отделении служит, — замнаркома скорее не спрашивал, а утверждал. — Он не очень засиделся в лейтенантах?
— Товарищ заместитель наркома, я тоже так думаю, но у него серьезное взыскание, — быстро отреагировал Селиванов.
— Так ведь он и делами занимается серьезными, а ошибки в таких делах были, есть и будут. И от них ни он, ни вы и ни я не застрахованы, — назидательно произнес хозяин кабинета, продолжая глядеть в окно.
— Понял вас, товарищ заместитель наркома, — отчеканил начальник отдела.
— Теперь о Свиридове, — замнаркома повернулся, встав спиной к окну. — В уме ему не откажешь. Это хорошо, когда человек с головой и любит головоломки. Подождем еще пару дней. Но чтобы и ему, и нам не сломать головы, в Питере должна быть наготове наша опергруппа для ареста этого бродяги. Поезжайте в Питер вместе с ним и контролируйте ситуацию. Да, и еще одно: специалистов, которых только что просил Свиридов, перед отъездом ко мне. Я их лично проинструктирую.
Глава девятнадцатая
Вопреки прогнозам Седого, Ленинград встретил путешественников хорошей погодой. Хотя солнышко было не южным и не ярилось, но все же щедро простирало свое тепло на проспекты и площади Северной Пальмиры, забиралось в закоулки и дворы, утомившиеся от промозглых ветров и атмосферных осадков. И камень вековых сооружений благодарно возвращал людям эту теплоту, пробуждая в них чувство гармонии, вызывая восхищение северной столицей государства Российского.
Однако первые часы пребывания Анюты в Ленинграде носили сугубо прозаический характер. Усадив спутницу с вещами на скамейку в зале ожидания и пообещав вернуться через час, в течение которого он планировал решить проблему жилья, Седой растворился в людском водовороте. Анюта, слегка оглушенная вокзальной суетой, с интересом рассматривала окружающих. Вот молодая мамаша строго отчитывает малыша за то, что тот без разрешения убежал посмотреть на группу красноармейцев, разместившихся в конце зала. Вот носильщик быстро несет тяжеленные чемоданы, а за ним едва поспевает модно одетые мужчина и женщина, очевидно супружеская пара. Анюта наморщила лоб — женщина была очень похожа на артистку, которую она видела в какой-то кинокартине, но фамилию вспомнить не смогла. Она еще раз подняла глаза, чтобы повнимательнее рассмотреть лицо женщины, но та уже скрылась. А у входа в зал ожидания мороженщица продавала эскимо на палочке — к ней выстроилась очередь, конца которой не было видно. Сколько же надо мороженого, чтобы закончилась очередь… и стоят-то, в основном, пассажиры. А за стенами вокзала шумел громадный город, и жители его тоже любили эскимо. В Москве Анюта никогда не задумывалась об этом, а сейчас даже поежилась, представив, какое гигантское количество мороженого необходимо городу Ленинграду. Взгляд упал на идущего по проходу мужчину. «Где-то я его видела, тоже, что ли, киноартист?» — подумала девушка, и в следующее мгновение ноги ее стали ватными. С портфелем в руках к ней приближался Никита Кузьмич Климов, одетый в гражданскую одежду. Вел он себя как пассажир, высматривающий свободное место. Вот взгляд его скользнул по Анюте и незанятому пространству рядом с ней. Учтиво поклонившись, он справился, можно ли присесть рядом. Анюта машинально кивнула, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Опустившись на скамейку, Климов стал разворачивать принесенную с собой газету, закрывая лицо и говоря вполголоса, как бы самому себе:
— Здравствуйте Анюта. Оставьте мне покараулить вещи и сходите в туалет. Оттуда выйдите на улицу, подышите пару минут воздухом и возвращайтесь.
Девушка снова машинально кивнула, встала, сделала шаг в сторону, потом, спохватившись, обернулась к Климову и, запинаясь, попросила посмотреть за вещами. Лейтенант согласно кивнул и углубился в газету.
Выполнив то, что велел Климов, Анюта вернулась на свое место. Климов из-за газеты бросил взгляд на неприметного человека, занявшего очередь в буфет. Встретившись взглядом с Климовым, тот утвердительно кивнул, закрыв для верности глаза. Климов тут же перевел глаза на сидящую в напряженной позе девушку.
— Все хорошо, Анюта, не волнуйтесь, возьмите себя в руки, — негромко проговорил он. — Извините, у нас мало времени, поэтому сразу к делу. Как настроение?
Анюта неопределенно пожала плечами.
— Зачем приехали в Питер, знаешь?
Она молча покачала головой. Климов, искоса глядя на нее, почувствовал внутреннюю тревогу: «Что это с ней? Неужели мое появление так выбило ее из колеи? Или что-то по дороге случилось? Маловероятно. Сопровождавшие парочку чекисты не заметили ничего подозрительного».
Словно прочтя его мысли, Анюта невесело усмехнулась:
— Товарищ Луганский, разрешите вопрос?
— Да, конечно, слушаю.
— Долго это все будет продолжаться?
«Вот оно что… Увидела меня, и нервы поехали во все стороны».
— Устала? — спросил он как можно участливее.
Анюта, кивнув, опустила голову. Плечи ее опали, и Климов внезапно увидел вместо отчаянной «кавалерист-девицы» повзрослевшую на несколько лет усталую женщину. «Как там наука требует? Сначала похвалить?»
— Понимаю, трудно тебе пришлось. Но поработала ты здорово. Руководство наркомата просило передать тебе официальную благодарность за разгром банды грабителей и убийц.
Анюта устало махнула рукой:
— Лучше не вспоминайте… мороз по коже.
— Руководство особо отмечает, что ты действовала геройски, как настоящая разведчица, — пересказывал Климов слова Свиридова.
— И сколько мне еще оставаться настоящей разведчицей?
Климов не был бы собой, удержись он от шутки.
— Так, ты ведь с каждым днем все настоящее и настоящее становишься, — скаламбурил он и тут же пожалел об этом. Глаза девушки налились слезами, она всхлипнула.
— Вы… вы даже не понимаете… — слезы потекли ручьем, она утирала их ладонью, а они все не унимались.
«Ну и дурак же ты, братец! Ботало коровье! Свисток паровозный! Когда же ты научишься!..» Климов досадливо крякнул и дотронулся до ее руки:
— Все, все… прости за дурацкую шутку.
— Вам шуточки, а я как вспомню…
— Все, все, больше не буду. Лучше расскажи, как доехали.
Питерские чекисты несколько удивились, когда сопроводили Седого с вокзала в церковь, где шла утренняя служба. По дороге он несколько раз проверял, нет ли за ним слежки, но делал это небрежно, скорее по привычке. Совокупность целого ряда причин укрепила его уверенность в том, что агент абвера Пильгер с момента бегства из Москвы надолго выпал из поля зрения советской контрразведки. Он не без оснований считал себя удачливым разведчиком, стараясь всегда упреждать возможные ходы чекистов. Это несколько раз удавалось ему в двадцатые годы на советском Дальнем Востоке, удалось и в Москве, когда, почуяв опасность, он ускользнул от красных. Правда, оставил там дочь, которая где-то «залегла на дно», скрываясь от большевиков, но зато приобрел юную подругу, с которой предполагал связать свою дальнейшую судьбу. Как профессионал, привыкший никому не верить, он поначалу настороженно отнесся и к Анюте. Но тщательная проверка подтвердила ее абсолютную искренность, а уж когда она, рискуя собой, спасла ему жизнь, он поверил ей окончательно и бесповоротно. Хотя, по большому счету, тогда в избушке он понял, что нужен унтеру, а стало быть, шанс выкрутиться у него был. Но Анюта-то этого знать не могла…
