приготовили.
— Почему ты так решил?
— Ну, еще бы! На пятерки все кончила, похвальную грамоту получила. Даже вот медаль Ёлкин тебе повесил.
— Не знаю. После окончания учебного года мне еще никогда ничего не дарили. И разве за учебу надо дарить?
— Вроде все-таки событие, — неуверенно произнес Витька. — Мне отец обещал… Может, забыл только…
— И что же тебе подарят? — спросила Саша.
— Откуда мне знать?
— Футбольный мяч?
— Мяч у меня есть…
— Тогда коробку конфет.
Черенок сощурил глаза, хитро глянул на Сашу и вдруг сказал:
— Если конфеты подарят, угадай, что сделаю?
— Съешь.
— И нет. На три части разделю. Себе — одну, бабке — одну и тебе. Это по-честному будет. Так и сделаю. Правда!.. Только конфеты отец все равно не подарит. А что-нибудь такое…
— Футбольное, — шутя, подсказала Саша.
— А что! Вдруг бутсы подарит?.. Во сила!
— И ты с восьми утра до восьми вечера гонял бы по полю мяч.
— Почему до восьми? На речку схожу.
— А еще?
— На велике погоняю.
— А дальше?
— Телик посмотрю.
— И все?
— А что еще?
— Можно, например, в театре выступать. Хочешь?
— В каком театре?
Саша взяла портфель, разделявший их на автобусном сиденье, и переложила к себе на колени. Повернулась к Витьке.
— Сказать, что я задумала?.. Сказать?
— Ну… — Витька смотрел на ее остренькие прямые ресницы, и ему казалось, что они уколют его сейчас. До его слуха слова Саши доходили как-то приглушенно, будто через вату: «Я задумала организовать дворовый детский театр. Мы бы ставили маленькие пьесы… Ты слышишь меня?..»
— Что? — словно очнувшись, спросил Витька.
— Все о футболе своем мечтаешь? — с обидой сказала Саша. — Я говорю, могли бы ставить пьески. С Женей — такая круглолицая, красивая, знаешь? — я уже говорила. Она согласна. И другие девочки согласятся. А мальчишек, я знаю, как трудно уговорить. Во дворе, где я раньше жила, мы ставили одну детскую пьеску. Там роли мальчишек девочки играли. Вот если бы ты согласился участвовать в нашем театре, то и других мальчишек легче было бы уговорить… Ну, что ты молчишь?..
А Витьке снова чудилось, что ресницы ее вот-вот уколют его. В самый глаз уколют. Он отодвинулся к окну.
— Значит, не согласен? — огорченная его молчанием, спросила Саша. — Эх, ты!
— Почему? — машинально возразил Витька. — Может, и согласен…
— Ой, правда! — обрадовалась Саша. — Ну, смотри, только потом не отказывайся…
Автобус их сделал круг и остановился. Конечная остановка. Здесь им выходить.
Саша первая соскочила с подножки и сказала:
— Представляешь, какой театр можно организовать — чудо! В одном нашем доме сколько детей. А когда напротив дом заселят — ого-го! И артистов хватит, и зрителей будет — целый воз и маленькая тележка, как говорит мой папа!
Саша засмеялась и, размахивая портфелем, предложила Витьке:
— Побежим?..
Подарки
Черенок как в воду глядел. Вечером за праздничным столом — с тортом, конфетами и другими вкусными вещами — Семен Ильич, сияющий, нарядный, в белой нейлоновой рубашке, с почтением прочитал похвальную грамоту дочери, посмотрел дневник, а медаль положил на ладонь и поднял перед собой, словно взвешивая.
— Картонная, — сказал он многозначительно, — но довольно весомая. Я бы, например, такой наградой весьма гордился.
— Знаешь, папа, — не выдержав, оживилась Саша, — когда Митя повесил мне на шею эту медаль, я чуть не заплакала. Так было приятно. Может, еще оттого, что я совсем не ожидала…
— А такого ты тоже не ожидала? — Семен Ильич положил перед Сашей коробочку с часами.
Нина Васильевна с удивлением посмотрела на мужа. Тот перехватил ее взгляд и поспешил внести ясность:
— Ниночка, я не педагог. Однако я слышал, что в ваших кругах не поощряются подобные подарки детям. Возможно. Но все дело в том, что это никакой не подарок. Это самая обыкновенная и совершенно необходимая для каждого современного человека вещь. В конце концов, эти часы так и называются «Юность». И предназначены для молодежи, школьников. И стоят всего шестнадцать рублей. Итак, после всего сказанного, я надеюсь, что у строгой педагогики, а главное, у моих дорогих женщин никаких серьезных претензий ко мне не будет.
Нина Васильевна — кандидат филологических наук — лишь покачала головой:
— Ловкач ты, однако, у нас, папочка, и дипломат к тому же. — Она надела очки, взяла часы в руки. — Даже с секундной стрелкой… Что ж, носи, дочь. В общем-то, в педагогической науке на этот счет пока нет единого мнения.
Саша совсем не собиралась мучиться сомнениями педагогической науки, она поцеловала отца в щеку и тут же стала примерять часы на руку.
Ложась спать, она завела часы и положила их под подушку. Несколько минут, улыбаясь, она прислушивалась к частому, едва доносившемуся до слуха тиканью и думала об отце, матери — какие они у нее хорошие, добрые, как любят ее…
С тем же ощущением счастья и проснулась она. Вспомнила о часах и тотчас вновь услышала их четкий ритмичный звук, будто в них под тонкой металлической крышкой билось маленькое неутомимое сердце.
Саша достала часы — без двадцати минут восемь… А если точнее — без двадцати одной. М-м, да за эту минуту можно заправить постель. И пока секундная стрелка, подрагивая, обегала круг, Саша действительно успела вскочить с кровати, поправила простыню, застелила одеяло.
И уложилась в минуту. Даже быстрей, в пятьдесят семь секунд!
И эта, казалось бы, пустячная победа в состязании с тонюсенькой как иголка секундной стрелкой вызвала у Саши такую радость, что она прямо босиком отплясала самый буйный танец, на который была способна.
Вдруг Саша остановилась, пораженная новой мыслью: сегодня же первый день каникул! Первый час. Вернее, первая минута! А сколько впереди еще таких минут!
Она присела к письменному столу и, шевеля губами, принялась на листке бумаги перемножать цифры.
