пылесосить?
– Молодежь домой спешит, батюшка. А мне торопиться некуда, – ответила Екатерина, выключая гудящий пылесос.
Положив в дароносицу частицу запасных Даров и пузырек с вином, отец Дионисий предупредил алтарницу, что вернется после причащения в собор.
– Али помирает кто? – спросила она.
– Помирает. Надо причастить.
– Помогай Бог, батюшка. Алтарь, значит, сам запрешь?
– Запру, конечно.
– Не забудь ключик на место повесить, за иконку. Помнишь?
– Помню.
– То-то. Забываете вы, молодые, все. Третьего дня отец Андрей закрыл да и унес с собой ключ. Я утром пришла, а в алтарь не попаду.
– Не забуду, матушка, не беспокойся. А где требник?
– Там лежит, на скамейке. Я на полке пыль вытирала, все книги и сняла.
На улице моросил мелкий дождь. Отец Дионисий раскрыл зонтик и, придерживая подол рясы, пошел к машине, думая о том, в какой конец города его повезут на этот раз. Оказалось довольно далеко, в один из нагорных микрорайонов. Пока ехали, старший из братьев, он сидел за рулем, рассказывал о матери, о том, какой набожной она была в жизни.
– Что ж вы в ближайший храм не обратились? – спросил отец Дионисий, думая, как поздно он вернется домой.
– Это ее желание – пригласить священника из собора.
– Понятно.
И тут один из сидящих сзади братьев сказал:
– Батюшка, я думаю, надо вам сказать… э-э… если это имеет значение, конечно. Мама у нас лютеранка.
– Как – лютеранка? – опешил отец Дионисий.
– Да так. Мы ведь из немцев будем. Предки по маминой линии еще с петровских времен в России жили, а отец из пленных в последнюю войну… Они были, по словам матери, немецкой веры, а нас всех четверых да еще сестру крестили в русской церкви.
– Та-ак. Немцы, между прочим, не все лютеране, есть и католики.
– Мы в этом плохо разбираемся, – ответил за всех старший.
Отец Дионисий не знал, то ли попросить повернуть машину назад, то ли остановить, чтобы подумать о создавшейся ситуации, то ли ехать дальше и разбираться на месте. В конце концов выбрал последнее. Было только непонятно, как же это – лютеранка по вероисповеданию ходила в православный храм? Почему? В городе, между прочим, есть лютеранская община. И католическая – тоже. Сейчас, как известно, свобода совести, никаких запретов на религиозные убеждения нет. Хочешь в церковь, хочешь в секту иди, куда душе угодно. А может, она и не лютеранка вовсе? Да… Лучше всего, подумал отец Дионисий, спросить у нее самой.
Тем временем они приехали.
– Надо было все-таки сразу объяснить мне, что к чему, – сказал он братьям, когда все пятеро поднимались по лестнице на пятый этаж покрашенной в желтый цвет «сталинки».
– Вы извините, конечно, но я даже не подумал об этом, – ответил старший. – И в голову не пришло. Христиане и христиане.
– А немцы, значит, не могут в русской церкви причащаться? – спросил один из братьев, шедший последним.
Отец Дионисий оглянулся.
– Дело не в том, немцы или не немцы. Лютеране не могут. Католикам в крайнем случае дозволено, и то через исповедь с отречением от католических заблуждений, а протестантам – нет. Существует специальный чин присоединения их к православию. Через миропомазание. Может, ваша мама все-таки католичка?
– Теперь уж и не знаю. Не ошибиться бы, – сказал старший. – Кажется, все-таки лютеранка. Сейчас спросим.
– Точно лютеранка, – вмешался в разговор другой брат. – Я помню, приходил пастор, они с матерью долго разговаривали. Потом мать сказала, что он из лютеранской церкви.
– Но молиться-то она ходила в наш собор?
– Вот именно.
В двухкомнатной квартире с большой прихожей, в которой, несмотря на ее величину, пятерым мужчинам было тесно, тускло горело бра в виде сосновой шишки на бронзовой ветке и пахло лекарствами. Старший брат провел отца Дионисия через просторный зал, заставленный старинной мебелью, в маленькую комнату. На узком диванчике у окна лежала худая седоволосая женщина с резкими чертами лица.
– Добрый вечер, – сказал отец Дионисий.
– Добрый вечер, – тихо ответила женщина.
– Вот, батюшка, наша мама, – представил больную старший. Другие братья в комнату не вошли. – Ее зовут Марта.
– Хорошо, – сказал отец Дионисий, снимая с груди дароносицу. – Вы оставьте нас, мы поговорим и все выясним.
Мужчина поклонился.
– Мы на кухне посидим, а двери закроем, чтобы вам не мешать. Если что-то будет нужно, вы кликните меня, меня зовут Петр. Петр Петрович Реймер.
На вид больной было лет семьдесят. Тонкие черты лица и яркая седина волос, аккуратно уложенных в строгую прическу, выдавали в ней интеллигентную женщину, из тех, кто до глубокой старости, невзирая на болезни, следят за своей внешностью. Она внимательно смотрела на священника. «Похожа на учительницу из старого фильма», – подумал отец Дионисий.
– Ваш сын сказал мне, что вы – лютеранка?
– Да. В младенчестве меня крестили в кирхе. Это было в Риге.
– Но вы ходили в собор, в русскую церковь?
– Это так.
– А почему? В городе, насколько я знаю, есть лютеранская община.
– Я хотела окреститься в Православной церкви…
– Вы – христианка, – вежливо перебил отец Дионисий. – Вам не нужно креститься. Водное крещение совершается один раз. Апостол говорит: един Бог, едина вера, едино крещение.
– Я не знала этого. В храме сказали, что нужно все делать заново. Но… я так и не решилась. – Больная тяжело вздохнула и, помолчав некоторое время, продолжила: – Видите ли, это долгая история. Едва ли нужно ее рассказывать. Я хотела стать православной, ходила в собор, крестила сыновей. Старалась воспитывать их в христианском духе…
– А что же сами? – спросил отец Дионисий.
– Сама?.. Видите ли… На мне, батюшка, есть один грех, с которым я не решалась подойти к священнику. Теперь вот пришла пора умирать, и я не могу с такой ношей предстать перед Богом. Вот почему пригласила вас. Вы можете меня исповедать и причастить?
Отец Дионисий ответил не сразу. Было о чем подумать.
– Я, конечно, исповедую вас и причащу, но так как вы принадлежите к лютеранской церкви, сначала надо присоединить вас к православию. Существует такой чин. У меня, к сожалению, нет с собой нужной книги…
– Что же делать? Душа, батюшка, горит!.. Доживу ли до завтра, один Бог знает.
На лекциях по литургике семинаристов, конечно, знакомили с чинами присоединения к Православной церкви людей разных вероисповеданий, в том числе и лютеран. Но на практике отцу Дионисию применять подобные знания пока что не доводилось. Да и знания эти, как сейчас выяснялось, были весьма расплывчаты. Помнилось только, что католиков принимают по третьему чину, через покаяние, а лютеран по второму, то есть через миропомазание.
– Вы ведь долго ходили в собор, значит, с основами православия знакомы? – задал он вопрос.
– Знакома. Молитвы читаю уже много лет из православного молитвослова, знаю «Символ веры»… И с историей filioqe знакома. Я ведь всерьез готовилась ко крещению. Да и по профессии я преподаватель.
– Что вы преподавали? – спросил отец Дионисий, думая, как точно он угадал в больной учительницу.
– Латынь. Я учила студентов латыни. В лингвистическом университете.
– Per aspera ad astra [3] , – произнес отец Дионисий знаменитый афоризм. Только это и вспомнилось ему из латыни.
– Per crucem ad lucem [4] , – ответила женщина усталым голосом и через силу улыбнулась.
Отец Дионисий понял, что сейчас ей не до разговоров.
– Вы – ученый человек и…
– Ах, батюшка, оставьте. Morosophi moriones pessimi. Ученые дураки – худшие из дураков. Так говорили древние. Разве голова управляет жизнью человека? Управляет сердце. А в нем нет покоя… Успокоиться оно может только с Богом. Так, кажется, говорил Блаженный Августин? Я нашла Его, потому так хотела окреститься!..
– Слава Богу, вас крестить не нужно, – заметил отец Дионисий. – А вот миропомазание необходимо. Вы потерпите немного, мы сейчас с вашим сыном съездим в собор за миром.
– Хорошо, я потерплю. – Она посмотрела на журнальный столик старинной работы, весь заставленный пузырьками и коробками с лекарствами. – Per crucem ad lucem… Nuns aut nunquam [5] .
Еще час ушел на поездку в собор. На улице совсем стемнело и по-прежнему шел дождь. Когда, вернувшись, отец Дионисий вошел в комнату, больная лежала с закрытыми глазами. Свет стоящего в дальнем углу торшера падал на ее лицо, и оно казалось безжизненным. «Неужели умерла, – испугался отец Дионисий, – а я не причастил ее, буквоед несчастный, фарисей! Человек на пороге смерти, а я: “Устав требует того! Устав требует этого!” Она же христианка… Еще по-латыни заговорил, недоучка!..» Но тут веки женщины дрогнули, и она открыла глаза. Слава Богу! Отец Дионисий облегченно вздохнул и открыл пузырек с миром.
– Печать Дара Духа Святаго, – тихо произносил он тайносовершительную формулу и думал о том, какими сложными бывают человеческие судьбы.
Больная дышала все тяжелее, лицо ее стало покрываться краской, в глазах появился лихорадочный блеск. Отерев влажной губкой миро на теле женщины, отец Дионисий закрыл крестильный ящик и приступил к таинству покаяния.
– Так в чем вы хотели исповедаться? Что мешало вам подойти к Чаше? – спросил он, закончив чтение молитв перед причастием.
– Грехов много. Но один – особенный. С ним я не могу умереть.
– Что это за грех?
– Господь прощает человеку все грехи?
– Да. Если человек искренне раскаивается в них. Помните благоразумного разбойника? «Днесь со Мною будеши в
