– И к кому мне теперь обращаться? Стучать в первую попавшуюся калитку?
– Не надо стучать. Как зайдешь в село, они сами к тебе обратятся. Можешь не сомневаться.
– И кто там ко мне обратится?
– Придешь в село – увидишь. Не застревай на ненужных деталях. Обратятся, одним словом. Скажешь, что хочешь видеть самого главного, – Антон согнул указательный палец и вдруг бесцеремонно постучал им по лбу собеседницы.
– Чего ты? – опешила Ирина.
– Запомни! При контакте держи себя уверенно. Самого главного мне нужно – вашего командира. У меня к нему дело. Что за дело – не ваше дело. И стой на своем. Ни в коем случае не объясняй плебсу, что у тебя за проблема. Поняла?
– Поняла. Какая в принципе разница, кому излагать проблему?
– Большая. Потом сама поймешь.
– Хватит меня за дуру держать! – возмутилась Ирина. – Если я не совсем понимаю ваши местные хитросплетения, это не значит, что мною можно помыкать как тебе вздумается! Извольте объясниться, молодой человек!
– Это пожалуйста. Но… в конце, – не стал вступать в полемику Антон. – Сейчас быстро прогоняем примерное развитие ситуации, затем – комментарии. Ну-ка, изобрази, как будешь доставать компас. И маяк включи.
Ирина несколько секунд сверлила «педагога» неприязненным взглядом, затем презрительно фыркнула, разулась и поставила рядом со спальником резиновые сапожки, позаимствованные у младшей снохи Чубов. Добротные, крепенькие такие ресапы и в то же время порядком ношенные, чтобы на них мог польститься кто-нибудь из балованного хорошими шмотками нохченского племени. Приодели даму также с чужого плеча, поскольку все, в чем она приехала, было возмутительно дорогим и подозрительно чужеродным в суровой обстановке военного времени. Сейчас на Ирине была недорогая поношенная куртка на синтепоновой подкладке, старушечий платок и грубой вязки шерстяное платье Татьяны, висевшее на гостье мешком – казачка была куда как дороднее. Обряженная таким образом светская дама освоиться еще не успела, страшно комплексовала и чувствовала себя, по ее собственному выражению, «последней ублюдкой, удравшей из бюджетной психлечебницы».
– Это называется – резко сменить тему, – буркнула доморощенная шпионка, доставая из рюкзачка маленький кухонный ножик, отточенный как бритва. – Очень, надо вам сказать, неуклюжая попытка, молодой человек! Никакой галантности. Варвары вы тут все – вот что…
Антон рассеянно кивал, на выпады не отвечал, внимательно наблюдая, как ловкие пальцы Ирины производят манипуляции с ресапами.
Шведов накануне собственноручно проделал ювелирную работу: вживил в литые каблуки женских сапожек два посторонних предмета. В правый – миниатюрный компас, в левый – радиомаяк. Чтобы воспользоваться компасом, необходимо снять сапог и надрезать клееную стельку. Для кратковременного включения маяка ничего резать не надо: достаточно уложить внутрь сапога магнит и плотно прижать. При возникновении определенного индуктивного контура маяк автоматически включается и выдает сигнал. Магниты вправлены в ручку ножа, в заколку, в простенький медальон, на который вряд ли кто польстится. Кроме того, кончик ручки ножа свинчивается, и маяк может быть вложен в полость, оборудованную внутри ручки, – как один из вариантов использования при быстрой ходьбе, чтобы нож не мешал, болтаясь в сапоге. Этот же вариант является основным при благоприятной обстановке: если отсутствуют опасения, что в любой момент эмиссар пожелает провериться. В идеале маяк должен работать постоянно: с того момента, как эмиссар поверит, что Ирина никакая не шпионка, а именно та, за кого себя выдает.
На тот случай, если и это все отберут, в рюкзаке и карманах путешественницы трухой рассыпано крупное крошево из прорезиненной полосы, выдранной из дверцы холодильника.
Ирина показала, как будет надрезать стельку и доставать компас, затем сунула ножик в левый сапог, под съемную стельку, натянула сапог на ногу и развела руками: готово, мол, извольте оценить результат.
– Щас, – Антон выбрался из укрытия и прогулялся к Джо, у которого при себе имелся приемник, настроенный на частоту радиомаяка.
– Как?
– Чисто, четко, без помех, – Джо оторвал взор от не большого экрана прибора. – Вы бы закруглялись. Нам еще такую загогулину выписывать…
– Успеем, – буркнул Антон, возвращаясь к даме.
– Работает? – с надеждой спросила Ирина.
– Естественно, работает. Куда он денется! – Антон насильственно придал своему тону несокрушимую уверенность. На этот маяк у дамы имеются какие-то особые упования. Мнится даме, что маяк – связующая нить между нею и крутыми, сильными людьми, которые в любой момент, коль понадобится, придут на помощь и вытянут ее из любой неурядицы. Невдомек даме, что маяк – лишь средство для того, чтобы отследить маршрут движения арабского эмиссара. Если дама умрет, крутые люди, разумеется, сильно огорчатся. Потому что маяк станет бесполезной капсулой, слегка присыпанной мерзлой землицей где-нибудь на кладбище рабов-кяфиров. А араб уйдет дальше и сорвется с крючка…
– Давай дальше, – Антон отвел взгляд, как учили давным-давно при постановке психотехники боя: неторопливо, одним движением, от бровей к линии волосяного покрова, затем – вправо-вверх. Просто опустить глаза нельзя. Для любого теплокровного млекопитающего это яркий невербальный сигнал, неосознанно регистрируемый системой восприятия. Попался голубчик – теперь он твой! Опускает взгляд тот, что чувствует себя неуверенно, боится либо виноват.
– Пожалуйста, дальше, – Ирина наморщила лоб и охорашивающим жестом поправила платок. – Значит, привели меня к этому Махмуду, объяснила я ему, что мне нужно, сообщила, что я – мусульманка… – тут она порозовела и быстро глянула на Антона исподлобья. – А ты уверен, что они меня к нему приведут?
– Обязательно приведут. У них в этом плане дисциплина, – заверил Антон и, перескакивая через щекотливый эпизод, продолжил:
– Привели, посадили, провела ты там сутки. Утром следующего дня к Махмуду привозят араба. И он целый день – до наступления темноты – находится там. Твои действия?
– В установленное время раскладываю коврик, моюсь, сажусь на колени лицом к Востоку и громко молюсь на арабском, – без запинки выдала Ирина. – Чтобы услышал и заинтересовался.
– Если не услышал? – нарастил обстановку Антон.
– Если не услышал, просто ору по-арабски, прошу помощи… А он среди них имеет авторитет? В смысле, он сумеет меня забрать, если захочет?
– Имеет, имеет, – успокоил Антон. – Уж на этот счет можешь не сомневаться. Они с ним как с писаной торбой будут носиться… Итак, контакт с арабом. Откуда знаешь арабский? Почему мусульманка, если русская?
– Жила с родителями в Дубае, – заученно сообщила Ирина. – Родители – востоковеды, работали по контракту. Там окончила школу, вышла замуж. Родила сына – Абу.
– Как же Абу, когда он у тебя Иван?! – Антон озабоченно нахмурился. – Черт, какой слабый пункт… И как мы его раньше… Почему Иван? Почему Иван не обрезан, не знает арабского? Как только вы доберетесь до Умаева и араб удосужится переговорить с ним на предмет твоего «сына», тебе хана!
– Муж умер, когда Абу был год, – невозмутимо скорректировала версию Ирина. – Обрезание сделать не успели. Родители уехали, забрали меня с собой. Оформили сыну гражданство, нарекли Иваном. Вырос в России, воспитывался русским отчимом. А мое мусульманство – так это потому, что оказалась в критической ситуации, надеялась, что к мусульманке отнесутся лучше. Я так арабу и скажу. И потом – араб будет общаться с Умаевым с помощью моего перевода. Если вообще будет.
– Складно врешь, – одобрил Антон. – Складно… А вот если этот наш араб был в Дубае, он тебя в момент расколет. До самой попки, как говорит наш общий друг дядя Толя.
– Думаешь, город выбран от фонаря? Я была там на стажировке, – Ирина снисходительно посмотрела на «педагога». – В Дубае. Целый месяц. Все, что нужно, помню достаточно хорошо. А история, которая предложена мною для легенды, была на самом деле с одной моей знакомой. Я даже фамилию ее мужа помню – Аль-Баади. И адрес знаю – мы переписывались.
