— Мы все теперь учимся терпеть… — бормотал насмешливо Дилле, рассматривая коньяк на свет. — Все! Начиная с фон Манштейна. Кстати, ты знаешь, к нам в штаб приехал гаулейтер Тифлиса?
Глаза майора округлились от любопытства.
— Как это — Тифлиса? Мы же Тифлиса не взяли…
— Конечно, не взяли! Гаулейтера прислали к нам как живой укор фельдмаршалу фон Манштейну, который засел под Севастополем, вместо того чтобы уже быть на Кавказе…
Дилле выпил коньяк и стукнул кулаком так, что зазвенела посуда. Он тоже начал хмелеть.
— Ты прав — проклятый город! Но все это скоро кончится. Мы сотрем его в порошок и уже начали это делать весьма успешно. Скоро к нам подбросят еще один воздушный полк. Готовь аэродром к встрече. От этого зависит твоя карьера, Отто! «Крестоносцы» работают отлично. Фотограф с набережной хорошо делает свое дело. Эффективность бомбежек великолепная!..
— Фотограф с набережной?.. — пробормотал совершенно осовевший Фурст.
Дилле вздрогнул.
— Какой фотограф? Что ты бредишь? — грубо крикнул он Фурсту.
Совсем трезвыми глазами разведчик обвел комнату и вдруг заметил неплотно прикрытую дверь. Неслышно ступая по ковру, Дилле подошел к двери и толкнул ее.
За дверью стоял Колесов с тряпкой в руках. Увидев офицера, он согнулся в почтительном поклоне и продолжал равнодушно протирать висевшее в простенке зеркало.
Но эсэсовец понял все.
— Что ты здесь делаешь? Ком хир! — крикнул он и выхватил из кобуры револьвер.
Дальнейшее произошло молниеносно. Страшный удар свалил офицера с ног. Не дав опомниться, Колесов выхватил у него из рук револьвер и выстрелил в лицо. Остекленевшими от ужаса глазами смотрел майор Фурст на непонятные действия своего телохранителя, на неподвижного Дилле.
Колесов исчез за дверью. Снаружи щелкнула щеколда. За окнами взревел мотором и стих, удаляясь, «Оппель».
К утру вместе с Васей, с которым они сошлись на подступах к Абдуге, Колесов-Рындин пришел в отряд. Здесь разведчиков ждала плохая весть: отказала рация. Уже больше суток возился, стараясь ее исправить, радист, но ничего поделать не мог.
Сведения о вражеском агенте, принесенные Рындиным, следовало как можно скорее передать севастопольскому командованию.
— Придется послать людей, — решил командир. — Пойдут Балашов и Рублевский…
— И они пошли? — спросил Юра, оглянувшись на ребят, которые слушали повествование Рындина, боясь пошевелиться.
— В ту же ночь. Передачу таких сведений задерживать было нельзя.
— А куда вы дели машину? — У Жени горели глаза от любопытства.
— Машину я спустил под обрыв перед подъемом в горы. Попав в лес, я уже не боялся погони.
— А Вася? — быстро спросила Наташа. — Он и потом был в отряде?
Рындин помолчал.
— С Васей мы расстались вскоре после гибели комиссара. Хлопчик решил вернуться к себе в село и попал в руки гитлеровцев. Да вы не волнуйтесь, — поспешно прибавил Семен Трифонович, — сбежал от них Вася. Уже после войны я узнал, что стал он трактористом, потом комбайнером. Уехал работать на целину. Не такой он парень, чтобы пропасть!
Ребята затормошили Рындина. Им хотелось знать все подробности о друзьях-разведчиках, о том, что было с Балашовым, когда тот вернулся из Севастополя…
Особенный восторг вызвало сообщение Рындина, что с Балашовым их связывает и поныне тесная дружба, что после Севастополя они вместе ходили в разведку. Теперь-то наверняка они узнают адрес Балашова!
— Вы об этой разведке тоже расскажите! — умоляла Наташа.
— Потом когда-нибудь, — смеялся Рындин. — Мы еще встретимся. А сейчас за мной машина пришла. Слышите — гудит?
За окном действительно настойчиво сигналил грузовик. Рындин поспешно собирался, на ходу отвечая осаждавшим его ребятам. Он сказал, что переписывается с Михаилом Григорьевичем Балашовым, который работает старшим помощником капитана на грузовом теплоходе «Орион». Теплоход этот часто ходит в заграничные рейсы, бывает и на Южном берегу. Живет Балашов в Одессе.
Ребята шумной стайкой провожали бригадира. Он уже готовился сесть в машину, когда Юра взволнованно крикнул:
— Адрес, адрес вы нам забыли дать, Семен Трифонович! Куда писать Балашову?
Рындин поспешно вернулся, достал из ящика стола конверт, на котором был адрес Балашова, и отдал его ребятам.
В открытом море
Слабый огонек мерцал на борту «Чайки». Вспыхнет, погаснет. Снова вспыхнет. Внизу глухо шумело море.
Четверо ребят крались по скалам к разбитой шхуне. Вечер был облачным, темным. Чтобы не свалиться, приходилось рассчитывать каждый шаг.
— Скажи, почему командор поднял нас по тревоге? — допытывался Марк. — Лезь вот теперь в темноте!
— Тсс! Ничего я не знаю, — ответил Женя. — Прибавь ходу, командор ждет. Видишь?
Он указал на мигавший огонек. Наташа первая спрыгнула на песок возле шхуны и поднялась по спущенной с борта доске. За ней молча следовали остальные.
На шхуне пятеро друзей бывали теперь чуть ли не каждый день. В этом пустынном уголке, где никто им не мешал, было удобно обсуждать все дела. Однако так поздно Юра еще ни разу не вызывал ребят. Верно, случилось что-нибудь важное…
На борту Юры не было, командор ждал их в трюме. Ребята направились к люку. Тотчас они услышали голос:
— Кто идет? Пароль?
— Партизан, — тихо ответили ребята.
— Отзыв чайка. Входите!
В трюме, как обычно, мерцал огарок свечи. Все заняли свои места на опрокинутых ящиках. Самый большой, покрытый пестрой материей, предназначался для командора. Лица собравшихся выражали нетерпеливое любопытство, но никто не решался первым нарушить молчание.
Юра выждал паузу и торжественно провозгласил:
— Есть новость — телеграмма от Балашова. «Орион» будет здесь завтра, следуя рейсом на Батуми. Вот!
Он достал телеграмму. Ребята бережно передавали ее из рук в руки, по нескольку раз перечитывая текст.
— Вызвал я вас сюда, чтобы решить, как мы будем встречать «Орион», — продолжал Юра.
— Так чего же решать? — с недоумением сказал Митя. — Поедем завтра в порт, и всё.
Юра иронически прищурился:
— В порт мы не поедем, Митяй. Мы встретим «Орион» в море. — Наслаждаясь удивлением ребят, он обвел их глазами: — Да, в море… Марк, у тебя готов мотор?
— В основном готов. Я его уже гонял на холостом ходу.
