требования не предъявляли – раньше времени впечатлительных стариков тревожить не стоит.
Посовещались в своем кругу: Назарян, Лева, начальник СБ Вася Петров. Назарян – быстрый олень – думал недолго: пошушукался с Васей, сделал пару звонков, набормотал чего-то скороговоркой и заверил Ирину: «Не волнуйся – все утрясем. Это мы быстро…»
Утрясали по отлаженной схеме «баш на баш». Вася взял пятерку своих хлопцев и прокатился к ингушу домой. Оного ингуша не застали – тот жил один, холостяковал, мог отсутствовать сутками. Ничтоже сумняшеся Вася дал команду аккуратно взломать дверь ингушского жилища и, оставив там в засаде троих секьюрити, поехал с двумя парнями в общежитие мединститута.
Адила взяли легко и безболезненно: по вечернему времени парень сидел у себя в комнате с какими-то двумя «казбеками» и безобидно покуривал травку. Вежливо вызвали на улицу – пообщаться, слегка помяли, чтобы не тратить времени на объяснения, завязали глаза, увезли за город, на дачу к Назаряну, и посадили в подвал, приставив охрану.
В десятом часу вечера в офис звякнул Ибрагим – быстро информация прошла, хорошо агентура работает. Поинтересовался веселым голосом, за что так невзлюбили молодого ингуша.
– У тебя есть два часа, чтобы вернуть Сергея, – без обиняков выдвинул ультиматум Назарян. – Сейчас девять двадцать пять. Пять минут – зазор. Если в одиннадцать тридцать мальчишка не будет сидеть в офисе, труп твоего племянника найдут у тебя на квартире. И, естественно, в тот же момент на тебя начнет охоту как минимум взвод профессионалов. У них будет одна задача – немедленно убить тебя по обнаружении. Ты меня хорошо понял?
– Взвод профессионалов – это Вася Петров со своими толстыми бычками? – насмешливо уточнил Ибрагим. – Тогда я могу спокойно гулять по Красной площади. А насчет Адила… Знаешь, дорогой, я тут немножко обманывал Сашу, совсем немножко… Адил мне никто. Так, знакомый, которого попросил помочь за маленькие деньги. Жалко будет, конечно, если вы его замочите. У его семьи будет траур. Надеюсь, он умрет, как мужчина. Вы его сразу помойте и в ковер заверните, чтобы мне не возиться, ладно?
– Ублюдок, – проскрежетал Назарян. – Чтоб ты сдох, сын ишака!
– А Сергей уже далеко, – невозмутимо продолжал Ибрагим. – Люди, которые им занимаются, его уже просто так не отдадут. Это их бизнес. Я тут вам кое-что пришлю, вы посмотрите и сделайте выводы. И это, которое я вам пришлю, обязательно Маме покажите. Обязательно! Дай-ка ей трубку.
– Ты покойник, ублюдок!!! – грозно воскликнул коммерческий, нажимая кнопку отбоя. – Совсем оборзел, отморозок…
Посылка не замедлила прибыть: спустя минут двадцать какой-то мальчишка славянской внешности притащил в офис пакет с кассетой и пояснительной запиской. Вася Петров мальчишку накоротке допросил, но ничего хорошего из этого не вышло: какой-то дядька остановил на улице, дал пакет, сто рублей, попросил доставить. Отпустили…
На кассете была запись минут на пятнадцать – три эпизода. Запись дрянного качества, но вполне впечатляющая для не избалованных подобными диковинами представителей столичного света. Какое-то мрачное помещение, толстый дядька в углу, связанный, опухший от побоев. Злыдень в маске бьет дядьку, тыкает ржавым кинжалом в разные места, ругается с сильным акцентом, обещает, что дядьке отрежут руку и отправят родственникам, если они не уплатят сто тысяч долларов.
Второй эпизод: тот же дядька с забинтованным обрубком левой руки, злыдень в маске, преувеличенно бодро выражающий надежду, что родственники получили посылку и теперь-то уж поторопятся собрать требуемую сумму. В противном случае дядьке отрежут ногу.
Эпизод номер три: дядька в углу, визжащий от животного ужаса, и два надвигающихся на него злыдня в масках – у одного в руках ножовка по металлу. Не успели собрать сумму? Так посмотрите, как мы будем пилить вашему папе ногу…
– Хватит! – плача, взмолилась Ирина. – Выключите это!
Выключили. Прочитали пояснительную записку. Куча ошибок, но суть вполне исчерпывающа: вот у таких людей сейчас и находится Сергей. Методы опробованы, система налажена, сбоев не было. Будешь вести себя хорошо, ничего с ним не случится. И – в 22.10 будь на телефоне…
В 22.10 позвонили. Вполне цивилизованный и доброжелательный голос, без какого-либо акцента, поинтересовался, кто у аппарата, затем сообщил, что сейчас будет говорить Сергей.
– Мама? Мамочка, я тебя очень прошу – пожалуйста, делай все, как они говорят! – голос Сергея дрожал от сдерживаемых слез. – Это… Это такие люди – они все могут… Я тебя очень прошу, мамочка…
– Хватит, поговорили, – прервал общение цивилизованный голос. – Ирина, ты не дури – и все будет нормально. Счастливо оставаться…
– Фон! – торжественно провозгласил оперативно одаренный Вася Петров. – Есть особая примета! Есть… Разговор состоялся на слабеньком фоне работающего на холостых оборотах двигателя. Двигатель очень похож на камазный – уж я в таких вещах разбираюсь. И одновременно был какой-то гулкий резонанс – как при наличии определенного объема. Значит, Сергея везут в кузове «КамАЗа» – фуры. Остановились на обочине, открыли двери, дали поговорить…
Лева с Назаряном посмотрели на начальника СБ, как на конченого идиота, и синхронно покачали головами – неодобрительно этак и одновременно сожалеюще. Из Москвы в разные концы света ежедневно отправляются тысячи подобных фур. Ах, какая восхитительная особая примета! Ай да Вася!
Ирина впала в транс – некоторое время ни плакать, ни говорить не могла, смотрела в одну точку, совершенно не воспринимая, о чем говорят рядом с ней мужчины, обсуждавшие ситуацию.
«Мамочка»… Никогда, сколько помнится, самоуверенный вундеркинд не называл ее так. Maman… papa… с легким оттенком юношеского пренебрежения, вполне соответствующего особенностям возраста. Что они такое с ним сделали, каким образом вогнали в состояние животного страха? Господи, да что же это такое…
– А Адила все-таки отпустите, – Ибрагим не замедлил напомнить о своем существовании, позвонив минут через десять после сеанса связи с Сергеем. – Мальчишка вообще ни при чем. И скажи своим ублюдкам – Назаряну, Петрову, Леве, – если где-нибудь хоть слово пикнут, Сергею будет очень плохо. Ты меня поняла, красавица?
– Поняла, – через силу выдавила Ирина. – Все я поняла. Что вы хотите? Говори, я все сделаю.
– Не торопись, красивая моя, – ласково ухмыльнулся Ибрагим. – Я тебе позвоню, когда надо будет. Ты не переживай – ты только веди себя как следует, меня слушайся, и с Сергеем все будет в порядке…
– Отпустите этого мальчишку, – распорядилась Ирина, не глядя на соратников. – То, что вы его взяли, было большой ошибкой…
Вторая ошибка состояла в том, что Ирина – таки рискнула в тот же вечер рассказать все родителям, хотя планировала сделать это с получением конкретных требований от похитителей.
Родители оказались до того твердолобыми в своей законопослушной самонадеянности, что с Ириной чуть не приключился инфаркт. Никакой самодеятельности, никаких переговоров, а сейчас же в милицию, ГУБОП, ФСБ, прокуратуру – немедля!!! Всех «казбеков» – на 101-й км, зачинщиков изъять и – в «Лефортово», немедля полицейские акции: «Перехват», «Кольцо», «Гастролер», и… и…
Истерично визжала Ирина, с пеной у рта доказывая любимым предкам, как далеки они в своей номенклатурной заносчивости от реалий современного бытия, не в силах сдерживаться, ругала стариков последними словами, объясняя, что у злодеев наверняка в органах имеются свои нештатные соглядатаи, которые тотчас же доложат о любой попытке контакта.
– Всех в бараний рог скрутим!!! – воинственно хрипел отец, вращая налившимися кровью белками глаз. – Депортацию устроим, как в сорок третьем, под корень вырежем…
Отчаявшись достучаться до благоразумия родственников, Ирина свистнула по телефону Леву, чтобы привез кассету, и, когда оную доставили, недрогнувшей рукой продемонстрировала мытарства плененного дядьки.
– Если вы такие твердолобые, знайте – то же самое будет с вашим внуком. Вы его голос не слышали, когда он звонил! Индюки надутые…
И знаете – подействовало. Присмирели родители, повздыхали, поплакали, да и отказались от благого намерения немедля обращаться в органы.
– Мы их достанем, – пообещал папа, глянув на часы. – Далеко за это время они уйти не сумели… – и сделал два звонка по совсем уж резервным номерам, коими предполагалось пользоваться лишь в крайнем
