порешили. С тех пор много лет прошло, заматерел Григорий Петрович, второй раз женился. Первая-то жена пропала в гражданскую, детей у них не случилось, зато со второй двоих парнишек прижили. Да вот не дал Бог им вместе пожить подольше, в тридцать пятом жена занедужила и через несколько месяцев ушла из жизни. Остался кузнец с двумя пацанами да старухой-матерью, и хоть не просто ему было, но в свои сорок семь он почему-то считал себя стариком и жениться в третий раз не решался.
Приезду сводной сестры Григорий Павлович очень обрадовался. Да и с Михаилом они быстро нашли общий язык. Кузнецу льстило, что ухажер у Анюты — инженер-конструктор, имеющий высшее образование, и он сразу по приезде повел гостя показывать свое хозяйство. Анюта тем временем сидела в избе на лавке за большим столом. Все в доме было сделано крепко, на совесть, на долгие годы. Напротив нее у окна с вязаньем устроилась хозяйка дома — мать кузнеца Василиса Егоровна, которая сразу же, положительно отозвавшись об ухажере, начала расспросы о его родителях. Анюта отвечала, что мамаша у Михаила домохозяйка, а отец работает бухгалтером в главке.
— А чего это за лавка такая, чем торгует? — продолжала выпытывать хозяйка. Девушка хотела объяснить, что такое главк, но, по правде сказать, сама не очень понимала значение этого слова и поэтому просто сказала, что это такая большая главная контора.
— Ишь ты, — покачала головой женщина, — главный начальник, выходит. А они, евонные родители, насчет тебя не против?
— Нет, они хорошие люди, меня привечают, — с улыбкой ответила Анюта.
— Слушай, а как вы с ним? — заговорщицки подмигнула Василиса Егоровна. — Ну, насчет этого дела?
Анюта покраснела, хотела что-то сказать, но пожилая женщина жестом остановила ее:
— Да не красней ты, дело молодое. Я потому спрашиваю, как вас на ночь налаживать, вместе али врозь?
Девушка не успела ответить, как в комнату, подначивая и тузя друг друга, вбежали два пацаненка. Она уже знала, что одного — девяти лет — зовут Минька, а того, что на два года старше, — Пашка, но кто из них был кто, она пока разобрать не могла.
— Баб Вася, когда вечерять будем? — дружно атаковали они бабушку, хитро поглядывая на девушку.
— А уроки школьные сделали?
— Сделали, сделали, — закричали мальчишки, продолжая возню.
— Вот сейчас отец с гостем придут и сядем. Где опять носились? — бабушка пыталась быть строгой, но строгость эта была, по всему видно, исключительно следствием присутствия гостьи.
— На выселках бегали. Вон, вон, папка с дядей идут! — радостно завопили они, поддав друг дружке от избытка чувств.
— Я вот вас, шлындики! — бабушка притворно замахнулась на внуков вязаньем. — Охолоньте покуда, сейчас на стол соберу.
С необычной для своих лет живостью она забегала из кухни в сени, оттуда в горницу и обратно. Пацаны уже заняли свои места за столом и нетерпеливо ерзали в ожидании угощения. А на столе тем временем появилась большая чашка прошлогодней квашеной капусты, соленые огурцы, моченые яблоки, сало. Отдельно поставили чугунок с горячими щами, извлеченный из русской печки. Анюта, спохватившись, побежала на кухню выкладывать из сумок городские продукты. Гостинцы, которые они заготовили для хозяев, были вручены сразу по приезде: наборный янтарный мундштук для главы семейства, расписной полушалок для бабушки и кое-что из носильного для ребятишек. Нарезав сыр и колбасу, она схватилась было за банку со шпротами, но открыть ее простым ножом не смогла.
— Обожди, милая, сейчас сам придет, откроет, — остановила ее баба Вася, прислушиваясь к шагам на крыльце.
Усевшись за столом, хозяева и гости чинно дожидались, пока хозяин дома перекрестится на образа, висевшие в углу избы, и возьмет ложку. То же самое проделала Василиса Егоровна, однако ребятишки в этом обряде не участвовали и ждали команды отца. Михаил и Анюта внимательно наблюдали за происходящим. Григорий Павлович открыл рот, чтобы дать команду к началу трапезы, но вдруг поглядел на мальчиков и строго спросил:
— Вы руки помыли?
Вопрос застал врасплох не только Миньку с Пашкой, но и бабушку, которая проворно соскочила с лавки и жестом показала сконфузившимся мальчуганам следовать за ней. Анюта почувствовала, как краска залила ее лицо — за кухонными делами она и сама забыла совершить эту процедуру и сейчас не знала, как ей поступить. На ее счастье умывальник на кухне перестал брякать, ребятишки, а за ними и бабушка вошли и снова уселись за стол. Переглянувшись с Глебовым, Анюта вдруг поняла, что сей воспитательный момент был рассчитан именно на московского гостя, на Михаила, который, войдя в избу, изъявил желание вымыть руки. В следующее мгновение хозяин подал знак и все степенно приступили к ужину. У каждого взрослого была своя тарелка, ребятишки же хлебали щи из одной чашки. Гости и не заметили, как опустошили тарелки. Щи, томленные в русской печке, показались им верхом кулинарного искусства. Все это не могло не остаться без внимания хозяйки, и она тут же предложила москвичам добавки. Те, переглянувшись, дружно кивнули.
— Вот то-то же, в Москве на газу таких щец сроду не сварганишь, — усмешливо пробасил кузнец.
Пока гости уминали добавку, баба Вася дала каждому из мальчишек по куску хлеба с колбасой и выпроводила из-за стола, пообещав позвать к чаю. Раздобревший от горячих щей хозяин проводил взглядом ребятишек и обратился к матери:
— Мамаша, надо бы, как говорится, приезд-то отметить. В кои-то веки сподобилась племянница, а то все только сулилась.
Михаил тут же встрепенулся:
— Так мы же привезли с собой, — и сделал знак Анюте. Та проворно вытащила из стоящей в углу сумки бутылку водки и поставила на стол. Григорий Павлович осторожно взял бутылку, внимательно ее осмотрел и снова поставил на стол.
— Вот что, молодежь, есть у меня такое предложение. Мы в выходной соседей пригласим, посидим- поговорим, вот и угостим их вашей казеночкой. Не против? — выжидающе посмотрел он на Михаила.
— Конечно, конечно, — поспешно согласился тот. Кузнец удовлетворенно кивнул.
— Вот и договорились. А сейчас, мамаша, давайте-ка сюда нашу, деревенскую.
Василиса Егоровна ушла в сени и вернулась с четвертью самогона. Хозяин достал стаканы, сказал: «Со свиданьицем!» — и все, чокнувшись, выпили. Анюта, чуть пригубив, тут же поперхнулась и закашлялась, а Михаил, мужественно проглотив огненную жидкость, открыл рот и начал делать руками какие-то непонятные движения, которые тут же расшифровал кузнец и сунул ему в руку большое моченое яблоко. Отхватив от яблока почти половину, парень усердно заработал челюстями, после чего издал вздох облегчения. Григорий Павлович засмеялся:
— Что, крепка советская власть? Ничего, привыкнете, быстро привыкнете, проверено. Вот в выходной на речку сходим, даст бог, рыбкой разживемся, уху сварганю, за уши не оттащишь.
— А в субботу баньку истопим, попаритесь. В городу-то небось баня не такая, — добавила хозяйка. — А ты, Гриша, не части так, не части, — сделала она замечание сыну, увидев, что тот снова разливает самогон. — Они люди городские, к нашему питью непривычные.
— Во, видал, какое у меня НКВД строгое, — подмигнул хозяин Михаилу. — Ничего, мамаша, они народ молодой, у их здоровья много. Давайте, чтобы, как говорится, банька была жаркая да рыбалка удачная.
На этот раз самогон проскочил «соколом». Пока закусывали, в сенях раздался топот, и Минька с Пашкой тишком подкрались к Василисе Егоровне.
— Бабуля, дай еще вкусного кушанья, — наперебой зашептали они ей в ухо. Увидев по выражению лица бабушки, что парнишкам сейчас будет сделано внушение, Анюта воскликнула:
— Ой, я совсем забыла, мы же ребятишкам шипучей воды привезли! — и выбежала на кухню, на ходу подтолкнув Глебова. Там она быстро откупорила бутылку лимонада и налила в большие кружки, а Михаил в это время сделал каждому по большому бутерброду с колбасой.
— Мальчики, идите сюда, — прокричала она из кухни, и те поспешили на голос. Бабушка строго
