Антон пожал плечами, не найдя, что возразить. Зная нравы тутошнего люда, нетрудно просчитать модель поведения практически любого из субъектов, с которыми приходится иметь дело. Между родственником и другом Исрапи произошел тяжелый конфликт. На первой же минуте встречи с другом Исрапи должен был выразить свое недоумение произошедшим и дотошно интересоваться, каким образом Ахмед собирается из этой щекотливой ситуации выбираться. Ругать его, укорять, советовать что-то дельное…
А Исрапи – ни полслова….
Минут через десять пришел Исрапи: пошумел посудой, накрывая в предбаннике (женщине нельзя – чужие голые мужики, сами понимаете), заглянул, сообщил, склонившись подобострастно:
– Я накрыл. Закуски, водка. Минут через двадцать мясо будет, – и скрылся.
Через некоторое время вновь запищал флакон – Север доложил:
– Хозяин с двумя бабами в подвал полез. Как принял?
– Принял, до связи, – Антон многозначительно посмотрел на Мо. – Информация к размышлению: хозяева затарились в подвал.
– Подставил Арзу родственника, – покачал головой Ахмед. – Если нас здесь убьют, с ним поступят очень плохо. Исрапи будет виноват.
– Необязательно, – флегматично заметил Мо, повернувшись к Ахмеду. – Она закопают поглубже – и никто никогда не узнает, где гниет его мясо. И без обряда погребения. Оно будет закопано как неверный. Как кяфир.
– Вас са мной закапаит, – пробурчал Ахмед, стараясь не смотреть на Мо. – Ми сичас в адной упражки.
– По-чеченски! – раздраженно напомнил Антон. – Сколько можно предупреждать? Кто слово по-русски скажет до начала акции – сразу в дыню. Мо?
– Понял, командир, – смиренно склонил голову Мо и, обернувшись к пленнику, улыбчиво выдал дежурное:
– Как перезимовал ваш скот? Дома никого нет. Твоя сестра мне очень нравится!
Ахмед крепко зажмурился, сжал кулак здоровой руки, но высказываться не посмел – слишком свежи были впечатления от плотного общения с Мо на последних допросах.
– Если все получится хорошо и ты нас не подведешь, я тебя отпущу, – пообещал Антон, желая несколько разрядить обстановку. Пленник на обещание не отреагировал никак. С точки зрения любого нормального нохчи, Антон сморозил несусветную дикость. Такого информированного врага, как Ахмед, отпускать нельзя ни в коем случае. Использовать на полную катушку – и ликвидировать. Больше вариантов нет…
Флакон запищал длинным тревожным тоном. Экстренный вызов.
– «Нива». Четверо, – торопливо доложил Север. – Трое пошли к вам, один остался у ворот.
– Как войдут – уберите его, – буркнул Антон, чувствуя, как привычно забухало сердце о грудную клетку, разгоняя боевую машину для работы. – Полное радиомолчание – до моего вызова. Как понял?
– Понял, – возбужденно сапнул Север. – Они уже подходят. До связи.
– Трое, – сообщил Антон, еще раз проверяя положение спрятанного в губке ПСС. – Все, что справа от середины, – твое. Мо?
– Понял, – как всегда, флегматично ответил Мо, перемещая ножи за спину и прижимая их к поверхности ванны так, чтобы можно было легко выхватить сверху из-за головы.
Этот вроде бы вполне приемлемый ответ Антону не понравился. Мо не добавил «командир». Это значит, что парень слегка нервничает и жаждет крови. В общем-то, среди членов команды чинопочитание как таковое отсутствует – одно слово, боевые братья. Любой из соратников до наступления определенного момента – того самого пресловутого времени «Ч»30, может яростно спорить, огрызаться, посылать во все известные места и так далее. Но только не Мо. Для него Сыч всегда оставался первым командиром и непререкаемым авторитетом во всем. Он выпестовал его из желторотого солдата-первогодка в профессионала, настоящего аса ратного дела, ни разу не подставил, не подвел и не бросил. Правда, теперь у этого профессионала, в силу трагических обстоятельств, несколько деформирована психика, и командир не должен забывать об этом ни на секунду. Отсутствие в утвердительном ответе на приказ привычной обозначенности добровольной подчиненности – первая неосознанная попытка выхода из-под контроля. В случае с Мо это может быть чревато самыми непредсказуемыми последствиями.
– Они все нужны нам живыми, Мо, – уточнил Антон. – У нас уже и так есть один труп. Если придется работать по нулям, я быстро разберусь и дам тебе знать. Мо?
– Понял, командир, – флегматично ответил Мо. – Все будет в норме…
Еле слышно скрипнула входная дверь. Антон стравил воздух сквозь стиснутые зубы и произвел два плохосочетаемых действия: максимально расслабился и напряженным взором впился в дверной проем предбанника. Вот оно, время «Ч»…
Легко сказать «…я быстро разберусь и дам тебе знать»! Антон прекрасно знал, что у него будет от силы две-три секунды, чтобы всесторонне оценить намерения врага и принять единственно верное в этой ситуации решение. То есть безошибочно определить, будут их убивать сразу, едва ворвутся, или захотят предварительно пообщаться…
В дверном проеме возник молодой чечен с автоматом наперевес. Из-за его спины в обе стороны сноровисто шмыгнули двое тоже не старых нохчей, вооруженных «АКС-74» с отомкнутыми прикладами, взяли оружие в положение «для стрельбы стоя» и приставными шажками потопали по проходу, приближаясь к ваннам, в которых заседала наша троица. Чечен, вошедший первым, неторопливо следовал за подручными…
Вот они, секунды для правильного решения. Пока двигаются – стрелять не будут. Чтобы стрелять прицельно, нужно хотя бы на миг замереть, принять статичное положение. Как только остановятся, будет поздно что-либо решать.
Ахмед издал какой-то нечленораздельный звук, который мог выражать с равным успехом как удивление, так и ужас понимания непоправимости происходящего. Мо ворохнулся в ванне, ища точку опоры для броска. Антон, с бешеной скоростью анализируя обстановку, сидел неподвижно, страшным волевым усилием подавляя готовые в любой момент сорваться автоматизмы бывалого воина. Черт вас всех задери, какой же это был острый позыв!!! Куда там сексуальному вожделению после месячного воздержания либо урчанию голодного желудка плутавшего неделю в тундре главбуха! Это был именно позыв: молниеносным рывком выдрать из губки ствол и как можно быстрее продырявить два столь соблазнительно близких черепа! Третий не успеет – за то время, что Антон будет делать два выстрела, Мо сумеет вогнать правому в каждый глаз по лезвию.
Происходил довольно редкий момент в жизни матерого волкодава, привыкшего с нудной педантичностью долго готовить операцию, «выводить объект», всесторонне изучая его повадки, ступая за ним след в след, чтобы в завершение одним отточенным ударом отправить врага в лучший мир…
Этого врага убивать было нельзя.
– Лучший аргумент – теплый труп, – так сказал полковник Шведов. – Если Беслан своими глазами увидит медленно остывающий труп Арзу, его не нужно будет ни в чем убеждать…
Любой нормальный здоровый мужчина – не ипохондрик и не маньяк-герпетолог, оказавшись один на один с агрессивно настроенной ядовитой змеей в запертом помещении, откуда невозможно удрать, постарается эту змею убить. Даже и не пытайтесь спорить: ловить рептилию, стремясь при этом сохранить ее невредимой, ни один нормальный человек не станет – напротив, он приложит все усилия и использует все подручные предметы, чтобы эту опасную гадину умертвить.
Так же точно обстоит дело с профессионалом ратного труда, вскормленным вражьей кровью на поле боя. Этот профессионал путем изнурительных тренировок и постоянного участия в боевых действиях выработал в себе не только специфические автоматизмы, возведенные в ранг безусловного рефлекса, но и особый поведенческий комплекс, ставший нормой его жизни. Такой отпетый профи зачастую, что называется, спиной чует приближение подкрадывающегося врага и практически в любом невыгодном положении успевает вывернуться из сектора приложения враждебных усилий, нанести ответный смертельный удар или скрыться – в зависимости от соотношения сил и условий обстановки. А уж если этот
