Мила осмотрелась вокруг и поняла, в чем было дело. В то время как весь третий ярус, как на шарнирах, поехал по кругу влево, второй ярус двигался по кругу вправо, а первый, как и третий, кружился в левую сторону.
Сделав неполный оборот, третий ярус остановился как раз в тот момент, когда молодая хозяйка владений Синей Бороды открывала запретную дверь, а литавры внизу угрожающе постукивали, как стучат нежданные гости — предупредительно и издевательски вежливо.
И тут, в самый неподходящий момент, нагрянул маркиз Синяя Борода. Он занес руку с кинжалом над своей супругой и… Мила услышала знакомый голос Алюмины.
Противный надменный голосок прямо под их ложей кичливо звенел, и Мила невольно посмотрела вниз.
— У нас на факультете тоже есть свои клоуны, — говорила она двум мальчикам, которых Мила уже видела в фойе вместе с дамой в розовой накидке. Она и сейчас сидела рядом с ними, а по другую сторону от нее Мила увидела Амальгаму Мендель.
— Взять хотя бы Бермана, — продолжала Алюмина. — Он просто позорит наш факультет, а я и так не очень рада, что меня распределили в Львиный зев. Не умеет сказать простое заклинание, а туда же — палочкой машет. Слышали, что сегодня произошло с его сумкой?
— Это о водорослях что ли? — спросил один из парней.
— Именно, — подтвердила Алюмина, и гордо добавила: — Моя работа. А этот недотепа с перепугу развалился посреди прохода. Вот умора была!
Мила подняла голову, чтобы посмотреть на Яшку, в глубине души надеясь, что он внимательно смотрит, как Синяя Борода убивает свою жену, и ничего не слышит. Но, увидев Яшкино лицо, поняла, что он слышал каждое слово. Таким пунцовым она его еще не видела.
Ромка тоже прекрасно слышал Алюмину, и Мила заметила, что руки у него тянутся к волшебной палочке. А Алюмина явно хотела произвести впечатление на мальчиков-старшекурсников, тем более что они были из Золотого глаза — факультета ее мамочки. Но самым обидным было то, что с другой стороны возле Алюмины сидели Анжела с Кристиной, и слова подруги им тоже казались очень забавными, судя по поддакивающему хихиканью.
Снова скрипнуло, и все три яруса начали разъезжаться по кругу в обратные стороны. Музыка застыла на нервной ноте, и, когда ложа остановилась, Алюмина вместе со своими соседями оказалась как раз напротив них, на один ярус ниже. Мила хорошо видела ее самодовольную физиономию сквозь эфирные ботфорты маркиза.
Мила и Белка молча смотрели друг на друга, но ничего не говорили. Только Ромка широко раздувал ноздри от злости на Алюмину, которая в этот момент над чем-то смеялась (нетрудно было угадать, над чем).
— Она у меня еще посмеется, — с угрозой тихо пробормотал Ромка.
Твердо решив ни на что не обращать внимания, Мила сосредоточилась на призраке-женоубийце и заметила, что его борода заметно выросла и теперь почти доставала до колен.
Одна за другой от кинжала мужа-деспота погибли вторая, третья и четвертая супруги Синей Бороды, а борода его все росла и росла. Когда пятая, не удержавшись от любопытства, открыла запретную дверь и вошла в комнату, где хранились призрачные трупы, ярусы в очередной раз начали менять свое положение.
Мила впервые видела спектакль, а тем более с призраками в качестве актеров, поэтому, увлекшись, она даже забыла об Алюмине. Но когда ярусы остановились, Алюмина сама о себе напомнила.
Мила откинулась на спинку стула, не желая ни видеть, ни слышать ничего из ложи под ними, но все равно услышала:
— А эта рыжая!? Правильно мой брат говорит — приживалка и нищенка, а слишком много умничает, — Алюмина явно была в ударе. — Теперь будет ходить по школе и рассказывать, какая она героиня, как будто ей кто-то верит. Я, например, не дурочка, чтобы верить в такие сказки.
— Да и мы не очень верим, — согласился один из братьев. — Звучит чересчур неправдоподобно.
— А некоторые верят, — вставила Кристина, но по интонации Мила так и не поняла, причисляет ли она себя к этим «некоторым».
— Это, наверное, потому, — захихикала Алюмина, — что над этим можно здорово похохотать, если представить себе эту лохматую рыжую, болтающуюся на шее чудовища, как сопля.
Алюмина охотно рассмеялась своей шутке, но ее подружки и братья из Золотого глаза смеялись ничуть не слабее. Мила бы, наверное, тоже смеялась, если бы не помнила, что шея, на которой она вчера болталась, имела голову с очень острыми и громадными зубами. И ее, Милы, хватило бы ровно на один зуб, если бы не удивительное везение.
Мила краем глаза увидела, как Ромка быстрым движением вытащил из кармана волшебную палочку.
— Ну сейчас ты у меня поплачешь! — яростно прошептал он.
Ромка направил острие палочки вниз, целясь прямо в голову Алюмины.
— Что ты делаешь? — Белка в ужасе посмотрела на Ромкину палочку, потом в ложу второго яруса. Охнув, она отпрянула от перил, потянув за рукав сидящего рядом с ней Яшку. Берман неловко ударился затылком о спинку стула, и стул, накренившись, покачнулся.
Мила мельком глянула, как Яшка борется с равновесием, и тут же перевела взгляд на Ромкину палочку.
— Ромка, не надо, — отчаянно прошептала Мила, но он ее не слушал.
Мстительно сощурив глаза и испепеляя взглядом макушку Алюмининой головы, Ромка свирепо произнес:
— Ирригацио лакрима!
Вдруг хихиканье Алюмины оборвалось. Всего на одно мгновение она затихла, как будто ей рассказали что-то невероятное. А потом Мила услышала всхлипывание и тихое поскуливание.
Сидящие рядом с Алюминой Анжела и Кристина, а по другую сторону мальчики, перед которыми Алюмина только что воображала из себя невесть что, беспокойно посмотрели на нее. С каждой секундой Алюмина издавала все более громкие звуки, завывая и хрюкая одновременно. Ромка, глядя вниз, беззвучно засмеялся.
Алюмина ревела все громче, так что это заметила профессор Мендель. Она обернулась к дочери.
— Алюмина, что происходит? — недовольным голосом спросила она.
Алюмина тоже повернулась к матери, но, вместо того чтобы ответить на вопрос, еще громче заголосила. В соседних ложах начали поглядывать по сторонам, не понимая, откуда происходят все эти звуки. Алюмина же рыдала так, что у нее на лице пузырились сопли. Она махала головой и руками, пытаясь что-нибудь объяснить, но у нее ничего не получалось, и от этого она только больше впадала в панику. Ее исступленный вой то и дело переходил в отчаянное похрюкивание, когда она втягивала в себя воздух, пытаясь успокоиться.
И хотя чьи бы то ни было слезы никогда не вызывали у Милы желание рассмеяться, сейчас она еле сдерживалась. Плач Алюмины был похож на заливистый ослиный ор и визг сорвавшегося с цепи бешеного поросенка.
В этот момент позади Милы что-то с треском грохнулось. Она резко обернулась, а Ромка бросился на помощь упавшему вместе со стулом Яшке. Зная Яшку, Мила подумала, что этот стул обязательно должен был упасть. Белка всплеснула руками.
— Яшка! Почему ты упал!? Ну кто тебя просил!? — беспокойно зашептала она, пока Ромка пытался поднять Яшку на ноги.
Лицо у Яшки было сморщенное, как залежавшийся в кухонном шкафу сухофрукт. Похоже, он больно ударился. У Милы промелькнула мысль, что ему все-таки не стоило сегодня приходить на концерт.
Она отвернулась от Яшки и, поворачиваясь, услышала, как в одно мгновение оборвалась музыка, и безудержные рыдания Алюмины наполнили театр. Мила опустила глаза, и пульс у нее застучал где-то в пятках: подняв голову вверх, на нее пристально смотрела Амальгама Мендель. Прищуренные, похожие на прицел темные глаза очень напоминали глаза Лютова.
