случае.
Резервные, в свою очередь, обещали в соответствующем регионе с глубинным пристрастием «шмонать» все подряд фуры, идущие из Центра на Кавказ, – пригодилась-таки Васина особая примета.
А утречком вновь позвонил Ибрагим. Проинформировал Ирину, что он в курсе телодвижений приятелей ее отца насчет организации глубинного досмотра фур, и предупредил:
– Мы тебя за это накажем, красивая моя. Пока не через Сергея – пока… сама увидишь, короче. В последний раз предупреждаю: еще одна такая баловство… э-э-э… одна такая шутка – Сергей будет инвалидом. Жди – я позвоню…
…Ибрагим перемотал кассету и нажал пуск. Какая-то землянка, через узкое зарешеченное оконце скудно пробивается свет. Несколько изможденных пацанов лет восемнадцати – двадцати, одетых в обрывки солдатской формы. Двое молодцев в масках спускаются по каменным ступенькам, хватают первого попавшегося под руку, тащат его на улицу.
Объектив скачет по уровню колен – видимо, оператору дана команда не поднимать камеру выше. Обычная мера предосторожности: чтобы исключить возможность в ходе следственных мероприятий осуществить «привязку» местности, коль скоро такая «чернушечная» кассета попадет в руки оперативников.
Вот объектив подскочил чуть выше и на несколько секунд застыл: под деревом, на снегу сидел связанный Сергей. Лицо бледное, в глазах смертельная усталость и страх. Под глазами «очки» – так бывает, когда бьют кулаком в переносицу, на щеке кровоподтек.
Ирина вскрикнула, подалась вперед.
– Сидеть! – прикрикнул Ибрагим, нажимая паузу. – Все нормально с ним! Долго ехали – больше суток. Устал. И вел себя плохо сначала – маленько его поучили. Сейчас хорошо себя ведет. Все нормально. Смотри дальше…
Объектив плавно переехал на одного из типов в маске. Тип достал здоровенный нож из ножен на поясе, помахивая лезвием, лениво пояснил без какого-либо намека на агрессию:
– Ти зачэм так плохо дэлал, жженьшина? Тэбэ сказал – нэ нада! А ти? Тэпэр за эта – сматры, щто дэлат будим…
Объектив метнулся к пацану в камуфляжных лохмотьях, который лежал на снегу лицом вниз со связанными за спиной руками.
Ребристая подошва ботинка вдавила голову солдата в снег. Отливающее синевой лезвие легло на тонкую шею, покрытую мальчишеским пухом и грязной коростой, – наезд, крупный план – лезвие на несколько мгновений застыло в неподвижности.
– Не надо!!! – дико вскрикнула Ирина, вскакивая из кресла. – Я на все согласна, все, что хотите!!! Останови их!
– Сядь, красивая моя, ты что?! – Ибрагим вновь нажал паузу и с недоумением уставился на женщину. – Сядь, сядь… Это же запись! Это же не это… не прямая тарансляцья… э-э-э… трансляция. Сядь и смотри, уже ничего нельзя сделать.
Ирина села и тупо уставилась в застывший экран. Ничего нельзя сделать… Ничего нельзя сделать… В голове скакала эта безнадежная фраза, все разумные мысли выветрились куда-то, лезли из углов сознания какие-то дурацкие лозунги и постулаты. Ничего нельзя сделать… Семьдесят лет советской власти. Перестройка. Демократия. Несокрушимая и легендарная. ОБСЕ. Мирные инициативы. Менталитет. Интернациональная дружба. Федерализм. Контртеррористическая операция. Ничего нельзя сделать…
Экран ожил. Лезвие пришло в движение. Плечи солдата дернулись в страшном рывке, ребристая подошва крепче вдавила голову в снег, тугой струёй ударила черная кровь, жирными каплями брызнув на объектив…
Ирина прохрипела «Мама!!!» и потеряла сознание…
– Ты сама виновата, – назидательно произнес Ибрагим, приведя в чувство несчастную женщину. – Тебе же сказали – веди себя хорошо, ничего не делай…
– Что вам нужно? – глухо спросила Ирина.
– Теперь условия изменились, – Ибрагим печально вздохнул. – Надо было просто сразу соглашаться, и все было бы нормально. А теперь этим людям платить надо. Они много берут.
– Сто тысяч? – несколько оживилась Ирина. – За того мужика они просили сто тысяч. Прямо сейчас выписываю чек, едем, обналичиваем…
– Сто тысяч! – презрительно скривился Ибрагим. – Они, прежде чем браться за дело, наводят справки о клиенте. Все знают. У того мужика все имущество и бабки его – как раз сто тысяч. Нет, тут так не будет.
– Сколько? Дадим, сколько просят, лишь бы побыстрее. Давай…
– Давать ничего не надо, – оборвал ее Ибрагим. – Слушай внимательно. Фиктивный брак со мной. Есть?
– Да-да, конечно…
– Дальше. Контрольный пакет и эти… э-э-э… корпоративные права – все на меня. Есть?
– Ты сразу говори все, я скажу – да, – покорно кивнула Ирина. – Давай не будем тратить время.
– Саша все на тебя переписал… Все твое имущество:
Квартира, дача, три машины, дом в Ялте, дача в Кисловодске – все перепишешь на меня. Все твои счета переоформишь на меня… Есть?
– Ты нас пускаешь по миру, – с каменным безразличием к судьбе своего состояния заметила Ирина. – Ничего не оставляешь?
– Родители у тебя не бедные, – пожал плечами Ибрагим. – У них огромная квартира – пять комнат на двоих, прокормят тебя с сыном. И Саша не дурак – выйдет с кичи, заработает. А хочешь – брак будет не фиктивный. Любить тебя буду, как королева будешь жить. Зачем тебе этот оболтус? Он же тебя предал!
– Хорошо, я на все согласна… Давай все сделаем сегодня, я тебя очень прошу, – тут в голову Ирины пришла абсурдная некоторое время назад идея, в настоящий момент весьма гармонично вписывающаяся в безысходность ситуации, – она сползла с кресла на пол и, на четвереньках приблизившись к Ибрагиму, обхватила его колени, взмолилась:
– Я знаю – я тебе всегда очень нравилась. Ты всегда меня хотел – я же видела… Хочешь, я буду принадлежать тебе в любое время, когда захочешь?! Ты только сделай все побыстрее, я тебя очень прошу! Хочешь – возьми меня прямо сейчас!
– Не надо мне таких одолжений, – смутился Ибрагим, отстраняя женщину. – Все у нас будет в свое время, не спеши. Это все будет… будет как минимум месяц, раньше не получится. Надо подождать, пока все утрясется со следствием. Развод – брак – оформление, вступление в права – и то придется всем подряд на лапу давать, чтобы сроки скосили…
– Я не переживу – месяц, – плаксиво скривив рот в некрасивой гримасе, прошептала Ирина. – Господи – целый месяц! Мой мальчик там, у этих… этих…
– Да не переживай ты так! – воскликнул Ибрагим, беря Ирину под руки и силком усаживая в кресло. – С Сергеем будет все нормально, я тебе отвечаю. Они так делают, только если клиент себя плохо ведет. Я тебе аллахом клянусь – будешь умницей, ни один волос с его головы не упадет. Его будут держать отдельно, в хорошем доме, с утра до вечера будет видяшник смотреть, шашлыки кушать, фрукты… Вот увидишь, он поправится, когда через месяц вернется. Я тебе отвечаю!
– Точно? – с какой-то идиотской надеждой переспросила Ирина. – Ты обещаешь?
– Ну, конечно, я же сказал! – сверкнув глазами, воскликнул Ибрагим. – Слово мужчины – закон. Ты лучше послушай, что надо делать.
– Слушаю, – с готовностью выдохнула Ирина, вытирая слезы. – Я все сделаю…
…На следующий день позвонил отец.
– Петров просил тебя заехать, – сообщил он. – Прямо сейчас езжай, он все время на даче.
– Что-нибудь… есть? – с затаенной надеждой спросила Ирина. Петров – давний друг отца, генерал КГБ в отставке, папаня того самого оболтуса Васи Петрова, начальника СБ «Иры». Некогда один из сильных мира сего.
Правда, более десяти лет на пенсии – на даче цветы разводит, и тем не менее…
