарованно отмахнулся от него, словно от надоедливого слепня. Это значило, что его бей не отменяет своего приказа охранять русского и не разрешает вернуться в кочевье. И ему придется еще несколько месяцев торчать в ставке ногайского бея, ожидая осени.
Да, конечно, тяжелый весенний поход принес хорошую добычу, и тут он на Менги-нукера не в обиде. И есть надежда, что обещанный осенний набег тоже окажется не пустым. Но между этими двумя походами пролегал путь в жаркое, иссушающее, зажаривающее живьем лето.
Алги-мурза с тоской вспомнил безумного русского, который разгуливал из-за жары в одних тонких, похожих на женские шаровары, шелковых штанах, хорошо помогающих от чесотки, и такой же тонкой шелковой рубахе. Этому, обуянному шайтаном ненавистному иноземцу настолько безразличны все правила приличия, что над ним никто даже не пытается насмехаться. А вот ему, мурзе древнего богатого рода, показаться на людях без двух дорогих халатов, надетых один поверх другого – это просто позор. Настоящий позор – как бы при этом ни пекло солнце.
Он потянулся было к пиале с кумысом, потом остановился. Сегодня опять будет праздник у ставшего веселым и хлебосольным Девлет-Гирея. Не стоит наливаться кумысом раньше времени – а то слишком рано придется убегать от дастархана.
Да, похоже он застрял при Гирей-бее надолго, очень надолго. Алги-мурза поднялся, опоясался саблей, покосился на свисающий с пояса нож. Надо наточить. А то притупился каждый день баранину резать.
Обед у бея проходил, как всегда: неспешное распределение блюд с разделанным по всем правилам жеребенком, кувшины с теплым кумысом, неуклюже пытающиеся танцевать голые полонянки, уже давно не вызывающие никакого вожделения.
Алги-мурза вспомнил ненавидяще-страстную Дашу, и ее обещание наложить на себя руки, если он уедет. Интересно, выполнила или нет? Он едва не рассмеялся. Конечно же, нет! Сидит сейчас в отдельной кибитке и радуется тому, что попала в плен, а не живет сейчас в какой-нибудь грязной избе со вшивым бородатым мужем.
Ему неожиданно страшно захотелось стиснуть ее грудь, вжать в мягкий ковер, смотреть на приоткрытые в сладком стоне губы, увидеть покорно раздвинутыe колени. Он вздохнул, пропустив мимо ушей очередную шутку Девлета. В самом деле, раз уж он тут застрял, то сколько можно жить в гостевом шатре бея?
Пора послать Гумера за своими. Отослать Фехуле – и только ей – подарки и вызвать к себе Дашу. И еще какую-нибудь жену, чтобы старшая не взревновала. Например, курносую татарочку Зульфию.
Решив так, мурза с облегчением выпил полную чашу кумыса, с улыбкой посмотрел на старающихся угодить хозяевам голых русских девок, а потом отрезал себе еще ломоть сочного молодого мяса и отправил в рот.
– Осенью мы пойдем уже не пятью, а пятнадцатью тысячами! – разгорячившись, обещал Гирей. – Мы возьмем Оскол и Елец. Русские будут сами стоять вдоль дорог и протягивать руки, чтобы их связали!
– Великий бей! – Полог откинулся и внутрь вбежал татарин в синем халате. – Великий бей, страшна опасность грозит тебе в твоей ставке.
Алги-мурза узнал того неуклюжего главу рода, что перед началом весеннего набега попытался перечить Гирею, а во время трудного перехода допустил в своей полусотне бунт и был слегка помят и извозюкан в грязи русским. Допустив две такие оплошности, сам Алги-мурза не рискнул бы попадаться на глаза бею лет пять. А этот – прибегает сам. Значит, он еще и сильно глуп.
Впрочем, обращение “великий” Девлету понравилось, и он не приказал немедленно выбросить незваного гостя вон.
– Заботясь о жизни и здоровье твоем, приказал я нашей шаманке гадать на тебя, здоровье твое и врагов твоих, великий Гирей-бей. На ближних к тебе людей, что темные мысли могут носить.
Татары заинтересованно притихли. Уж слишком скучны стали последние недели, чтобы упустить возможность внести в жизнь некое разнообразие. Чья-то родовая шаманка учуяла заговор против бея Девлета! Интересно, в кого собирается ткнуть пальцем этот мурза?
– Она мучилась три дня и три ночи, разговаривая с духами, она перенесла страшные муки, но смогла пробиться через колдовскую завесу и найти главного твоего врага. Она нашла существо, пришедшее к тебе не от живых, а от мертвых, родившееся в небытии и пришедшее, чтобы погубить тебя, детей и родичей твоих, погубить всю страну нашу и превратить могучее Крымское ханство в бесплодную пустыню. Истинно так, и правда эта вопиет душами предков наших, глазами древних наших Богов и болью нашей земли.
Мурза перевел дух, подошел к Менги-нукеру и ткнул пальцем ему в лицо:
– Это существо не человек, мой любимый Девлет-Гирей. Это ифрит. Ифрит злобный и страшный, надевший маску мужчины, чтобы принести тебе и всем нашим родам неминуемую погибель. Это ифрит!
– Вот видишь, к чему приводит твое воздержание, Менги-нукер, – покачал головой Девлет. – Сколько раз я предлагал тебе в подарок невольниц, а ты отказывался. Теперь тебя перестали считать мужчиной.
Большой бейский шатер едва не подпрыгнул от дружного хохота. Татары раскачивались вперед-назад, роняли ножи и куски мяса, расплескивали кумыс и утирали слезы.
– Это ифрит, сородичи, – бестолково закружился мурза. – Истинно клянусь вам, это ифрит! Он погубит вас! Погубит вас всех.
Но гости бея хохотали и хохотали, не в силах остановиться. Прошло не меньше часа, прежде чем они наконец, успокоились, вытерли глаза, просморкались и смогли опять спокойно понимать чьи-то слова и ступки.
– Умоляю тебя, Гирей-бей, – опустился на колени мурза. – Поверь мне, бей. Наша шаманка еще ни разу не ошибалась. Этот ифрит приведет нашу степь к погибели, он обезлюдит ее и отдаст на поругание не верным.
– А ты знаешь, что сегодня счастливейший день в твоей судьбе, мурза? – негромко поинтересовался русский.
Степняк покосился на него, потом снова повернулся к Девлету:
– Умоляю, бей. Изгони его! Спаси себя и нас спаси от его злобы наших нерожденных детей.
– Сегодня самый счастливый твой день, – поднялся со своего места русский и шагнул к нему, – ибо ты можешь прославиться в веках.
– Великий бей! – Татарин попятился, подняло на ноги.
– Ты можешь прославиться в веках как воин, убивший настоящего ифрита. – Русский подступал к мурзе, сверля его холодным, как многовековой лед, взглядом. – Вот он я, перед тобой. Если я ифрит, то почему бы тебе, правоверному, не зарубить меня?
Алги-мурза вспомнил, как немногим более полугода назад он так же имел глупость попытаться напугать этого безумца, и оказался перед ним один на один, без всякой поддержки тех, кого считал сородичами и друзьями. И сабля в руке в тот миг отнюдь не казалась смертоносным оружием.
– Ну же, подойди ко мне и убей меня, проклятье Крымского ханства и твоей степи. Ведь я же злобный и ужасный ифрит, ты забыл?
Мурза, судорожно сглатывая, продолжал пятиться.
– Может, ты боишься, что у ифрита есть оружие? Тогда я его сниму. – Русский и вправду расстегнул ремень и сбросил на ковры меч. – Ну же, иди сюда и убей меня. Может, ты боишься, что на мне непробиваемая одежда? Хорошо, ее я тоже сниму.
Менги-нукер и вправду обнажился полностью. Алги-мурза даже разглядел на его плече синюю, въевшуюся в кожу надпись с очень похожими на московские буквами: “Не забуду ЛГУ”, но это мало походило на каббалистику или персидские заклинания.
– Где твое желание уничтожить ифрита, правоверный? – Русский сцапал степняка за горло огромной ладонью и подтянул к себе. – Ты собираешься Убивать меня, или нет?
Алги-мурза поморщился. Глупый хозяин мелкого рода выбрал неудачное время для сведения своих счетов с султанским посланником. Время, когда только что закончился один удачный набег и все с вожделением ждут нового. Сейчас самый последний нукер скорее заступится за неверного, приносящего удачу, нежели за самого близкого сородича.
– Ты что-то хотел сказать, любимец колдуний? – Русский приподнял мурзу над землей, а потом разжал